В интервью телеканалу "Москва 24" один из лучших отечественных художников-реставраторов Юрий Ланглебен рассказал, как спасти или погубить картину и что интересного можно обнаружить под слоями старой краски.
- Юрий Львович, почему вы решили стать реставратором?
- Мой путь в искусство, наверное, не совсем обычный. Я рос в московской семье. Художников в роду не было. В 70-х годах, когда окончил школу, была популярна профессия инженера. И все родители хотели, чтобы их дети стали инженерами. Я поступил в технический вуз, который с большим удовольствием прогуливал и пропадал в Третьяковской галерее. Знал буквально все произведения: где они висят, в какой последовательности. Так сказать, самодеятельно учился их анализировать. А к лету, когда началась сессия, понял, что должен пойти в ряды советской армии. Потому что сессию я завалил. Но в армии мои способности к рисованию оценили по достоинству – я с утра до ночи проводил в Ленинской комнате за рисованием плакатов, каких-то шрифтовых композиций. Вернувшись из армии через два года, решил все-таки сдать хвосты в техническом вузе. Я их все благополучно сдал и забрал документы из института.
- Что сыграло главную роль в принятии этого решения?
- Вы, наверное, не знаете, но в конце 60-х – в 70-х годах было большое увлечение древнерусской стариной. И в это время выходит интересная повесть Владимира Солоухина "Черные доски", в которой автор описывает, как вместе с Ильей Глазуновым на своей "Волге" путешествовал по деревням Владимирской, Ярославской губерний, средней полосе России, выменивал и покупал у бабушек иконы. Потом их привозили в Москву и расчищали. Это крайне завораживало мое сознание. Я занимался где-то полтора года с преподавателем, успешно выдержал экзамены и поступил в училище, где и получил профессию художника-реставратора.
После окончания училища поступил в Академию художеств в Петербурге на искусствоведческий факультет, потому что на вступительных экзаменах в Академии требовалось по фрагменту изображения определить автора и название картины. Тогда-то и пригодилось мое изучение экспонатов Третьяковской галереи.
- После прочтения повести Солоухина вами овладела жажда открытий?
- Естественно, потому что реставрация – это всегда какие-то открытия.
- Наверняка в вашей профессиональной практике есть множество интересных историй?
- После 1932 года, когда было покончено с различными художественными течениями, образовался один общий Союз художников. В него вошли те, кто, по мнению властей, не освоил метод социалистического реализма. И вот таким художником, который являлся одним из организаторов Общества ОСТ, был Самуил Адливанкин. Как-то ко мне поступил портрет конца 20-х годов неизвестного автора. Когда я начал над ним работать, интуитивно почувствовал, что в правом нижнем углу должна быть подпись. В процессе реставрации появилась подпись Самуила Адливанкина.
Адливанкин жил на Масловке. Это городок художников, где были их мастерские и квартиры. Тогда в 30-е годы было очень много доносов, репрессий. Художники, опасаясь за свою жизнь, ранние работы либо уничтожали, либо их подписи закрашивали, замазывали, записывали.
- Реставрировать картины вы начали в 1980-х года. Что приходилось реставрировать тогда и чем занимаетесь сейчас?
- В советское время не было антикварного рынка. Основная моя работа состояла в реставрации вещей, находящихся в государственных фондах. А что касается работы уже после 90-х годов, когда зародился рынок, пошли заказы уже от частных владельцев.
- А если сравнивать 1991 год и 2014-й?
- Сегодня на реставрацию несут много третьестепенных вещей. Потому что работы музейного уровня уже обрели своих хозяев и находятся в коллекциях.
- Есть у реставраторов какое-то сокровище Агры?
- Иконы, особенно почитаемые иконы на Руси, не уничтожались, а поновлялись. Например, икона XVI века могла быть записана не один раз. Каждые сто лет допускалось поверх одной иконы повторять изображение. Поэтому настоящая древнерусская икона похожа на многослойный пирог. Чтобы поработать с такой иконой, требуется провести массу технологических исследований. Это и рентгенография, и спектрография, подтверждающие, предположение и гипотезу о том, что под этим слоем находится что-то особо ценное.
У меня была картина, которую пришлось расчищать. И оказалось, что это картина XVII века "Клеопатра".
- А сверху что было?
- Натюрморт XVIII века.
- Получается, что когда вы работаете, например, с XVIII веком, вы должны использовать те же материалы, которые использовали художники того времени? Скажем, если художник смешивал цветочный пигмент с яичным порошком по какой-то старой технологии, то вы это в своей работе учитываете?
- С яичным порошком ничего не мешалось, это миф. Желток и белок куриного яйца применялись в темперной древнерусской живописи. В европейской живописи использовали пиво, а на Руси - квас.
Чем отличаются русская и зарубежная школы реставрации
- На мой взгляд, русская школа реставрации более щадящая и правильная. На Западе сейчас большое внимание уделяется синтетическим материалам, которые визуально искажают первоначальный облик произведения.
- Получается, в России есть некая школа реставрации, которая может составлять нашу гордость?
- Без всякого сомнения, наши реставраторы на порядок выше западных. В России мастера получают еще и общехудожественную подготовку, чего нет на Западе, где у реставраторов узкая специализация. Их учат определенным операциям, чисто техническим, ремесленным.
- Но у западных мастеров также есть преимущества перед нами?
- Западные реставраторы круче в техническом оснащении. У них есть так называемые вакуумные столы. А у нас они только в больших, крупных музеях – в "Эрмитаже", в Русском музее и в "Третьяковке".
- Что это за столы?
- Стол с вакуумной системой, которая убирает деформации картины.
- А что общего между русскими и западными реставраторами?
- Мы работаем старым дедовским способом. Основной инструмент – хирургический скальпель и кисть, потому что основной принцип реставратора – не навреди.