Фото: m24.ru/Владимир Яроцкий
На прошлой неделе в столице выступил Михаил Боярский. Мы взяли у него интервью и узнали, зачем мизантропу любить людей, почему "Зениту" нужен не талисман, а гимн и какие московские места у него самые любимые.
- Удивительно видеть вас на сцене "Главclub". Все-таки это клуб, а не театр или концертный зал. Какие у вас ощущения?- Я не большой специалист в клубах и даже не знал, что в Санкт-Петербурге есть такой же. Меня приглашают иногда в "Что? Где? Когда?" или еще куда. Но я названия не читаю - просто прихожу, там есть сцена, и это мое место. Страшновато, потому что выступать в клубах - ответственная работа.
- По сравнению с театром?- После театра, после телевидения, где есть поблажки, где можно сделать еще один дубль или более эффектно спеть под фонограмму. Тут же ты один на один со зрителем, да еще и вживую. Тем более что я не вокалист, "петухов" у меня хватает, но как-то находим общий язык. Если люди задают мне вопросы, они существуют вместе со мной.
Не просто как Мацуев
(Денис Мацуев, российский пианист - прим. ред.) вышел: "Моцарт, соната такая-то". Я же так не объявляю: "Дунаевский, песня из кинофильма "Д’Артаньян и три мушкетера. Слова Ряшенцева". Нет, тут есть контакт. Сначала поговоришь и тогда поймешь, кто в зале - совсем юный зритель или пришли мамы с детьми. Ориентируешься на того зрителя, который находится в зале. А вот такие загадочные клубные выступления - я не всегда готов к ним.
Фото: m24.ru/Владимир Яроцкий
- Морально тяжело?- Да, я растерян, я не привык к такому помещению, к такой аппаратуре и тем более к такому зрителю. Всегда загадочно, что будет. Это как нырнуть - не знаешь, что там на дне.
- Зато всегда интересно.- Ну, ответственно.
- Вас узнает молодежь до 20 лет?- Видимо, да. По крайней мере, судя по тому, что ко мне подходят женщины и мужчины и говорят: "Это мой сын/дочь, уже в пятнадцатый раз смотрит мушкетеров". Правда, у меня складывается впечатление, что на меня смотрят как в зоологическом музее на динозавра: "О! Смотрите - еще что-то там шевелится и поет".
- Я помню, был один проект, где дети задавали вам вопросы. Хорошо получилось. Вам самому интересно было общаться с молодым поколением?- Ответственно. Если бы это была не передача, а они действительно мне задавали интересующие их вопросы... Все-таки это подготовлено все. Они сами не спросят, им нафиг это не нужно. Это проект, так что он не очень интересен, наверное, как детям, так и мне. Вот "Умники и умницы" я сам смотрю всегда, потому что меня потрясает, откуда они все это знают? Совсем еще желторотые юнцы, а такие эрудированные. Я горжусь ими, мне это очень приятно.
- Для вас до сих пор Питер - культурная столица?- Он числится культурной столицей, но, надеюсь, что будет являться. По крайней мере, когда он был столицей культурной, наверное, были все-таки другие люди. Мне кажется, что мы мало эрудированы и многое утеряно после того прекрасного воспитания, которое имели наши предки. Утеряно очень многое.
Фото: m24.ru/Владимир Яроцкий
- Вы про царское время?- Конечно! Домашнее воспитание строгое, интересное, со знанием языков уже с младых ногтей. Ну если тебя будит утром "Stehen auf!" немец, за обедом ты говоришь по-английски, француз укладывает спать, то, наверное, все очень серьезно. Философия, литература, география - все это было на уровне. Тем более что не было ни печатных машинок, ни эсэмэсок. Нужно было обмакнуть перо, не авторучку, а перо в чернильницу, прежде чем что-то написать, подумать. Эпистолярного наследия наше поколение не оставит.
- Как вы думаете, человечество в этом плане деградирует?- Я полагаю, да, дураки пошли. Что будет дальше, неизвестно.
- Вы всегда говорили, что являетесь мизантропом...- Я не изменился
(смеется).
- Это понятно. А вот три причины полюбить людей сможете назвать?- Это, конечно, Библия, православие и человеческий опыт. Я знаю свой грех, поэтому пытаюсь его искоренить. Это нелегко, но, по крайней мере, я знаю.
- А какой он у вас?- Грех? Не люблю людей. Нужно возлюбить человека как самого себя. Не получается, но я стараюсь наступить себе на шею. Надо с утра помолиться, чтобы выйти на улицу с хорошим настроением, иначе накинешься на первого встречного.
