Сергей Собянин: уникальный цифровой сервис "Техномаркет" заработал в МосквеПрозвище Андрея Виленского – Блэки – в свое время стало чуть ли не нарицательным – как символ того водоворота насилия, в который тусовка московских толкинистов погрузилась в конце 1990-х – начале 2000-х. Внутри ролевого сообщества начали зарождаться фехтовальные и реконструкторские клубы, а их представители объявили настоящую охоту на "дивных эльфов" в плащах из занавесок, которых они презрительно обзывали "толчками". Методы воздействия при этом варьировались от безобидных и унизительных (вроде принудительного купания в фонтане у памятника Ленину на "Октябрьской") до нанесения весьма серьезных телесных повреждений и ножевых ран.
Фото из архива Андрея Виленского
Однако ошибкой было бы воспринимать этих людей исключительно как гопников от толкинизма, ведь в то же самое время именно они прилагали немалые усилия для развития ролевых игр и исторической реконструкции. Достаточно бросить беглый взгляд на регалии Андрея: трехкратный чемпион Москвы по историческому фехтованию, первые места на турнирах "Зиланткона", "Волкона" и на турнире по дуэльному фехтованию "Золотая шпага". Список, внушающий уважение.
M24.ru поговорило с ним о том, за что реконструкторы избивали "толчков" 14 лет назад и почему ролевая тусовка в этот момент свернула куда-то не туда.
– Начнем с нашего стандартного вопроса о том, как ты попал на "Эгладор". Впрочем, в данном случае он будет далеко не праздным, поскольку ты по образованию юрист, а юристов среди толкинистов и ролевиков тогда было довольно-таки мало, все же тогда это не считалось престижным хобби, и вообще косились как на сумасшедших – "палками размахивают"...
– Ну, когда я попал – я еще не был юристом, я учился в 9-м классе хорошей цивилизованной школы-гимназии, где у меня была подруга Юля Михайлик, с которой мы много общались. И в какой-то момент она в разговорах стала упоминать о том, что ездит на некий "Эгладор". Я спросил: "А что там люди делают?" И Юлька ответила, что там общаются, поют песни и фехтуют на мечах. А к тому моменту я уже давно и плотно интересовался фехтованием.
– А откуда такой интерес?
– Началось все с военно-исторической миниатюры, с маленьких солдатиков в масштабе 1:72, которых я увлеченно раскрашивал. Через это возник интерес к истории военного костюма, к воинскому снаряжению, к оружию, ну и, собственно, к фехтованию.
Информации тогда было очень мало, интернета никакого не было, и какие-то вещи удавалось добыть только благодаря тому, что у меня папа был видным историком и можно было по его рекомендации попасть в библиотеку Института истории РАН, где можно было увидеть нужные мне книги, например, того же Кирпичникова (автор книг "Древнерусское оружие", "Снаряжение всадника и верхового коня на Руси IX–XIII вв." – прим. M24.ru).
Еще у меня были ужасающего качества фотокопии какого-то учебника по фехтованию. Сейчас я понимаю, что речь шла о кэндо (яп. 剣道, современное японское искусство фехтования, ведущее свою историю от традиционных самурайских техник владения мечом). Ну и, естественно, в те времена был очень популярен сериал "Горец" с Эдрианом Полом в главной роли – там все тоже крутилось вокруг катан и фехтования. И в один из четвергов я, замотав свою деревянную палку в какую-то тряпку, отправился на "Эгладор"...
– В каком году?
– Осенью 1996-го. Октябрь-ноябрь где-то.
– У тебя бокен (деревянный тренировочный меч) для кэндо был? Или просто палка?
– Это была самая обычная палка, формой и длиной похожая на катану. Как и положено, у нее была ручка, замотанная синей изолентой, а в качестве гарды у нее было кольцо от лыжной палки. Вот с ней я туда приехал, пофехтовал и понял, что я чего-то умею, особенно на фоне большинства местных "эльфов".
– Так ты все-таки занимался где-то до этого или нет?
