Сергей Ильин: "Написать смешное и легкое гораздо труднее, чем что-то мрачное"

Фото: m24.ru/Владимир Яроцкий

Сетевое издание m24.ru продолжает серию интервью с переводчиками. Ранее собеседниками издания стали Виктор Голышев, Елена Костюкович, Максим Немцов и Александр Богдановский.

В этот раз наш корреспондент встретился с Сергеем Ильиным – переводчиком Стивена Фрая, Владимира Набокова, Джозефа Хеллера, Марка Твена и многих других. Он рассказал о том, какую книгу всегда мечтал перевести, об открытии англоязычного Набокова и феномене "Гарри Поттера".

– Первые книги, которые вы переводили, – это был Набоков. Как его англоязычные произведения попали в то время вам в руки?

– У меня была (и есть) хорошая знакомая, которая работала преподавателем в Институте иностранных языков – я говорю "знакомая", поскольку у слова "друг" нет женского рода. У нее имелась неплохая маленькая библиотека. Однажды ей предложили обучить русскому языку группу американских студентов, а те, вылетая, купили в книжном duty free книги, связанные с Россией, чтобы, сидя в самолете, понять, куда их несет. И один из них – видимо, самый сообразительный – купил роман "Пнин". Уезжая, они все это оставили моей знакомой. Таким образом ко мне в руки попала эта книга.

К тому времени "русского" Набокова я хорошо знал благодаря самиздату, а тут прочитал совершенно другой роман – как будто другого писателя. Я начал рассказывать о книге своей жене, но понял, что ничего у меня не выходит, и решил его перевести – для жены.

Вообще по образованию я физик-теоретик, кандидат наук. Общая теория относительности, квантовая физика, гравитация… Переводу отродясь не учился, и у меня даже представления о том, что существует англо-русский фразеологический словарь, тогда не было. Половину идиом просто в лоб переводил.

– Можно сказать, что все началось с любительского перевода...

– Абсолютно. Да и для кого я мог переводить – это был 1983 год. Потом мне друзья и знакомые стали приносить другие книжки Набокова, и я пошел дальше.

Один из моих товарищей занимался тем, что профессионально чинил ксероксы. А по нормативам после ремонта ты должен через исправленный аппарат прогнать 200 страниц. Вот он мои переводы и прогонял и сам переплетал. И они стали потихоньку расходиться по Москве и Петербургу. Но фамилию свою я там не указывал, потому что визиты "искусствоведов в штатском" мне совершенно не улыбались. Из-за этого, к слову, меня два года искало издательство "Северо-Запад", а точнее Саша Кононов, который хотел эти переводы опубликовать.

– В своем эссе "Моя жизнь с Набоковым" вы писали, что эти первые переводы высоко оценил Фазиль Искандер. Как они у него оказались?

– Это был 1989 год, пушкинский юбилей. И Фазиль Абдулович напечатал в журнале "Юность" небольшое эссе о всеотзывчивости Пушкина. А я к этому времени перевел три романа Набокова, занимался четвертым, и друзья мои переводы хвалили. Но я начал сомневаться в том, что занимаюсь настоящим делом – нужно было профессиональное мнение.

И прочитав про всеотзывчивость, я написал в "Юность" письмо Искандеру. Спустя неделю он мне позвонил и сказал: "Приносите. Что у вас есть?". Я ответил, что перевел романы "Пнин", "Себастьян Найт", "Под знаком незаконнорожденных". "Пнина" Искандер читал, поэтому попросил принести последние два.

Я приехал к Искандеру, мы поговорили, и я оставил два перевода. А после этого начались дела фантастические. На следующий день вечером он мне позвонил и сказал: "Спасибо за хорошее чтение". После этого мне стало понятно, что я в перевод все-таки не пописать забежал. Фазиль Абдулович пытался пристроить эти мои творения в "Новый мир" и "Юность", но ничего не вышло.

