Музыкант Василий Шумов: "Я двигаюсь в другую сторону от массовой песни"

Музыкант и лидер группы "Центр" Василий Шумов выпустил сольный альбом "Мой район через 30 лет". 25 сентября состоится презентация этой пластинки в музыкальном магазине "Дом Культуры", которую сможет посетить любой желающий бесплатно.

"Мой район" вышел в 1986 году и стал одним из первых электронных альбомов в СССР. Эту экспериментальную пластинку, ставшую первым сольником Василия Шумова, тогда уже возглавлявшего "Центр", музыкант записал на аппаратуре, установленной в его московской квартире.

Фото предоставлено Василием Шумовым

Накануне выхода новой сольной работы Василия Шумова журналист сетевого издания m24.ru Елена Ромашова поговорила с музыкантом о том, какой район он считает своим, почему его называют Нострадамусом и каков образ поклонника группы "Центр".

– Василий, вы выпустили альбом "Мой район через 30 лет ". Какие изменения произошли за эти годы?

– В силу жизненных обстоятельств я не жил все время в одном районе. Например, родился я в районе станции метро "Красносельская". Потом переехал на Сиреневый бульвар, а затем – на площадь Гагарина, место, которое раньше в народе называлось Калужской заставой. Теперь мой район – это Новый Арбат, бывший Калининский проспект и переулки вокруг него. Когда мне было лет семь, на меня огромное впечатление произвело появление этого проспекта. Я уже тогда своим детским сознанием понимал, что в Москву "пришла" Америка с ее небоскребами, широкими тротуарами, кафе, магазинами и звучащей повсюду музыкой.

Фото предоставлено Василием Шумовым

– Если говорить о какой-то ретроспективе, то вам вообще нравится, как другие музыканты исполняют ваши песни?

– Я считаю, что если кто-то записывает каверы твоих песен, значит, у тебя все получилось. Для меня один из показателей того, что я не зря сочинял, записывал эти композиции, что они интересны, как раз в том, что кто-то хочет сделать собственную версию. Кроме того, учитывая, что моя музыка не звучит ни по одному радио, нельзя сказать, что кому-то эти песни просто въелись в подсознание. То есть эти каверы делают совершенно искренне и осознанно.

– Мне вообще кажется, что вы свое творчество довольно свободно раздаете. То есть все ваши альбомы есть в свободном доступе, вы не скандалите из-за авторских прав. Это ваш осознанный подход?

– Я считаю, что у музыканта, автора другого подхода и быть не может. Дело в том, что любое произведение искусства включает несколько этапов. Начинается все с этапа какой-то концепции, идеи, обдумывания. Постепенно, например, музыкальное сочинение, начинает реализовываться, в том числе в виде записи. Сначала мы делали магнитофонные альбомы, потом наша музыка начала выходить на дисках, теперь она доступна в интернете. Но после этого существует еще один очень важный момент, который заключается в том, что произведение остается слушателю. В этот момент происходит некая магия – произведение начинает свою собственную жизнь. Вот сочинил я песню "Все наше навсегда" тридцать лет назад. Эта песня давным-давно живет собственной жизнью, ее цитируют, записывают каверы и так далее. То есть песня живет уже сама по себе без моего участия. И вот этот момент я считаю очень важным, хотя многие авторы о нем даже не задумываются.

Конечно, далеко не все песни становятся известными, но каждая из них должна иметь свою собственную судьбу. Я как автор уже сделал все, чтобы эта композиция существовала. А как бы последний этап должен быть предоставлен самому произведению и там уже как получится. Для этого, во-первых, любой желающий должен иметь доступ к этому произведению, во-вторых, произведение должно иметь какую-то удобоваримую форму для прослушивания. Музыка существует для того, чтобы ее слушали. А авторы, которые подходят к своему творчеству по принципу "собака на сене", просто не понимают сущности музыкального произведения.