– Да нет, все сам, дома – методом "бой с тенью". Что-то смотрел по этому учебнику… Конечно, толком я не умел ничего, но этого "ничего" с лихвой хватало на тех, кто не читал даже такие учебники. Меч мой, конечно, в первый же день сломался, и, посмотрев на людей, я понял, что правильный вариант – это клюшка.
В следующий раз я приехал уже с мечом из клюшки и с тех пор в течение полутора-двух лет я не пропустил ни одного "Эгладора" и ни одного "Мандоса" в Царицыне...
Фото из архива Андрея Виленского
– А на свою первую ролевую игру ты когда попал?
– На самую первую свою игру – однодневку – я попал в 1998 году. Это было где-то в парке в районе Бутово, а сюжет я даже уже и не помню. Просто какая-то нелепая однодневная игра. Причем ситуация тогда была такая, что про игры тоже никто толком не знал, что там происходит: никто толком не знал, что там можно, что нельзя – никто толком не знал, и из-за этого, например, в 1998 году я не поехал на "Волков Одина", поскольку решил, что выгляжу недостаточно хорошо для того, чтобы поехать на ролевую игру по Скандинавии.
Потом, посмотрев видео и фотки оттуда, я понял, что это была нелепость, конечно... А первая внятная крупная игра, на которую я собрался и поехал, – это Хоббитские игрища в 1999 году. Там же зародилась и наша команда, которая тогда еще называлась "Мародеры": Блоп, Никита Альтман, Кузьма Рыжий, Костя Кадайра и Сережа Мавр.
– А какая из твоих ролей тебе больше всего запомнилась?
– Игра "XVI век: Шаг в бессмертие", а роль... Это была роль моей мечты! Ну то есть у меня было другое игровое имя, но по факту я был Кортесом. Там был крутяк, там было клево! Был отличный коллектив, и игровые дни были до отказа насыщены действием. Ну а мне удалось максимально воплотить своего персонажа, потому что эта роль была близка к тому, как я себя внутренне ощущаю.
– Когда ты только пришел на "Эгладор" – какими были первые впечатления?
– 14-летнему пацану все это, конечно, показалось попаданием в некую сказку. Было клево. К тому же Нескучный сад для меня – это хорошо известное место, где я много гулял с отцом, почти родной район. Я этот сад знаю как свои пять пальцев. Было много людей, таких же, как я, только рожи незнакомые. Кто-то пел под гитару, кто-то фехтовал – все это было очень интересно. Ничего такого раньше я в своем противоречивом мире не видел… Все это мне очень понравилось, а самое главное – понравилось, что можно фехтовать...
– А в какой момент отношение ко всему этому вдруг начало резко меняться от ощущения общности в сторону критики и полного неприятия?
– Наверное, где-то в начале 2000-х, когда я занялся уже серьезной реконструкцией. В этот момент возникло такое ощущение, что вот мы занимаемся годным и правильным делом, а на виду – толкинисты, люди, которые введут себя странно, нелепо и зачастую эпатажно, нас судят по ним, и необходимо от этих людей каким-то образом решительно отмежеваться.
– Ну и отмежевались бы, бить-то зачем? Есть же те же самые реконструкторы наполеоники, которые каждый год устраивают свои маневры на Бородинском поле, их чуть ли не по телевизору в прайм-тайм показывают, и они почему-то никого не бьют.
– Показывают, да. Но в начале 2000-х еще никого и ничего не показывали. Ну то есть, может быть, и была пара передач, но ни широкая общественность, ни сама тусовка тогда еще об этом ничего не знали. Потому что невозможно было в условном "фэйсбучике" получить и распространить ссылку на "Ютуб": "Вот про нас показали сюжет".
– Дело именно в невнимании прессы к вам, реконструкторам?