Потом мы с ним еще пару раз пересекались на всяких мероприятиях. Например, на первом в Москве вечере, посвященном поэзии Бродского. Он тогда только-только Нобелевскую премию получил. Длительных отношений у нас не сложилось, я все-таки был мальчишкой по теперешним моим понятиям. Мне было 40 лет с хвостиком, а он – Фазиль Искандер.

Фото: m24.ru/Владимир Яроцкий

– По каким причинам не удавалось опубликовать переводы? По идеологическим? Ведь был уже 89-й год, появилась относительная свобода уже.

– Да, свобода был объявлена, но не обретена. Первое, что было издано, – "Защита Лужина", в замечательном журнале "Москва", который Солженицын назвал "трупоедкой". Они также напечатали "Мастер и Маргариту" в усеченном варианте. Просто эти ребята были настолько свои для идеологического отдела ЦК, что заподозрить их в каких-то страшных задних мыслях не представлялось возможным. Им, в общем, разрешалось.

Потом вышла "Машенька" в журнале "Литучеба", но переводной Набоков не публиковался. В итоге первым оказался журнал "Урал" из Екатеринбурга (тогда Свердловска). Как раз благодаря этой публикации Саша Кононов меня и отыскал. Он мне позвонил в 1990 году из Питера и на следующий день приехал в Москву, и мы подписали договор на первый томик, где было три романа.

– В одном из интервью вы назвали себя "бывшим переводчиком Набокова пиратского периода"…

– А это Дмитрий сказал так, сын Набокова. Тот же Саша Кононов и другие издательства печатали Набокова – и русского, и переводного. Но ведь все это накрыто авторскими правами. А мы к тому времени ни одной конвенции еще не подписали, и книжки издавались без разрешения держателя прав. И Дмитрий был очень этим недоволен. Уже пятитомник "Американский период Набокова", который вышел позже, был легальным. Однако теперь и он не переиздается, потому что было заплачено за определенный срок.

Дмитрий потом объявил что-то вроде тендера, который выиграла "Азбука". Но по условиям тендера фамилию переводчика называет Дмитрий. А я попадал то в фавор, то в полные недотыкомки (в них в конечном счете и остался), да еще и имел неосторожность сказать что-то в адрес Дмитрия в связи с публикацией "Лауры". И он написал тогда, что Ильин сказал такую глупость, потому что понимает, что никогда не будет переводить Набокова. И правда не буду! Я уже все перевел. После его смерти, как ни грустно это говорить, начались какие-то переиздания: "Ада", "Под знаком незаконнорожденных", "Арлекинов" издали в двух переводах.

– А вам кажется правильным, когда одно произведение существует в нескольких переводах? Не будет у читателя путаницы?

– Обязательно будет! Вроде бы издательство "Эксмо" умудрилось приобрести эксклюзивные права на Фицджеральда. Примерно год назад они попросили меня перевести два романа: "Великий Гэтсби" (в котором я не обнаружил никакого "величия" и переименовал в "грандиозного") и "Ночь нежна". В мае этого года я закончил перевод, меня еще к тому же и торопили. Но за то время, что я этим занимался, успело выйти три или четыре перевода "Гэтсби". По последним сведениям, мои книжки выйдут в сентябре. Покупателю такое обилие переводов без надобности. Будет он разбираться, кто перевел…

Но поскольку я мэтр – у меня есть удостоверение "мастер художественного перевода", московские книжные магазины указывают у себя на сайтах мою фамилию, что, впрочем, тоже не всегда бывает.

С другой стороны, лет пять назад по заказу одной безобразной организации "Ридерз Дайджест" я перевел две любимые книжки: "Приключения Тома Сойера" и "Приключения Гекльберри Финна". Они до сих пор продаются, но поскольку "Дайджест" распространял их только по почтовым заказам, то никто о них и не слышал. Недавно я посмотрел в интернете, что с ними происходит, в электронном формате эти книжки предлагают. Но отмечено – перевод Ильина.

