Фото: Анастасия Мальцева
Людмиле Петровне Бурмистровой 92 года. Она родилась в Павловском Посаде в семье рабочих прядильно-ткацкой фабрики. Практически всю жизнь она прожила в родном городе, любила читать книги и организовывать культурные мероприятия. Во время войны училась в библиотечном вузе, по ночам бегала тушить бомбы, которые немцы скидывали на крыши домов, а днем продавала хлеб, который ей выдавали в паек, и на вырученные деньги покупала билеты на спектакли в Большой театр. О том, как сложилась судьба долгожительницы, читайте в интервью m24.ru.
Мы продолжаем публиковать серию интервью с горожанами-долгожителями. Ранее собеседниками издания были 90-летний москвич
Николай Ефимович Ковалев и
Мариамна Борисовна Брокмиллер , которой исполнилось 103 года. Полную серию публикаций можно прочитать по ссылке
"Свидетели века".
"Я самый обыкновенный рядовой человек"С Людмилой Петровной мы планировали встречу несколько месяцев, но нашим планам постоянно что-то мешало: то внуки в гости приезжали, то давление подскакивало, то Дни рождения родственников надо было праздновать, то погода пасмурная настроение долгожительницы портила… И мы снова и снова переносили интервью на неопределенный срок. Но наша встреча все же состоялась. Я приехала к Людмиле Петровне в гости. Оказалось, что наше знакомство долгожительница откладывала не случайно.
– Я в приметы, конечно, не верю… Но чисто по-человечески боюсь давать вам интервью, – с этой фразы начала со мной разговор долгожительница.
В чем дело, я не поняла и вопросительно посмотрела на собеседницу.
– У меня был хороший знакомый – председатель совета ветеранов. Только о нем книгу выпустили, как он через некоторое время умер. У него была заместительница – тоже моя хорошая знакомая. Только о ней журналисты сделали большую статью в журнале для ветеранов, как она тоже умерла. Понимаете, почему я боялась с вами встречаться? Я, конечно, в такие вещи стараюсь не верить, но мало ли что… (Пауза).
Фото: Анастасия Мальцева
Я немного растерялась, не сразу сообразила, что на это сказать. По моему опыту, спросить с мистическими убеждениями бесполезно – идеи намного сильнее действуют на людей, чем факты и логические доводы.
– И рассказать мне вам нечего, – продолжила долгожительница. – Я ведь не воевала и особых достоинств у меня нет. Ничего такого особенного в жизни не происходило. Я самый обыкновенный рядовой человек.
Тут я начинаю спорить. Обыкновенные люди – это как раз наши герои.
– Я делаю серию интервью про долгожителей, – объясняю я. – Мне важны не достижения и награды, а сами люди и то, как они живут. На мой взгляд, человек, которому исполнилось за 90 лет, не может быть не интересен.
– Конечно. Видела я много, – соглашается со мной долгожительница.
После того, как у нас появилась точка взаимопонимания, Людмила Петровна начала рассказывать о себе.
"Дома обстановка была как "На дне" у Горького"– Я родилась в Павловом Посаде в Московской области в семье простых рабочих. Был 1924 год. Мама и папа трудились на прядильно-ткацкой фабрике. Моя мама сделала успешную карьеру – она больше 30 лет проработала директором различных ткатцких фабрик. В Павловом Посаде все ее знали как женщину-директора. На домашние дела у родителей было мало времени. Я их видела редко. Меня воспитывали в основном родственники мамы – ее младшая сестра и отец.
Семейный снимок с родителями и сестрой. Фото: Анастасия Мальцева
Наша семья жила в текстильной казарме. У нас была одна маленькая комната. В казарме обстановка там была как "На дне" у Горького. Очень бедно. Перед самой войной мы переехали жить в большой дом у леса. Там у нас были отдельные комнаты и кухня.
"С будущим мужем мы поссорились перед войной"В школе я училась хорошо. Троек не было. Особо не выделялась. Ходила петь в хор. Когда я училась в восьмом классе, я познакомилась со своим будущем мужем в доме культуры. Нас свел его брат. Мы танцевали на дискотеке перед Новым годом, а потом он пошел провожать меня домой. У подъезда мы долго стояли и не могли наговориться. Как сейчас помню, я была в платье и в тонких капроновых чулочках. Сколько времени мы простояли у подъезда? Даже не знаю. Но придя домой, я сразу заболела простудой, и все новогодние каникулы я пролежала с температурой. Был 1940 год.