– Не то чтобы в невнимании прессы, а просто хотелось, чтобы человек, занимающийся реконструкцией, то есть хорошим и правильным делом, а это не только восстановление истории но, скажем, и физподготовка, у нас были вполне серьезные тренировки…
Чтобы, ну, скажем так, обозначить свое отличие от этих людей из Нескучного, свою элитарность. Сложно это вот так вот точно сформулировать, но просто хотелось, чтобы о нас не судили по ним. А на виду были именно они, они больше лезли в камеры и так далее. И вообще это известный тренд наших масс-медиа – что если есть пять уродов и пять нормальных людей, то поскольку людям интереснее смотреть на уродов, то покажут именно их.
– А вы кого конкретно реконструировали? Насколько я слышал, вы монголами занимались.
– А все подряд из Средневековья. Понятно, что тогда была популярна прежде всего Древняя Русь. А монголами я увлекся совершенно случайно. Однажды я собрал себе кожаный доспех-ламелляр (доспех из сплетенных между собой шнуром пластин). Он был мне нужен, поскольку я никогда не отличался особо богатырской комплекцией и мне нужна была легкая броня, которая при этом обеспечивала бы еще и хорошую защиту.
Мой ламелляр, кроме всего прочего, еще и хорошо выглядел и вообще был клевой штукой. Ну и захотелось к нему подобрать еще и правильный шлем, подходящий щит – ну а дальше все пошло по накатанной. Заинтересовался монгольским и восточным костюмами, прочитал Плано Карпини и прочий материал.
Монголов на тот момент почти никто не делал, только ребята Славы Хабарова, но они – татары. Им, как говорится, положено. А в Москве монголами заниматься начал я первый, потом еще присоединились несколько ребят из клуба "Семаргл": Валя Румянцев, Саша Добринский и кто-то там еще. Ну и нас было очень мало. Опять же с мастерами была проблема: все умели делать скандинавский шлем-"сову", а монгольский – никто.
– Ладно, с монголами понятно. Давай вернемся на "Эгладор", а заодно и к предыдущему вопросу. Допустим, вам резко разонравилось то, что там происходило, – ну так ушли бы в другое место, приглашали бы туда знакомых телевизионщиков, договаривались бы с муниципалитетами о показательных выступлениях на праздниках – чем не способ привлечь внимание к реконструкции?
Выступления – все это происходило и так, а что касается ухода из Нескучного, то дело было в том, что мы тоже считали это место своим.
– Но все-таки "Эгладор" был местом тусовки для ролевиков и толкинистов…
– Что значит "ролевики"? Мне непонятен этот термин. Если я занимаюсь реконструкцией и фехтованием, но при этом езжу на ролевые игры, то я тогда кто?
– Ну, это зависит от того, как ты сам себя воспринимаешь, наверное…
– Я считаю себя в том числе и ролевиком. Я считаю, что человек, который ездит на ролевые игры, вне зависимости от того, чем он там занимается в остальное время: бизнесом, историческим фехтованием или практической стрельбой – он ролевик и есть.
– Вот ты говоришь: "чтобы привлечь внимание к нам, а не к ним", а нет ли тут противоречия? Ведь те действия, которыми вы пытались отмежеваться от большинства толкинистов – они стояли, давай уж скажем честно, на грани откровенного криминала, а иногда и за ней. Доводилось слышать и о нанесении телесных повреждений, и даже о поножовщине, массовые драки и чего там только не было. Но разве это не привлекало внимания именно к толкинистам – "посмотрите, что у них там творится, какой кошмар"?
– Не пойман – не вор (смеется). Не буду врать, мы в этот момент о таком попросту не думали. А сейчас, оглядываясь на 15 лет назад, – ну что, факт остается фактом: нас не заметили и к ответственности не привлекли. Всем было по фигу, а особенно, подчеркну, правоохранительным органам. Ряд всех тех кошмаров, о которых ты упомянул, происходил метрах в трехстах от ГУВД на Житной улице, и, в общем-то, все были в курсе, и всем было на это наплевать.
Тут еще надо понимать такую вещь: многие люди из тех, кто в те времена и до этого посещали "Эгладор", отличались достаточно откровенной антисоциальностью.
– В каком смысле антисоциальностью?