– Максим Немцов в интервью m24.ru говорил, что вы много лет собирались перевести эти книги…

– Да нет, я и не думал, что буду их переводить… Но это было предложение, от которого невозможно отказаться. Я обнаружил, что переводов "Тома Сойера" семь или восемь. И кто только этим не занимался! Вот попробовал и я. Посмотрел на днях первую главу "Гека" – хорошо, смешно. Это ведь книжка детства.

Сейчас я перевожу большую и тяжелую книгу – "День независимости" Ричарда Форда. А заниматься Фордом более трех-четырех часов невозможно. Два романа его перевел, из которых второй был началом трилогии.

А вообще мечтой-идей была "Уловка-22". Но она, к сожалению, надолго куплена каким-то издательством…

Фото: m24.ru/Владимир Яроцкий

– "Уловку" Хеллера необходимо переводить заново? В последние годы ведь этот роман издают в другом переводе – "Поправка-22".

– Первый перевод был опубликован издательством Министерства обороны СССР с предисловием Сергея Михалкова, где объяснялось, что Йоссариан – патологический трус и поэтому не хочет воевать с фашистами. Роман был урезан, выпали большие сцены. Там было два переводчика, и именно этот перевод знаменит, его часто упоминают на курсах переводчиках.

В романе есть персонаж, капитан, по-моему, занимает определенный пост в эскадрилье. И у него две фамилии. Ну, скажем, Харт и Херт, не помню. Я тогда думал: вот какой роскошный фокус Хеллер придумал. А потом выяснилось, что редактор не свел фамилии, которые дали ему два переводчика.

Надо или не надо переводить снова… Ну вот Гриша Кружков взял и перевел "Короля Лира"...

– Просто существует ведь произведение в классическом переводе. Для вас как для опытного переводчика есть какой-то список правил, которые позволяют перевести книгу заново?

– Для меня тут правило одно – хочется переводить или нет. Вот я сейчас перевожу один роман для себя, написан в 1947 году – меня на свете еще не было. Это "Слон и кенгуру" Теренса Уайта. Другая книжка – первый роман Бигля, написанный в 19 лет, в 1957 году. Кому из издателей сейчас это нужно? Я перевел "Слон и кенгуру". У меня в Facebook есть 200 френдов, предложил им. Человек 30 желающих нашлось, я им разослал.

– Неужели это настолько неинтересно издателям? Из того, что вы переводили и не публиковалось: Кутзее, Рот… Авторы знаменитейшие.

– С Кутзее как-то непонятно вышло. Издательство его заказало, но тем временем держатели прав (литературные агенты) вдруг потребовали, чтобы три романа были изданы одним томом. А издатели хотели разбить на книжечки. На том все и застряло. Года четыре уже прошло.

– А вы сами никогда не предлагаете издательствам свои переводы? Или готовые переведенные тексты редко берут?

– Не считая Набокова и еще кой-чего, я, что называется, для себя почти не переводил, только теперь начал – долги себе самому отдавать. Поэтому не предлагаю. Поэтому и еще потому, что когда-то сформулировал для себя гордый принцип: "Мы не ищем, нас ищут". У издателей есть далеко идущие планы, выстроена стратегия продаж и так далее, на фиг им мои предложения.

Вот Саша Кононов в издательстве "Симпозиум" иногда позволяет себе издавать книжки, которые ему очень нравятся. Он заказал мне две: "Как заблудиться в Ирландии" и "Как заблудиться в Шотландии". Юмористические путеводители, с перевранными фактами, картинками и так далее. Я их перевел, но из-за кризиса неизвестно, когда они выйдут. Это уже в третий раз. После первого я сказал себе: "Хана, квакнулся твой Набоков". После второго пошел работать ночным сторожем, заодно и "Аду" переводил.

К тому же я не слежу за мировой литературой. Мне предлагают что-то перевести, я смотрю, что это такое, и либо соглашаюсь, либо отказываюсь. Другое дело – что бы ни написал Стивен Фрай, его издательница и мой друг Алла Штейнман присылает мне. Вот тут и разговоров нет – надо переводить.

