В гостях у Евгения Додолева и программы "Правда 24" побывал известный режиссер театра и кино Марк Захаров, который рассказал о своем отношении к ремейкам, молодых режиссерах и синтезе театра и кино.
Евгений Додолев: Мой сегодняшний гость хотел стать актером, но, как известно, человек лишь предполагает, располагают совершенно иные силы. Он в результате стал режиссером и, как многие говорят, гениальным. Марк Захаров!
Марк Захаров: Многие говорят?
Евгений Додолев: Почти все. Вы когда-нибудь жалели, что у вас не сложилось актерской карьеры?
Марк Захаров: Нет. Мне очень давно жена сказала, что я плохой артист, и я поверил.
Евгений Додолев: Это известная история, да. Ну, стало быть, за плечом каждого великого человека стоит женщина. То есть она вдохновила вас на режиссерские подвиги. Вы всегда боролись с цензурой. Это был какой-то внутренний импульс? Или так складывались обстоятельства, что вас всегда запрещали, вы всегда были первыми в той или иной сфере?
Фото: ИТАР-ТАСС
Марк Захаров: Вы знаете, так сложилось, что еще в недрах самодеятельного студенческого театра МГУ, где царил юношеский максимализм, очень одаренные дилетанты оказывали влияние на нашу культуру, театр, кинематограф и телевидение. На телевидение, потому что Розовский, Аксельрод, Рутберг изобрели тот самый Клуб веселых и находчивых. Оттуда произрастают очень многие "растения", которые стали украшением нашего телевизионного пространства.
Евгений Додолев: Была такая ситуация, когда вы уже возглавляли Театр Ленинского Комсомола, что вы могли лишиться своей должности?
Марк Захаров: Да. Я понимал, что надо создать живой театр, который как-то умел бы решать проблемы эстетические, соотнося это с нашей жизнью, с нашими социальными, общественными, политическими проблемами. Был момент, когда люди, мне симпатизировавшие в Управлении культуры исполкома Моссовета, меня позвали и сказали: "Знаешь что, там наверху принято решение о твоем увольнении, давай мы пока тихонечко переведем тебя в Театр оперетты, и ты будешь там "Сильвой" заниматься". Я говорю: "Не могу этого сделать потихонечку, потому что я уже пригласил людей, я уже начал работать с командой артистов, и это будет с моей стороны предательство. Пусть будет официальное увольнение и тогда я, как законопослушный человек, подчинюсь этому". Обошлось. Или документы затерялись, или что-то еще. У меня давно возникло подозрение, что порядка нигде нет, даже в знаменитом доме на Лубянке.
Евгений Додолев: Среди зрителей есть сейчас люди, которые даже не знают, что такое Ленком, что это Театр Ленинского Комсомола? Которые воспринимают его как бренд? Или все-таки основная публика знает историю театра?
Марк Захаров: Нет, я думаю, что история, тем более театра, артиста, режиссера, она быстро забывается.
Евгений Додолев: Разве?
Марк Захаров: Конечно. Нет, кто-то помнит, но если спросить молодого администратора, пришедшего работать в театр, кого у нас считают сейчас серьезными режиссерами, он мне скажет: "Константин Сергеевич Станиславский и вы, Марк Анатольевич". Двое всего, мало очень режиссеров хороших, мало.
Евгений Додолев: На самом деле, вы как считаете, есть ли молодые режиссеры, руководители театров, которые могут встать в один ряд с Марком Захаровым?
Марк Захаров: Карбаускис хорошо работает. У Серебренникова получится, если он минует свои и общественные проблемы, правильно с ними разберется. Мне нравится Богомолов, при всех нападках на него, которые я в значительной степени отвергаю. Есть молодые и в "Современнике", люди, ставящие на Малой сцене. Правда, Малая сцена у меня всегда вызывает некоторые сомнения и разочарование. Я все-таки понимаю, что можно что-то сделать, чтобы заинтересовать 15-16 человек, но я не даром своих коллег оглушил фантастическим проектом "Театр в грозовом лифте". В нем лифт поднимается, в центре оказывается один человек, который борется с эпилепсией, уходит от приступа, а он его душит. И вот люди, которые стоят рядом, если это сильная биологическая фигура, испытают такие переживания, которые никогда не испытают в Большом театре или в Мариинском.