– Сейчас поясню. Ну вот мне, например, кажется достаточно диким допить бутылку и разбить ее в парке, где ты тусуешься. Учитывая, что я в Нескучном саду гулял с отцом с пяти лет, я воспринимал это место как мой парк. Вот прямо "мой" – и все, а в моем парке бить бутылки не надо.
То есть начиналось в том числе с этого. Причем не было вот такого – что прямо сразу нападали и приступали к уничтожению несчастных толкинистов. Изначально была мысль со всеми договариваться. Потому что, ну вот мне так кажется, что когда человек разбивает бутылку в парке, то он должен понимать, что, в принципе, поступает не очень хорошо.
И поначалу были попытки как-то коммуницировать: увещевать, объяснять, договариваться. Но, к сожалению, большинство людей лучше всего воспринимают исключительно насилие.
Фото из архива Андрея Виленского
– Хорошо, но вот, допустим, после ухода "стариков Эладора", когда возник некий вакуум власти, почему вы не встали на это место и не сказали: "Так, ребята, мы теперь отвечаем за это место, мы не хотим, чтобы нас отсюда выгнали, мы хотим, чтобы это место было для всех, кто интересуется ролевыми играми и реконструкцией, вот правила, давайте их соблюдать"? Почему вы не написали моральный кодекс толкиниста? И следили бы за порядком, но уже по правилам, а не по праву сильного.
– Честно говоря, никому это было не надо – раз. А во вторых, мы и так играли роль местной власти. Например, когда "Эгладор" переезжал на Лысую гору (холм рядом с Андреевским монастырем) и там начались разборки с местными, то оставались с ними драться, а в случае чего и пить водку одни и те же люди, всей тусовочке известные, – и это были мы плюс еще некоторое количество достойных мужчин.
К тому моменту мы уже были достаточно взрослыми и достаточно слаженной командой, при этом были отчаянными и были готовы в любой момент без проблем подраться с применением любых подручных средств. Благодаря этому нами было пресечено изрядное количество "левой" агрессии в адрес "Эгладора". Так что хоть нас никто и не назначал и никаких петиций не подписывал, но властью, вернее – силовой ее частью, на тусовке были именно мы.
– Но в итоге со стороны у многих создалось впечатление, что отношения уже внутри "Эгладора" эволюционировали в сторону взаимной жестокости. Все разделились на кланы по принципу "прильни к тем, кто сильнее и избивай того, кто слабее". И кончилось тем, что тусовка распалась на взаимно озлобленные группы, а оставшиеся пошли пить пиво и махнули на все это рукой.
Ты знаешь, это в принципе нормальная эволюция любой тусовки неформалов. Пока людей мало – между ними возникает взаимная приязнь на почве общих интересов и общей движухи. Куча народу друг друга лично знает, а если и не лично – то знает по принципу "это не мой кореш, но его привел Вася, а с Васей мы вместе пили".
Потом "Эгладор" начал достаточно резво расти, при этом туда намешалось немалое количество людей, не имевших отношения ни к фехтованию, ни к ролевым играм. Балласт, которому хотелось в основном побухать пивасика, поорать песен и облапать какую-нибудь "эльфийку" в кустах. Чисто проходные, одним словом, люди, которые никакой роли в тусовке не играли.
– А сейчас остались какие-то уличные сборища толкинистов?
– Насколько мне известно – нет, если не считать остатков "Эгладора". Народ в основном фехтует и тренируется по клубам. По теплому времени года бывают спорадические выхлопы на той же Болотной, но в целом уже ничего не осталось.
– А не кажется ли это неким откатом назад? Все-таки "Эгладор" – он давал немало возможностей: ты приехал, научился фехтовать, познакомился с нужными людьми, затем сколотил свою команду на игру, создал свой клуб, а сейчас все это как, только через интернет?
– Фактически да. Ну что ж, новое время – новые правила.
– А расскажи про "Поганище" под памятником Ленину на "Октябрьской". Там-то вы какую высшую справедливость восстанавливали?
– "Октябрьская" была уже просто местом, где можно было клево потусить. Это как некий дружественный кабак, куда ты приходишь, и там есть куча людей, с которой можно встретиться в одно время и в одном месте.
