Итальянский дирижер, художественный руководитель Санкт-Петербургского театра "Мюзик-Холл" Фабио Мастранджело в этом году встретит католическое Рождество ночным концертом с оркестром "Русская филармония". Незадолго до выступления маэстро рассказал о любви российской публики, обучении у Леонарда Бернстайна, творческих мечтах и человеческой искренности.Фото: m24.ru/Лидия Широнина
– Вы уже много лет живете в России. Тем не менее, когда вас представляют, практически всегда звучит слово Италия. Вероятно потому, что российская публика любит итальянскую культуру – и классическую оперную, и эстрадную. Вы сами себя кем считаете – русским или итальянцем?– И тем, и другим, если честно. Конечно, я родился в Италии, и невозможно вычеркнуть этот важный факт. Но я уже больше времени провел в России, нежели на родине. Жил в Италии до 23 лет, сейчас мне 51 год. Безусловно, корни остались: я впитал в себя традиции, культуру, характер. Однако после Италии я 10 лет провел в Канаде, и не могу сказать, что полюбил эту страну, напротив, она мне совершенно не понравилась.
– Почему?– В первую очередь, из-за людей. Канадцы максимально корректны. Беседуешь с человеком, и вроде бы он говорит верно, складно, ни ругательств, ни ошибок не допускает. Но ты постоянно ощущаешь фальшь за красивой картинкой. Канадцев будто учили особым правилам поведения, поэтому они говорят только то, что требуется, и никогда то, что думают. Мне кажется, для человека это смертельно опасно. Меня раздражало отсутствие правды. Уж лучше пусть матом пошлют, но будут искренними! Через три секунды страсти улягутся, все наладится, зато перед тобой живой человек. Предельная канадская сдержанность убивала меня. Я мог там получить гражданство, но отказался, понимая, что страна не моя.
Россию люблю за честность и искренность. Порой русские слишком темпераментны, но это в любом случае лучше, чем показная правильность. Я считаю Россию своей второй родиной, оформил гражданство, и мне здесь очень хорошо. Поэтому я и русский, и итальянец в одном лице.
– На вашей родине кипит музыкальная жизнь, тем не менее вас больше привлекает российское пространство. Чем оно притягательно?– Россия тоже открыта для экспериментов и новшеств. Только здесь я чувствую себя полноценным музыкантом. В России любят разноплановую классику, на симфонических концертах аншлаги. Италия все же более оперная страна. Там ценят традиции, дорогие яркие костюмы, декорации. Это не Германия, где Отелло может выйти в длинном кожаном пальто…
Для меня как классического музыканта широта интересов российского слушателя очень приятна. Ну и с публикой давно установлен контакт: я рад, что она меня приняла, полюбила. Это тоже важно для самореализации. Мне здесь уютно.
Фото: m24.ru/Лидия Широнина
– Что из академического репертуара вы бы хотели исполнить?– Оперу "Воццек" Альбана Берга. Трудное в определенном смысле произведение, хотя все зависит от того, что понимать под словом "трудное". Опера звучит нетрадиционно, отчасти мрачно, тревожно, к ней неприменимы стандартные каноны. Но в ней есть и лирика, и поэзия, и пафос, хотя она совершенно не похожа на классический вариант. Тут важно распахнуть глаза, прочистить уши и вот этими чистыми ушами послушать.
"Воццек" – потрясающее произведение. Главный герой – Воццек – болен. Причем это происходит не как результат каких-то событий, а так дается изначально. Воццек сумасшедший. А мир психически больных людей – иная вселенная, там другие восприятия, однако это тоже грань человеческого бытия. Люди болеют, сходят с ума, теряют рассудок – такое случается. Альбан Берг обладал колоссальным мужеством, помещая в центр оперы нездорового героя. Не преувеличиваю – героический поступок композитора. А музыка, написанная им, просто шедевр. Я мечтаю найти возможность и поставить эту оперу здесь, в России.
Кстати, я сейчас занят постановкой другой, тоже немного сумасшедшей, оперы – "Тоски" Верди, где главная героиня очень темпераментная, со своей безуминкой (смеется). "Тоску" я ставил много раз, но она по-прежнему мне интересна. Кто-то пошутил, что главная разница между Вагнером и Верди в том, что Верди умел изложить любовный сюжет за 20 минут, а Вагнер – за два с половиной часа. Я люблю Рихарда Вагнера, это прекрасная музыка, но, на мой взгляд, не самый удачный оперный формат. Когда опера длится шесть часов, вряд ли найдется человек, который не устанет. Люди шли в зал с печеньками, засыпали, просыпались, отвлекались, уходили и возвращались. А музыка Вагнера настолько глубокая, божественная, что требует полной концентрации и внимания. Возникает противоречие между физическими способностями простого человека и возможностью погрузиться в произведение. Наверное, буду выглядеть патриотом Италии, но мои великие соотечественники выбрали более понятный людям по продолжительности формат. Я бы сам с удовольствием поставил все подзабытые оперы Пуччини, например, "Виллисы", "Эдгар", даже La fanciulla del West – "Девушку с Запада", несмотря на то что там специфическое либретто. В России за них еще никто не брался. Для дирижера и солистов – это шикарная возможность проявить себя.