Марк Захаров на юбилейной 20-й церемонии вручения театральной премии "Хрустальная Турандот". Фото: ИТАР-ТАСС
Евгений Додолев: Хорошо, а если говорить об экспериментах - мы сейчас говорим только про театр - эти эксперименты, как вы считаете, должны финансироваться из казны?
Марк Захаров: Должны, но в ограниченном и продуманном варианте. Есть венчурные траты, есть траты изначально рискованные. Риск даже был, как недавно признался президент, и в отношении Олимпиады в Сочи - в некоторых пунктах и моментах. Поэтому это поддерживать надо. Я согласен с вами и с вашим намеком, который вы не озвучили, что не надо поддерживать все, театров должно быть больше, чем есть, но на государственном финансировании такого количества театров в Москве все-таки быть не должно. Надо находить меценатов, правда, это очень трудное дело.
Евгений Додолев:Хорошо, а Ленком получает государственные дотации?
Марк Захаров: Да. Есть такое заблуждение, довольно массовое, что театр должен существовать на те деньги, которые он получает с продажи билетов, то есть функционировать как бизнес. Но антреприза, наверное, так, а репертуарный русский театр со всеми его успехами и неудачами, он должен пользоваться какой-то поддержкой.
Евгений Додолев: А на Западе существуют такие же модели? У нас же ролевая модель все время – США.
Марк Захаров: Я вам так скажу: я не большой знаток некоторых финансовых механизмов Запада, но я могу сказать, что наш бюджет – 60 процентов оплачивает государство, а 40 процентов мы зарабатываем сами. Вот это, по-моему, довольно справедливая конструкция.
Евгений Додолев: А для себя вы понимаете, если бы не было ваших телевизионных работ и кино, то Марк Захаров был бы известен гораздо меньшему количеству людей?
Марк Захаров: Да, это закон той цивилизации, в которой мы сейчас с вами находимся.
Евгений Додолев: И вы все равно считаете, что это более низкое искусство?
Марк Захаров Нет! Я вообще так не считаю, я вам сейчас скажу такую дилетантскую формулу: кино - это предварительная технологическая разработка вселенского телевидения. Кинематограф срастается с телевидением, и тогда у него все получается, как правило, есть и исключения, но все чаще телевидение входит в плоть и в кровь кино.
Евгений Додолев: Сильная сторона театра в том, что в каждом новом спектакле можно что-то поправить. В кино то, что зафиксировано на пленке, исправить нельзя. Вы о чем-нибудь жалеете? Исправили бы сейчас что-то в своих блокбастерах?
Марк Захаров: Я думаю, что я бы сейчас ничего бы трогать не стал. "Обыкновенное чудо" и "Тот самый Мюнхгаузен" близки людям. Меня раньше удивляло, когда мне говорили, что выросли на моих фильмах и сейчас показывают их своим детям. Я это не очень понимаю, но очень благодарен.
Евгений Додолев: Почему не понимаете?
Марк Захаров: Потому что время проходит и что-то стареет.
Евгений Додолев: То есть вы считаете, что это были конъюнктурные вещи? Что там может быть иначе?
Марк Захаров Немножко другой монтаж. Камера по-другому себя должна вести.
Евгений Додолев: Значит, вы все-таки что-то переделали бы?
Марк Захаров: Конечно, конечно. Просто я с ужасом отношусь к этим словам, потому что после Мюнхгаузена мне предлагали снять "Мюнхгаузена-2", "Обыкновенное чудо-4".
Евгений Додолев: Не одобряете ремейки?
Марк Захаров: Ну, я так категорично не сужу. У кого-то очень талантливо получается, но, скажем, то впечатление, которое я получил от "Большого вальса"... это впечатление сложно превзойти на этих же фишках, на этих же артистах, на этом же сюжете. Очень трудно.