Писатель Ирина Лукьянова: "Биограф не должен судить своего героя"

Фото: Анастасия Мальцева

Биография – один из самых востребованных литературных жанров. Почему читатели хотят узнавать подробности жизни известных людей? Может ли автор написать правдивую биографию о человеке, которого он никогда лично не знал? Как создать автобиографию? Почему блоги в соцсетях не имеют отношения к литературе? Обо всем этом в интервью m24.ru рассказала писатель, публицист, автор книги "Корней Чуковский" в серии "Жизнь замечательных людей" Ирина Лукьянова.

– Ирина, как вы стали биографом?

– Когда я училась в университете, я занималась критикой Корнея Чуковского. Я написала на эту тему несколько курсовых работ и диплом, но у меня все равно оставалось чувство, что я многим обязана Чуковскому и должна как-то вернуть этот долг, поэтому, когда у меня появился шанс написать биографию Чуковского для "ЖЗЛ", я обрадовалась.

– Чем вас привлек этот жанр?

– Мой личный интерес – изучать, как писатели проживают свою жизнь сквозь события очень непростой русской истории. У всех разные характеры и способы справляться с действительностью, сохранять себя в трудных условиях. Для меня написание биографии – опыт восстановления и прослеживания жизни другого человека день за днем – когда я как автор пытаюсь понять логику поведения, поступков, выбора жизненного пути героя.

– Вы написали биографию Чуковского, чем определились его жизненные выборы?

– Для Чуковского, пожалуй, высшими ценностями в жизни были литература, искусство и правда. Он говорил: "Литература абсолютна". Служение литературе для него было чем-то вроде религиозного служения. Он воспринимал литературу как носителя лучших идей, воплощение гармонии, высшую ценность, которой надо служить.

Писатели для Чуковского – носители этих высших ценностей. Чуковский наблюдал, как человек – человек грешный, несовершенный – преображается, когда он становится творцом. Нечто подобное тому, что Пушкин описал в стихотворении "Поэт": "Пока не требует поэта к священной жертве Аполлон, в заботах суетного света, он малодушно погружен... Но лишь божественный глагол до слуха чуткого коснется, душа поэта встрепенется". Действительно что-то в человеке преображается, когда его касается "божественный глагол", в этом грешном человеке вдруг зажигается вечный огонек. Вот этот огонек в себе Чуковский хорошо ощущал и пронес через всю свою жизнь.

Фото: m24.ru/Александр Авилов

Сейчас я работаю над биографией Валентина Катаева. Он человек совсем другой. Катаев фактически сформирован войной. На Первую мировую он ушел мальчишкой-добровольцем, когда ему было 17 лет. Вся его юность пришлась на войну: он воевал в Первую мировую, потом в Гражданскую войну то за белых, то за красных, хотя сейчас некоторые историки оспаривают его службу в Красной Армии.

Катаев несколько лет провел в состоянии, когда не знал, будет он жив завтра или нет, – конечно, это повлияло на всю его жизнь и творчество. Повлияло и то, что он всю жизнь, живя в Советском Союзе, должен был хранить в тайне часть своей биографии – то, что он бывший белый офицер. Для Катаева главной ценностью была жизнь, а не что-то выше жизни. И, пожалуй, семья – единственно любимое и незыблемое. Но его литературная репутация отличается от репутации Чуковского. Про Катаева говорят часто говорят: "Негодяй, но как талантлив".

– Если говорить про жанр биографии, то напрашивается вопрос: можно ли вообще написать правдивую книгу о жизни другого человека? На мой взгляд, можно узнать факты, поговорить со свидетелями событий, но понять, почему человек поступал так, а не иначе все равно до конца невозможно. Ведь есть разница, как я с позиции автора вижу жизнь другого человека, и как он на самом деле ее прожил.

– Трудно установить, как было на самом деле. На мой взгляд, биографу важно придерживаться фактов и не позволять себе оценивать действия своего героя, не брать на себя функцию божественного правосудия. Пусть читатель сам разбирается, он не дурак. Мы можем только предполагать, интерпретировать, выдвигать версии.

Мой самый нелюбимый жанр биографии – это биография-развенчание, где автор постоянно глумится над своим героем, уничижительно его комментирует, находит любому поступку самое скверное и низкое объяснение. Да, предполагать худшее можно всегда. Но Чуковский, когда писал биографии, обычно предполагал лучшее о своих героях, он их любил, для меня этот подход стал высоким стандартом.

– Что меняется, когда автор пишет биографию живого человека?

– Я не поклонник книг из серии "Биография продолжается". Про живого человека лучше писать очерки, репортажи, заметки. Но когда автор начинает про живого человека что-то писать в жанре биографии, то его герой начинает на глазах бронзоветь и превращаться в памятник.

К тому же герой – живой человек. Книгой ему можно сделать больно.

– Писать биографию людей, которые уже прожили свою жизнь, легче?

– Биография – это всегда законченная книга, а жизнь — книга незаконченная. Написать о незаконченной жизни законченную книгу трудно. Биографию лучше делать о рассказанной истории, когда можно посмотреть на нее целиком во всем ее единстве. Главная мелодия жизни иногда становится понятна только тогда, когда жизнь закончилась.