Фото: m24.ru/Владимир Яроцкий

– Когда вы начинали переводить Фрая, были уже знакомы с его творчеством?

– Я думаю, что мог знать его по "Дживсу и Вустеру" как актера. И по фильму "Уайльд". Первое, что я переводил – это роман "Теннисные мячики небес", который мне, честно говоря, особо не понравился. Ну "Граф Монте-Кристо" – да, хороший финал, отличается от книги Дюма. Но дальше мне дали переводить "Гиппопотам", и это было попадание в точку. Тут я сразу понял – мое!

– А чем это ваш автор?

– Тем, что у Набокова было названо мироконцепцией. Отношением к жизни, совершенно замечательным юмором, толикой цинизма.

– Вы ведь еще переводили Вуди Аллена. Насколько их отношение к жизни, их юмор схожи?

– Никогда не думал об этом, но, пожалуй, скажу, что схожи. Фрай очень хорошо знает Америку и любит ее, много раз там бывал, мюзикл его ставился на Бродвее. Но ни одного упоминания о Вуди Аллене в текстах Фрая нет. Это как с Толстым и Достоевским. Их много раз пытались познакомить, было два случая, когда они оказывались в одном зале. Первый узнавал о том, что второй тут, и делал ноги. Хотя и тот и другой говорили, что хорошо бы встретиться, поговорить.

Оба видимо понимали, что писатели они не маленькие и, может быть, останутся навсегда. И друг про друга это понимали. Этакое ощущение внутреннего соперничества.

– А когда литература для писателя не основное занятие, для тех же Аллена и Фрая – это два разных человека?

– Нет, конечно. Не думаю, что такое возможно, в принципе.

– Тут хочется вспомнить Набокова, хотя, наверно, это неудачный пример. Мне кажется, Набоков-поэт – это во много другой писатель.

– Там просто уровни дарования разные.

– Вы упоминали, что роман "Пнин" стал для вас открытием после русского периода творчества Набокова. То есть русский и англоязычный Набоков – два разных Набокова?

– Два разных языка, культура другая и все остальное. Стилистические принципы как были, так и остались. Другое дело, что он ушел в то, что сейчас можно было бы с натяжкой назвать фэнтази. Потому что в "Под знаком незаконнорожденных" есть некие странности, не говоря уж о "Бледном пламени" или "Аде". Он в большей степени стал придумывать тот мир, который описывал. Вплоть до "Арлекинов", где и самого себя совершенно другого придумал. В героя этого романа, у которого только инициалы и есть (ВН), имя он и сам после удара забыл, Набоков ссыпал все гадости, какие о нем говорили и писали.

Я думаю, Набоков с барским презрением относился к миру, который его окружал. В последние годы, когда он, по его же словам, "перешел на содержание 12-летней девочки по имени Лолита", внешний мир, вернее, отношение этого мира к нему стало Набокову неинтересным.

Фото: m24.ru/Владимир Яроцкий

– Как вы относитесь к таким книжкам, как "Недоподлинная жизнь Сергея Набокова"? Это ведь такая игра на известном имени, чтобы заманить читателя…

– Да это у нас только. А в Штатах… Какой еще Набоков? Мне кажется, там мало кому известно из широкой читательской массы, кто такой Набоков. Книжка и книжка. Вранья там хватает. Особенно в том, что касается Петербурга.

Когда я переводил ее, то предложил издателям такую штуку: сопроводить каждую "клюкву" развесистой сноской, которая объясняла бы, в чем здесь автор наврал. Я их даже сочинял – довольно язвительно. Простой пример: один из героев сообщает, что у него есть большое имение под Днепропетровском. Разговор происходит в 1914-м. Сергей отвечает ему, что не знает, где это. Оно и понятно, ведь Днепропетровском он называется с 1926 года, а до того был Екатеринославом.