- А если вы окажетесь не на улице, а, например, на вокзале? Куда поедете?- Тогда я поеду на работу. Я просто так на поездах не езжу. Это при Толстом можно было прокатиться для удовольствия. А так с младых ногтей на вокзал ходили за другими предметами - за водкой, за женщинами...
Фото: m24.ru/Владимир Яроцкий
- Какое у вас любимое место в Петербурге?- Дом, родная квартира.
- На Мойке?- Да. Пуп Петербурга, за это надо деньги платить за то, что ты купил путевку пройтись по театрам пешком. Через Аничков мост по Невскому проспекту, по Мойке, мимо Эрмитажа по Дворцовой площади, мимо дома Пушкина домой - это серьезная дорога.
- Вы любите гулять по Петербургу?- Нет. Точнее, я люблю по Петербургу гулять, когда никого нет. Такие моменты бывают в 4-5 утра, и фонари едва светят, никого нет. Но такое бывает редко, потому что в белые ночи толпа гуляет еще больше, чем днем. И Москва мне нравится, когда она пустая. Когда приедешь на какой-нибудь праздник - все уехали за город и вдруг она такая красивая предстала пред тобой. Москва и пробки - это одно и то же практически, и это кроме раздражения ни у кого ничего не вызывает. А когда она пустая - это такая прелесть! Равно как и в Санкт-Петербурге.
- А в Москве у вас есть места, в которые хотелось бы вернуться?- Я не большой любитель прогулок по любому городу, но Арбат, конечно, старые московские переулочки, ну и дороги к друзьям около Большого театра, там, где гостиница "Савой". Эти переулочки, где я раньше был, в ресторане "Берлин", где были музыкальные магазины на Неглинке, когда я ходил туда. Пойдешь, бывает, вдруг там гитары продают.
- У вас их много?- Много, но все познается в сравнении. У меня их 15.
Фото: m24.ru/Владимир Яроцкий
- Какая самая любимая?- Я сам купил себе
Gretsch харрисоновский (Джорджа Харрисона - прим. ред.) в Америке. Я долгие годы смотрел на фотографию, где был изображен Харрисон с Gretsch. Выпиливал ее, искал в магазинах, спрашивал. Но все никак не находилась. А когда она была мне уже практически не нужна, возможность появилась, и я ее все-таки купил. Потому что прожил жизнь, а такой гитары не было. Вообще, все гитары, на которых играли The Beatles, у меня есть. Они очень сильно на меня повлияли.
- Как-то так сложилось, что вы находитесь вне музыкального контекста, ваши песни нельзя ни к какому-либо стилю отнести, ни в музыкальную прослойку. Как это вышло?- Случайно, конечно, бессознательно все происходит, помимо моей воли. У меня есть воспитание музыкальной школы при консерватории, где, в общем, фальшиво не пели. А сейчас 98 процентов артистов, выступающих на сцене, поют фальшиво. Поэтому у меня изначально иголки появляются, волосы дыбом встают - я не воспринимаю их творчество, как бы это хорошо ни было.
Все стали петь на русском языке как на английском. Здорово, что появилась какая-то возможность накала, но за этим пропадает смысловой рисунок. Это сложно - на русском языке петь. И потом, когда появился русский рок-н-ролл, я его не воспринимал, потому что рок-н-ролл - это прежде всего музыка, а я не слышал ни одной мелодии в этом стиле ни у кого.
- А из современной музыки что-то слушаете?- Нет, я, в общем-то, остановился. Мой сосуд наполнен до конца, и все остальное выливается.
- Просто сейчас есть музыканты, которые добавляют в свою музыку православные напевы.
- Как такое может быть? Я это не воспринимаю. Я хожу в церковь и слушаю музыку. Для меня это разные понятия.
Фото: m24.ru/Владимир Яроцкий
- Давайте поговорим о футболе. Вам не понравился Барт Симпсон, новый талисман "Зенита". А кто, по-вашему, мог бы быть хорошим талисманом?- Я не смогу ответить на этот вопрос. Для нас всех "Зенит" сам по себе является талисманом.
- А себя могли бы представить?- Символом "Зенита"? Нет.
- В конце 1990-х - начале 2000-х на футбол ходили другие люди. А сейчас в фан-движение вкладываются большие деньги, его стараются облагородить, но за фанатство все равно стыдно. У вас нет такого ощущения?- Я смирился с этим и думаю, что всякое причесывание фанатов - абсолютно бессмысленное дело. Воспитания не было, нет и не будет. Это касается и англичан, и многих болельщиков в других странах. Хотя когда слышишь где-нибудь за рубежом, как поет стадион - это потрясает. Потому что там он именно поет. У нас не поют - у нас запевают как в армии, когда идут в столовую. Причем звучат там нелепые слова, написанные не восторженным человеком, не романтиком.