– Я хорошо представляю себе фаната Сергея Лазарева или группы "Тараканы". А как выглядит среднестатистический поклонник творчества Василия Шумова и группы "Центр"?

– Не могу описать этого человека, настолько разных встречал персонажей за последние тридцать лет. Единственное, на что обратил внимание – все эти люди не относятся, что называется, к широким массам. Это какие-то индивидуумы, которые как-то приняли группу "Центр" и мои сольные альбомы. Причем сделали это исключительно исходя из собственных предпочтений, а не потому, что послушали в машине сто раз какую-то песню и она "записалась" им на подкорки.

В советское время было как: хочешь, не хочешь, но деваться некуда – придется слушать песни вокально-инструментальных ансамблей, поскольку они лезли изо всех щелей. Людям просто вдолбили в голову, что им нравится такая музыка, они и через тридцать лет на автомате продолжают слушать эти песни.

Фото из архива Василия Шумова

Я смотрел в Москве несколько матчей Чемпионата Мира по хоккею и удивлялся тому, какая музыка звучит во время игры – советские вокально-инструментальные ансамбли. Ужаснейшая музыка, несмотря на свеженькие аранжировочки. Хотя тысячи болельщиков, выросших на этом, воспринимали ее нормально. У "Центра" практически ни одна песня так широко никогда не звучало, а если и транслировалась по радио или телевидению, то в гомеопатических дозах.

– А вам никогда не хотелось сделать что-то такое массовое, чтобы из каждого утюга звучало?

– Я не сочинил ни одной песни с той мотивацией, чтобы ее все слушали, чтобы она звучала из каждого утюга. По-моему, это глупо и даже как-то мелко. Человек, действующий по такому принципу, находится в неправильном творческом состоянии. Наверное, он рассуждает в таком ключе: давайте сделаем такую колбасу, чтобы все ее ели и за ушами трещало, причем ели не только люди, но и коты, и собаки, и даже клопы. На мой взгляд, это в корне неправильно. У меня такого никогда не было. Более того, я стараюсь не повторяться ни в музыке, ни в текстах, ни даже в ощущениях, что делать крайне сложно. Так что я, наоборот, двигаюсь в другую сторону от массовой песни.

– Несколько лет назад вас журналисты прозвали Нострадамусом. Откуда это пошло?

– Я, разумеется, не Ванга и не Нострадамус и не занимаюсь никакими предсказаниями. Но получилось так, что люди стали обращать внимание на то, как смысл, содержание некоторых моих песен материализуется лет через десять-двадцать. То есть люди, глядя на мое творчество со стороны, делали такой вывод. Например, песню "Все наше навсегда" я написал в середине 1980-х годов, но получилось, всё, что в этой песне есть, присутствует в нынешней государственной политике в полный рост. Так что обнаружение "предсказаний" в моих песнях – это один из своеобразных аспектов анализа моего творчества.

[html][/html]
Видео: youTube/пользователь: satanas1111

– В принципе, многих писателей, поэтов и даже художников считали в какой-то степени предсказателями.

– У хороших поэтов, по моему мнению, есть, условно говоря, некие антеннки, с помощью которых они улавливают что-то из будущего и через свое творчество доносят это до аудитории. Через хорошую поэзию можно узнать, что нас ждет впереди, это доказанный факт. И наличие таких "предсказаний" в текстах отличает хорошего поэта от какого-нибудь рифмоплета.
Я не считаю себя поэтом, тем более хорошим, но, тем не менее, мое творчество во многом интуитивное, подсознательное. Я практически не пишу песни на злобу дня, но, как оказывается, люди в моем творчестве что-то такое находят и прислушиваются. А для автора это очень большое вознаграждение.

– А вы вообще верите во всякие тонкие материи, высшие силы и так далее?