Спустя недолгое время я переводил роман "Танцовщик" о Нуриеве. Там тоже Петербург. Но автор, готовясь к роману, завербовался на год преподавателем английского языка в Питере. Он год там прожил, успев съездить в Архангельск и другие города. И оплошностей в тексте почти нет.

– По каким причинам вы можете отказаться от перевода?

– Например, мне присылают на выбор четыре книжки, понятное дело, что я все их не читаю. По десять часов в день перевожу, еще и читать я вам буду. В общем, просматриваю присланные тексты, потом читаю критику в интернете и, как правило, понимаю, что вот то и то – нет, не надо.

– Я к чему этот вопрос задал. Что вас заинтересовало, когда предложили переводить "Гарри Поттера"?

– Деньги, больше ничего. За "Гарри Поттера" платили раза в три больше, чем принято было. Объяснялось это тем, что издателям нужна была быстрая работа, поскольку они боялись потерять деньги на самодеятельных переводах. А как делается такой перевод: собирается группа студентов. В книжке 28 глав – значит 28 человек. И через неделю перевод готов. Остается свести по-разному переведенные фамилии и все.

Пятую книжку о "Гарри Поттере" переводили ребята вполне серьезные: Виктор Голышев, Леонид Мотылев, Владимир Бабков. От шестой книги они отказались. По разным причинам. Если бы я, да и любой из нас, получил с каждого проданного экземпляра один рубль, то жил бы я ныне в Венеции на собственной вилле. А так нам выплатили хорошие деньги за рабский труд, по большому счету.

Сейчас "Гарри Поттера" переводит Маша Спивак. Она очень любит эти книжки. И хорошо, что их издают. У ее перевода много врагов, но это люди, которые просто привыкли к старому. Главное возражение в том, что она изменила имена героев, название того-сего. Ну изменила, и что? Ее право.

Фото: m24.ru/Владимир Яроцкий

– В чем, как вы считаете, успех этих книг? Ведь это все-таки большая литература. И для моего поколения, кому сейчас 25 лет, это, в общем-то, культовая книга. Вполне можно сравнить с тем же Толкиеном, как мне кажется.

– Она действительно очень здорово придумана, рассчитана на семь классов английской школы. Вот в каждом классе ты получаешь книжку. Ты растешь вместе с ней, и она сама изменяется.

И, конечно, эффект телесериала. Если ты две серии посмотрел и персонажи показались интересными – тебе интересно, что дальше будет, чем все закончится. Плюс умная маркетинговая компания, фильмы. Это все тянуло юных читателей за собой. Это, конечно, пошлое заявление, но я полагаю, что одна из заслуг Роулинг в том, что она приучила детей книжки читать.

По наблюдению моей дочери Настасьи, которая все это внимательно читала, к середине или к концу серии Роулинг напридумывала всякие ужастики, чтобы как-то поддержать внимание читателя. Потому что больше ей сказать было нечего. Вот она и начала наворачивать приключенческую составляющую.

Но все-таки "Гарри Поттер" – это штучный продукт, таких больше не будет. Вот есть хорошая книга "Джинкс" писательницы, взявшей псевдоним Блэквуд, "черный лес", – недавно перевел. Очень похожа на "Поттера", тоже про мальчика, который в шесть лет становится учеником чародея, который спасает его от смерти. И потихоньку вырастает до серьезного мага, от которого зависит судьба его мира. Книжка очень смешная, добрая и теплая. Вернее сказать, три книжки.

– С чем вы связываете, что у нас мало выпускается книг с хорошим чувством юмора, серьезных, но одновременно и смешных?

– Знаете, я всегда говорю Алле Штейнман: "Дай мне что-нибудь веселенькое перевести". То концлагеря, то детская преступность в английской школе. А веселенького нет… Такая литература – большая редкость. Когда человек хочет почитать веселую книгу, он все равно открывает "Гека Финна". Спрос на такие книжки есть. Но написать смешное и легкое гораздо труднее, чем что-то мрачное.