- А раньше было по-другому?- Мне кажется, что довоенные болельщики и послевоенные были более романтичные, добрые, милосердные, контактные, дружелюбные, они делились всем. Может быть, потому что тогда ничего не было и футбол был единственной отдушиной. Это как в бане, когда приходишь с приличной компанией мужиков, которых ты совершенно не знаешь. Но сейчас я бы не пошел в баню, потому что там люди, которые могут дать шайкой по башке. Как, собственно, и происходит на футболе. Это мужская планета, она должна быть доброй. Да, можно поспорить, как это было в Одессе, как в Петербурге было, но от души, отвести душу, а не подраться.
Фото: m24.ru/Владимир Яроцкий
- Без агрессивного подтекста?- Появился такой вид болельщиков, а еще вот такой и такой. К какому ты относишься? Нет, не стоит на эту тему говорить. Я просто имею свое собственное мнение по этому поводу, но никуда не суюсь. Они проводят собрания в Петербурге, думают: "Что нам делать, как нам быть?" Да никак!
- Была прекрасная песня "Город над вольной Невой", которую переделали фанаты "Зенита". Вам нравится их интерпретация?- Нет, потому что, во-первых, это не болельщики "Зенита" придумали, а фанаты. При этом ведь есть достойные внимания песни. Наверное, если попросить кого-то написать - Сашу Розенбаума или Агутина, кого угодно…
- А вам не предлагали?- Я писал, особенно перед 300-летием города и перед юбилеями "Зенита". По 50 песен записывал, никому не отказывал. Потому что у тех, кто придумывал гимн, в тексте всегда чайка над волной, шпиль, гол, сине-бело-голубой, "Спартак - ерунда", в общем, набор абсолютно одинаковый. Есть такая песня у Крылатова: "Что будет, то и будет. Пускай судьба рассудит..." Он как бы и не петербуржец, а нашел ведь прекрасные слова. И Белла Ахмадулина написала такие стихи, что лучше про Питер я и не слышал. Утесов пел потрясающие песни.
Поэтому у тех, кто хотел придумать гимн, было желание, но не было таланта. Когда приезжаешь в Москву - слышишь Газманова, когда приезжаешь в Петербург, слышишь Глиэра. Я не против Газманова, он мне очень симпатичен. И попроси его написать песню, уж он бы написал так, чтобы весь стадион пел. Правда, он не болеет за "Зенит" и его могли бы прищучить ребята, но для "Спартака" уж смог бы написать.
- Как вы относитесь к московским клубам?- С уважением. Мне доставляет удовольствие поспорить с кем-то, похохмить, подколоть, посмеяться вместе, поболеть, выпить. Это же чудесно.
Фото: m24.ru/Владимир Яроцкий
- Кстати, о выпить - коктейль "Боярский" не пробовали?- Нет, не пробовал, я в общественных местах не пью. Да и потом, пью я только чистые напитки.
- Чтобы вас совсем не расстраивать, это шот, довольно крепкий.- Дай бог, чтобы он кому-то понравился.
- Он вкусный. А как вы относитесь к шуткам про вас?- Как все нормальные люди, даже хорошо.
- Мне друг из Питера рассказал анекдот на днях: "Почему Боярский все время в шляпе? Потому что у него нет полголовы". Хотел узнать, есть ли у вас свой любимый анекдот?- Не так уж много, но остроумных я особо не припомню. Есть такие с перчиком, хорошие, не злые, как у Раневской, которая всегда попадала в точку, или как у Гафта. Если это кому-то нравится, пускай рассказывают.
- А сможете рассказать любимые выдержки Раневской и Гафта?- Нет, я забываю шутки сразу после того, как рассказал их. Второй раз невозможно получать удовольствие.
- А быть связанным со стереотипами, крылатыми фразами, которые все повторяют? Не считаете себя заложником определенного амплуа?- Не я так считаю, а зритель - он ведь кроме Д’Артаньяна ничего не видел. Меня обзывают и "Д’Артаньян всея Руси", и "Каналья", и "Тысячи чертей", но так уж получилось - мне не переплюнуть общественное мнение. Да я и не собираюсь этого делать, мне это совершенно не мешает.
Фото: m24.ru/Владимир Яроцкий
Дмитрий Кокоулин, Владимир Яроцкий