Дат, касающихся имени одного из крупнейших режиссеров мирового кинематографа Андрея Тарковского, в этом году предостаточно: 50 лет назад была закончена работа над исторической кинодрамой "Андрей Рублев", 20 лет спустя вышел фильм "Жертвоприношение". Не за горами и юбилей – 85 лет со дня рождения мастера. Память о Тарковском хранят люди, которым посчастливилось работать с ним, прикоснуться к его гению, многочисленные поклонники, среди которых и действующие мэтры театра и кинематографа, и, конечно, его родственники.
25 августа Андрей Андреевич Тарковский представит в Губернском театре вечер-посвящение "Запечатленное время". Журналист m24.ru Юлия Чечикова расспросила сына режиссера о предстоящем событии, а также о судьбе дома Тарковских в Мясном Рязанской области и в Москве.Фото: facebook.com/A.TarkovskyOfficial/
– Андрей Андреевич, расскажите, кто выступил с инициативой провести вечер-посвящение в Губернском театре? – В конце августа под Рязанью Международный центр Тарковского совместно с правительством Рязанской области организует мастер-классы, и мы подумали, что можно сделать вечер и в Москве. Я привлек к этой идее Дмитрия Клепацкого, продюсера, с которым мы работаем над кинопроектами. Он дружит с Сергеем Безруковым. Так на афише появилось название Губернского театра. Также в концерте примет участие Анатолий Белый. Первую пробу мы провели во флорентийском соборе Сан Миньято-аль-Монте в День всех святых, приурочив вечер к выходу книги "Запечатленное время" на итальянском языке (издание выпустил Международный институт Тарковского). Фрагменты из книги сменялись камерной музыкой композиторов, которых любил отец, музыкой из его фильмов. Также звучали произведения современных композиторов – Арво Пярта, Валентина Сильвестрова, Оливье Мессиана. Для московского концерта мне захотелось сделать что-то более интересное, с видеорядом – отрывками из фильмов, неизвестными материалами из архивов, рабочими дневниками по "Зеркалу".
– Какие роли исполняют артисты?– Сергей Безруков откроет и закроет вечер стихами Арсения Тарковского. А центральной частью станет живая музыка и текст, доверенный Анатолию Белому. Из Флоренции приедет дуэт сестер Гацзана – скрипачка Наташа и пианистка Раффаэлла. Они исполнят музыку Баха и упомянутых выше композиторов.
– Ваш отец в дневниках – в "Мартирологе" – периодически фиксирует впечатления от прослушанных записей – купленных и подаренных. Сохранилась ли эта музыкальная часть архива? Какие композиторы были созвучны мироощущению Андрея Арсеньевича?– На самом деле коллекционером пластинок был дедушка, хотя и у отца была тоже небольшая коллекция. Она хранится во Флоренции. Архив, как вы понимаете, мультимедийный, состоит из бумажного массива – сценариев, писем, корреспонденции, более 6 тысяч снимков, а также из аудио- и видеозаписей, к которым относится и дискотека. Отец был большим любителем музыки барочного периода – предпочитал Генделя, Баха, Пахельбеля, Пёрселла. Правда дальше Бетховена в своих музыкальных пристрастиях не заходил. Конечно, трудно не заметить, что особое место он отводил Баху – это "Страсти по Иоанну", "Страсти по Матфею", "Хорошо темперированный клавир", Бранденбургские концерты и кантаты… У него было много дисков. Есть замечательные пластинки с саундтреком из "Семи самураев", подаренные Акирой Куросавой. Занимаясь поисками музыки для "Ностальгии", отец, как вы помните, обратился к русскому фольклору…
– Чьи исполнения он ценил превыше остальных?– Из пианистов – Вильгельма Кемпфа, Андраша Шиффа. Он дружил с Мстиславом Ростроповичем, очень любил сюиты для виолончели-соло Баха в его исполнении. В своих пристрастиях склонялся больше к аутентистам, то есть придерживался мнения, что барочную музыку нужно играть на исторических инструментах с жильными струнами, и это автоматически сужало круг его предпочтений. Он старался приблизиться к эпохе, к которой принадлежало произведение. Очень любил орган.
– Вам передалась любовь к классической музыке?– Я считаю себя более открытым в своих музыкальных вкусах – помимо Моцарта, Бетховена, слушаю и ныне живущих академистов. Общение в музыкальной среде дает возможность узнать о многих интересных авторах. Поэтому в нашем концерте 25 августа мне захотелось соединить несоединимое – Баха, так любимого отцом, и наследников классической традиции, современных и независимых.