– Когда начинаются разговоры или появляются книги на эту тему, это чаще всего попахивает каким-то мракобесием, над которым я, мягко говоря, всегда шучу. Мракобесов развелось видимо-невидимо: они и религию в это подмешивают, и патриотизм, и все остальное. При этом я считаю, что автор, образно говоря, имеет открытые душу и сердце. То есть он открыт как внешнему миру со всеми его социальными проблемами, политикой и прочим, так и какому-то другому измерению, тому, что мы называем внутренним миром. На мой взгляд, если человек сознательно старается жить либо в одном, либо в другом условном измерении, он себя ограничивает таким образом.

– Если говорить без мистики и эзотерики, а руководствуясь исключительно вашими обширными знаниями предмета: куда движется музыка, что с ней будет?

– Если говорить о музыкальной индустрии, то она абсолютно изменилась. Вернее, музыкальный бизнес рухнул, разрушен полностью. Многие известные музыканты посыпают голову пеплом, говорят, что больше никогда ни одного альбома не выпустят, мол, зачем себе в убыток что-то делать. Другие, наоборот, говорят, что это хорошо, ведь музыка мгновенно становится доступной всем. Раньше о таком даже мечтать не могли.

Фото из архива Василия Шумова

– Музыки очень много, она доступна. При этом нет яркой музыкальной вспышки. Почему?

– Как я уже сказал, музыкальная индустрия в том виде, в котором существовала последние несколько десятилетий, рухнула. Когда музыку стали продавать на физических носителях – пластинках, кассетах, дисках, было возможно формирование какой-то субкультуры. В этом смысле хорошим примером является панк, появившийся в середине 1970-х годов как музыка протеста. Это направление возникло в Великобритании в то время, когда процветали такие стадионные ансамбли как Genesis, Pink Floyd с их замысловатыми композициями, песнями по десять минут. Сотни тысяч зрителей приходили слушать такую музыку, а тут появился панк. Причем не просто музыкальное направление, а субкультура со своим стилем одежды, атрибутикой и прочим. Панки выражали протест против зажравшихся толстых котов – так они называли звезд-миллионеров. И это все произрастало из музыкальной индустрии, а не было организовано какой-то группой антисоциальных элементов из бедного района Лондона. В это включилось телевидение, радио, продюсеры, музыкальные издания. И это все разнеслось по миру, став международным музыкальным явлением. То же самое случилось с музыкой диско, техно. Все это произрастало из локального явления, но, попав в жернова музыкальной индустрии, обрело всемирный статус. Но такой индустрии больше нет.

Фото из архива Василия Шумова

Раньше, условно говоря, контрольный пакет всей этой музыки был в руках какого-нибудь крупного рекорд-лейбла. Теперь этого нет. Теперь каждый музыкант сам себе рекорд-лейбл. И стало довольно распространенным явлением, что группа создает свой собственный рекорд-лейбл, то есть держит контрольный пакет своего творчества и всего, что с ним связано, в своих руках. Кроме того, некоторые музыканты считают, что, поскольку есть Интернет, рекорд-лейбл вообще не нужен, свое творчество можно продвигать самостоятельно. И действительно: если у человека есть минимальные задатки предпринимателя, если он сам может продвигать свою музыку, то рекорд-лейбл ему не нужен. Поэтому музыкальный бизнес сейчас находится в гибридном состоянии, когда одновременно существуют новые появляющиеся лейблы, а также старые, которые переформатировались и остались на плаву. Например, у меня до сих пор есть лейбл "Союз" и альбомы "Центра", и мои сольные пластинки выходят на нем. Там организовано все таким образом, что наша музыка одновременно попадает на различные цифровые площадки, которые потом мониторятся. И музыка таким образом пристроена.

– Понятие русский рок еще актуально или оно уже нивелировалось?

– Нивелировалось вообще значение слов, практически всё в языке. То же самое и с русским роком. Если включить "Наше радио", то там по стилю звучит музыка шансон. Хотя эти ансамбли называют себя рок-группами.