– А там откуда насилие пошло?
– Ну как – центр города, многие люди вели себя, значит, асоциально (смеется). Все то же самое. Часть тех граждан с "Эгладора", которые не растворились в истории и не рассосались, потом стали тусить на "Поганище" и перенесли туда все те же самые свои пороки.
– Ну, хорошо. Вот кто-то повел себя асоциально, бутылку там разбил или еще что-то. Но драки в центре Москвы, том числе с применением "розочек" и ножей – это разве не асоциальное поведение?
– Нет, это насилие, необходимое для того, чтобы сделать место своего пребывания хорошим и комфортным.
– Это с твоей точки зрения. А с точки зрения окружающих, прохожих и сотрудников милиции оно в результате выглядит еще более асоциальным. Разбитую бутылку наутро уберет дворник, а вот когда кому-то "розочку" из этой бутылки в глаз сунули – то это уже уголовное дело.
– Да, но гражданам было на это плевать, органам правопорядка было тоже плевать, да и нам, в общем-то, тоже, честно говоря. Вот я могу привести пример со своим подъездом.
Когда я заселился в новый дом, у меня квартира была на восьмом этаже, а на пятом прописались варщики "винта" (наркотик кустарного изготовления). Ну и люди валялись там прямо на лестничной клетке со шприцами в венах.
Я раз милицию вызвал, два, потом сам сходил поговорить. А потом мне все это надоело, мы пришли с парнями, все у них разломали, а их самих отлупили. Теперь у меня на пятом этаже цветы, ковры – и никаких варщиков "винта".
Да, наверное, с какой-то точки зрения это все со стороны выглядело плохо, асоциально, и, возможно, эту проблему надо было решать как-то по-другому. Но зато теперь в моем подъезде царят тишина и спокойствие и все соседи знают, что я в случае чего могу навести порядок. Вот, собственно, и все.
– Но ведь на "Октябрьской" порядок так и не навели…
Сейчас там никто не бьет ни людей, ни бутылки. Прекрасные люди, все общаются, все хорошо, и за последние два года я там только одну драку помню, опять же из-за того, что человек нажрался и бузил.
Фото из архива Адрея Виленского
Вообще все почему-то припомнают нам какие-то злые вещи, но совершенно не помнят о том добре, которое мы привнесли в тусовку. Например, именно мы с Октябрьской повывели скинхэдов.
– О, как! Расскажи!
– Есть на тусовке такой чувак – Ваня Азазелло. И вот как-то раз его порезали, семь ножевых в спину навтыкали. И когда мы его грузили в скорую, Ваня в полубессознательном состоянии успел прошептать: "Скины". Ну, мы собрались и вломили им. А потом, в следующий раз, снова собрались – и снова вломили, и так до тех пор, пока они не перестали там появляться. Но это так, мелочь...
– А что было из крупного?
– Ну, например, именно мы начали первой возить в Москву текстолит, чем обвалили цены и дали возможность большинству толкинистов обзавестись орудиями поприличнее "клюшки на пенсии". Из текстолита можно было делать всякие шпаги и сабли, что резко повысило общий уровень фехтовального мастерства. Это раз.
Вот тебе два: мы основали "Баярд" – лучший и успешно тренирующий молодежь фехтовальный клуб страны. Три – мы с Никитой Альтманом создали дуэльное фехтование, вид спорта, которым сейчас занимается куча народу. Во всех регионах ныне проводятся большие соревнования и турниры, и этому положили внятное начало именно мы.
Фото из архива Адрея Виленского
В 2005 году я спас от разгона самую крупную в истории российского ролевого движения игру "Ведьмак – нечто большее". Там возникли проблемы с властями, и я отправился на переговоры, где, благодаря своему юридическому образованию и навыкам переговорщика, успешно решил все вопросы.
Вот почему-то обо всем этом вообще никто не помнит.
– А сам-то ты о старых временах вспоминаешь с ностальгией или с омерзением?
– Не-не-не, клевое было время. Было круто!