– Насколько я знаю, вы учились у выдающегося дирижера Леонарда Бернстайна – посещали его мастер-классы. Какие традиции вы унаследовали и что почерпнули из его опыта?– Когда много времени проводишь с человеком, начинаешь дышать с ним одним воздухом. Бернстайн был настолько харизматичным, что ты верил любому его слову. Он своим гением, талантом, любовью к музыке обращал любого в свою веру. Это личность колоссального масштаба: когда Бернстайн говорил, не оставалось сомнений в его правоте. Раз он сказал так, значит, так оно и есть. Уже потом, когда я начал анализировать его взгляды, с какими-то моментами не согласился, пересмотрел их. Например, в последние годы жизни он специально брал замедленные темпы, чтобы услышать каждую ноту, прожить ее. Слушал его и думал: "Ох, какой я дурак! Ведь здесь только так и надо исполнять – медленно". Но затем понял другое: подобный темп и понимание музыки были подвластны только Бернстайну. Он смог это сделать, а другие не смогут. Бернстайн менял музыку, и делал это убедительно, ведь он сам являлся композитором. Во время обучения я воспринимал его акритично, сейчас немного по-другому.
– С профессиональной точки зрения, вы Бернстайна воспринимаете больше как дирижера, который писал музыку, или как композитора, вставшего за пульт?– В первую очередь он музыкант, глубокий, настоящий. Он был одинаково интересен и когда дирижировал или сидел за роялем, и когда брал карандаш и писал партитуру. Возможно, ошибаюсь, но я всегда воспринимал его как дирижера, который писал, а не наоборот.
– За творчеством кого из своих российских коллег-современников вы следите? Кто для вас если не кумир, то как минимум интересный и самобытный дирижер?– Слово "кумир" отличное! Кумир – тот человек, который для тебя значим, важен, ты ориентируешься на него, стремишься за ним, ищешь внутреннее сходство. Таких людей у меня в России двое: это Юрий Темирканов и Валерий Гергиев. Совершенно разные дирижеры, но оба гениальные. Они смотрят на музыку под разными углами и извлекают из нее тоже абсолютно разные вещи. Темирканову важна лиричность, он стремится, чтобы музыка пела. Будто ищет в ней голос человека, пение. А у Валерия Абисаловича больше ритмичности, точности в рисунках, энергии.
Александр Сладковский, на мой взгляд, выдающийся дирижер. Конечно, не обсуждаются такие мастера, как Рождественский, Симонов, Федосеев.
Спиваков очень интуитивный человек, а Башмет – инстинктивный. Мне кажется, у него нет никаких заготовок, он слушает голову и сердце, и в этом его сила. Российская сцена необыкновенно многогранна.
– Вы работали с разными оркестрами по всему миру. А в Москве часто выступаете с "Русской филармонией". Что отличает этот коллектив от других? Чем он вам интересен?– В первую очередь они профессионалы. И на репетициях, и на концертах я в них уверен. Без криков, раздражения мы всегда приходим к нужному результату. Это отличное качество – уметь сконцентрироваться и в то же время сохранять нормальную атмосферу, без напряжения и нервов. "Русская филармония" – оркестр, где музыканты уважают друг друга. Они молоды, легки, подвижны. Бывает, на концерте приходит вдохновение, и я творю экспромтом, отходя от варианта, который был на репетиции. Ребята мгновенно подхватывают, реагируют и следуют за мной. Это уже партнерство на уровне чувств и эмоций. Здорово, когда у музыкантов нет границ – тогда им открываются бездонные возможности. Музыка – это свобода.
[html]<iframe width="560" height="315" src="https://www.youtube.com/embed/jVGR9pWfT1o" frameborder="0" allowfullscreen></iframe>[/html]
Видео:
youTube/пользователь: Moscow City Symphony - Russian Philharmonic
– В этом году вы впервые даете ночной рождественский концерт. Расскажите о нем.– Да, праздничные выступления под католическое Рождество, хотя я православный (смеется), для нас уже традиция, а ночной формат попробуем впервые. 24 декабря, в ночь с субботы на воскресенье, в 23:00 у нас с "Русской филармонией" начнется Christmas Гала с органом, детским хором, солистами. Прозвучат классические шедевры: Ave Maria Шуберта, Gloria Вивальди, Ave Maria Баха – Гуно, Alleluja Моцарта, "Хоральная прелюдия фа минор" Баха и многое другое. Это будет очень светлый, по-настоящему волшебный концерт. Приходите!