– Человеческая жизнь многогранна и неоднозначна. Можно взять историю жизни одного человека и написать сотню разных книг. Есть ли ответственность автора биографии перед героем, ведь после публикации книги на него читатели будут смотреть глазами его биографа. Как, на ваш взгляд, надо отбирать факты, о чем говорить, а о чем молчать?

– Когда создается биография, возникает много этических вопросов, которые тяжело решать особенно, если живы наследники и участники историй. Например, о каких историях надо рассказывать, а о каких нет? Как Пушкин говорил про Байрона в знаменитом письме Вяземскому – тому самому, где он сказал "он мал как мы, он мерзок как мы": "Мы знаем Байрона довольно. Видели его на троне славы, видели в мучениях великой души, видели в гробе посреди воскресающей Греции. – Охота тебе видеть его на судне". Это хороший вопрос: имеет ли смысл показывать читателю великого писателя на судне?

Фото: ТАСС/Репродукция. Фотохроники

Например, некоторые ругают, а некоторые очень хвалят книжку Дональда Рейфилда "Жизнь Антона Чехова". Ужасно подробная, битком набитая материалом книжка, где приводятся факты из чеховских писем в страшном количестве без всякой сортировки. Но Чехов в ней получается живым персонажем. С другой стороны, в книге с него настолько тщательно стерт хрестоматийный глянец, что иной раз думаешь: "Я не хочу этого знать о Чехове, увольте!".

Иногда же взгляд автора на героя иногда оказывается настолько неприятным, что и глядеть не хочется. Например, книга Тамары Катаевой "Анти-Ахматова" состоит из отрывков чужих дневников, писем, мемуаров, которые снабжены однобоким и крайне неприязненным комментарием автора. Журналистам Тамара Катаева рассказывала, что она написала "Анти-Ахматову", потому что ее бесит, что Ахматова сама про себя создала миф и поддерживала его всю жизнь, и автор биографии решила этот миф развеять… У каждого автора биографии свои цели.

– Как написать автобиографию?

– У каждой книги должен быть замысел. Зачем вы ее пишете? О чем хотите рассказать? О людях, с которыми встречались? О своей любви к искусству и своем творческом пути? О профессии и своей работе? О своих философских взглядах и их изменении? О своей частной жизни? Кому вы хотите это рассказать? Как? Что это будет за история?

Часто биографию пишут для того, чтобы сохранить историю семьи. Человек рассказывает о своем роде детям и внукам. Он непременно расскажет, что его отец закончил кооперативный техникум липецкого потребсоюза в 1960 году. Но эти подробности будут интересны только членам семьи.

Каждый пишущий человек в состоянии написать книгу о себе. Но что он хочет этой книгой сказать миру? Если человек понимает, о чем он пишет и кому его произведение адресовано, и все это написано хорошим литературным языком, то книга, вероятно, получится и нескольких своих читателей найдет.

– В литературе появился тренд так называемой "новой искренности", которую описывают как предельную откровенность автора, открытость, искренность и эмоциональность. Художественное изложение и стилистика текста уходят на второй план, когда человек пишет о своем жизненном опыте. Например, когда человек болеет раком и описывает последние месяцы своей жизни, то уже не важно, каким языком он это делает, люди его читают потому, что они ему сопереживают. Можно ли сказать, что искренность стала важнее литературы?

– Никакая искренность не отменяет литературу. Плохо написанный текст невозможно читать, о чем бы в нем ни шла речь. Даже если там автор описывает свой предельный опыт. У любого содержания должна быть форма. Содержание не может быть без формы. Не всегда новая искренность может называться литературой.

В сети есть блогеры, у которых достаточно серьезный жизненный опыт. Но если человек пишет о своей жизни малограмотно, с ужасным синтаксисом, с бесконечными повторами, да еще половина текста набрана капслоком, а в конце предложений стоит по десять восклицательных знаков, — то я быстро устаю от этого текста. Такие блоги бьют меня по ушам и по глазам. Мне как читателю не надо, чтобы автор меня пинал ногами и тыкал в меня восклицательными знаками. Многие непрофессиональные авторы этим грешат. Вместо рассказа у них получается поток эмоций. Естественно, кто-то читает эти блоги и сопереживает авторам, или, наоборот, ругается на них. Но к литературе это имеет мало отношения.

– Если не литература, то что?

– Истории в блогах часто по сути ближе к нашему повседневному взаимодействию, только в письменной форме. Твой друг плачет, а ты пытаешься его приобнять, но вы далеко друг от друга – так что приходится что-то дистанционно говорить, передавать через слова, запятые, смайлики…

– Откуда у нас потребность фиксировать в текстах историю своей жизни в блогах или писать личный дневник?

– У людей есть потребность фиксировать свою жизнь, что-то о ней помнить, перечитывать, возвращаться к прошлому… Иначе жизнь уходит, и от нее не остается почти ничего, а память все не удерживает.