Снимки из семейного альбома. Фото: Анастасия Мальцева
С моим будущим мужем мы поссорились перед войной. Он меня приревновал к другу, а я на него сильно обиделась. Когда началась война, он ушел добровольцем в армию, а мы так и не помирились. Я его даже не провожала на фронт.
"Каждый вечер выходили на крышу и тушили бомбы"Во время войны моя мама работала руководителем на чулочном заводе. Она меня тоже устроила работать на завод. Несмотря на то, что мама была начальником, меня она отправила на самую тяжелую работу – заниматься лесозаготовками. Мы жили в лесу в палатках и собирали дрова для фабрики. Условия жизни были очень тяжелые.
Потом я поступила учиться в Московский библиотечный институт. Я пошла туда из-за любви к литературе, а не потому что мечтала работать в библиотеке. Здание вуза находилось рядом с метро "Лубянка". Там же мы и жили. В одной из учебных аудиторий устроили общежитие, и 16 девушек-студенток спали в одной комнате.
Фото: Анастасия Мальцева
Вуз находился в центре Москвы, немцы бомбили нас постоянно. Мы с девушками прошли курсы противовоздушной обороны, нас обучили, как тушить зажигательные бомбы. Их немцы бросали на крыши жилых зданий. Мы каждый вечер выходили на крышу вуза, надевали печатки, когда летели бомбы, мы к ним подбегали и тушили их. Страх был, но мы чувствовали себя нужными, у нас был эмоциональный подъем.
"Сидишь, слушаешь оперу, а в животе все бурлит от голода"Бомбы в Москве были не такими страшными, как голод. В студенческие годы всегда хотелось есть. Нам давали в день по 550 грамм хлеба – 300 грамм черного и 250 грамм белого. Еще в столовой на обед был суп, похожий на баланду.
Мы с подружкой очень любили театр. Когда мы ходили в булочную получить хлеб по карточкам, мы сразу его продавали. В Москве было много семей, им нужен был хлеб для маленьких детей. На вырученные деньги мы покупали билеты в Большой театр. Они тогда были недорогие. Сидишь, слушаешь оперу, а в животе все бурлит от голода.
"Мы расписались, а родителям не сказали" С моим будущим мужем – Колей – мы помирились, когда он пришел домой во время войны раненый. Так вышло, что его мать сначала получила повестку о том, что он погиб. Нас шокировало это известие. Спустя несколько дней после этой повестки приехал и сам Коля живой, он взял эту бумажку и пошел с ней в военкомат, сказать, что "ошибочка вышла".
После войны Коля приехал с фронта в 1946 году, и мы поженились. Предложение руки он мне сделал очень просто, сказал: "Ну, что, хватит нам ходить вокруг да около. Пойдем распишемся?". Мы пошли и расписались в тот же день без свидетелей, и даже родителям ничего не сказали. Потом пришли домой, положили на стол паспорта, и все стало ясно. Моя мама сразу в слезы, возмущалась: "А что вы не сказали?". А что говорить-то было? И так все ясно. Папа сразу побежал за бутылкой. Мы устроили скромную свадьбу. Мужу дали, как военному, паек, это было все, что мы поставили на стол.
Мы с мужем поехали жить в Польшу, он там служил. Там я работала в библиотеке в Доме офицеров. Русских там не любили. Придешь в магазин купить муки, а продавщица говорит, что ее нет. Я ей говорю, что вижу, мука на прилавке стоит, а продавщица отвечает: "Это я для себя оставила". Такое было отношение к нам.
Фото: Анастасия Мальцева
Потом военную часть в Польше расформировали, и мы поехали служить в Выборг, а потом в Донецк. Там у меня родились дочка и сын. Когда мы вернулись жить в Павлов Посад, я устроилась на работу в библиотеку, занималась распространением политических взглядов.
"Пока я работала, я чувствовала себя живой"Мы с мужем вместе прожили 54 года. У меня двое детей, трое внуков и пять правнуков.
В чем секрет долгожительства? Я не знаю. Лучше не сидеть на месте. Пока я работала, я чувствовала себя живой. Сейчас сижу дома, и мне кажется, что я умираю. Главное, что я поняла: в жизни: надо быть практичным, надо не упускать возможности. Эгоистом быть не стоит, но и о себе забывать не надо.