Фото: facebook.com/A.TarkovskyOfficial/
– В прошлом месяце в Москве состоялся
круглый стол, посвященный наболевшей проблеме – реконструкции и открытию культурного центра Тарковских в Щипковском переулке. Вы принимаете участие в этом проекте?
– В 90-х, когда работал в Москве, пытался заниматься музеем. Не знаю, в чем загвоздка, и почему воз и ныне там… Проект, безусловно, перспективный. Может, если в нем примет участие Музей кино, все сдвинется с мертвой точки… В этом доме, в двух небольших комнатах, жили отец с сестрой Мариной и моя бабушка. Грустно осознавать, что требуется все воссоздавать с нуля, когда можно было избежать полного исчезновения дома.
Есть еще одно место, связанное с биографией отца – это дом в Мясном, в Рязанской области, с сохранившимися интерьерами. Ежегодно он служит местом проведения мастер-классов кино для студентов киношкол и творческих вузов. К нам уже приезжали Сергей Соловьев, Юрий Норштейн, Андрей Звягинцев, проводил лекции философ Игорь Евлампиев. Хотелось бы, чтобы в следующем году эти мероприятия приобрели международный масштаб. Конечно, все упирается в финансирование, но это проблемы преодолимые. Важно сделать этот дом живым местом и, что первостепенно, обеспечить его охрану.
– Власти Рязанской области оказывают вам поддержку?– Да. В этом году дом получил статус "достопримечательного места", что означает запрет на постройку и видоизменение прилегающих территорий – они причислены к заповеднику. В 90-х рядом выросло несколько дачных сооружений, но, к счастью, их оказалось не так много. Сохранились дух и природа этого места, поэтому так важно реализовать проект дома-музея, где студенты и состоявшиеся мастера могут приобщиться к особой атмосфере Мясного. В "Ностальгии" все кадры из снов Горчакова должны были сниматься здесь, но российская сторона не дала согласие на участие, и отец воссоздавать дом на пленке в Италии. От художников Тарковский требовал, чтобы каждый гвоздик был как на его "полароидах". Для него это было очень важно.
– Часто ли к вам обращаются исследователи Тарковского? Что для них представляет наибольший интерес? – Отец был создателем, художником, а я только занимаюсь его наследием. Со мной периодически связываются студенты, которые пишут диссертации, ищут конкретные архивные документы, ответы на вопросы, связанные с его жизнью, судьбой, историей нашей семьи. Я отмечаю, что сейчас в эпоху духовного кризиса в кинематографе фильмы отца остаются востребованными, и стараюсь по возможности помогать тем, кто заинтересован в изучении его работ.
– Студенты кинематографических вузов очень часто тяготеют к стилистике фильмов Тарковского, но в какой-то момент приходят к пониманию, что она как правило не срабатывает. Как думаете, в чем причина? – Произведение любого великого художника всегда актуально. Если оно стареет, то это не искусство. Об этом говорил еще Достоевский. Но его невозможно копировать. Молодые режиссеры, которые попадают в эту ловушку, оказываются под сильным влиянием большого художника и его творчества, начинают имитировать чужое вместо того, чтобы создавать свое, и это очень опасно, потому что человек лишается индивидуальности. Фильмы таких эпигонов невозможно смотреть. В них цитата перекрывает другую цитату, и в итоге все полотно лишается смысла. Нужно учиться у мастеров, но для того чтобы обрести собственный киноязык. Без этого ты не художник, а просто подражатель.
Фото: facebook.com/A.TarkovskyOfficial
– В современном кинематографе есть адепты идей Тарковского? Вы можете кого-то называть последователем вашего отца?– Есть много режиссеров, которые любят его творчество, относятся с интересом, но последователей я не знаю. А вы? Я с такими не сталкивался.
– Может, причина в том, что для Тарковского каждая картина была в большей мере связана с философией? С искренностью? Уже упомянутый вами Игорь Евлампиев в свое время провел параллели между философскими идеями русских мыслителей второй половины XIX века и воззрениями Тарковского…– Любому художнику сложно быть искренним. Особенно режиссеру, которому приходится констатировать, что мировой кинематограф сильно изменился. Современный процесс кинопроизводства неразрывно связан с коммерцией, прокатом. Режиссер в этих условиях превращается в человека на зарплате, и продюсеры могут его в любой момент снять – это их право. Подобный голливудский подход уничтожает авторское кино. Это антиавторское кино. Отец не представлял процесс работы над картиной без полной свободы. Он не стал бы за нее браться, если бы знал, что решает все и за всех на съемочной площадке и в монтажной. Сейчас этого невозможно представить. Кстати, книга Евлампиева – я ее постоянно цитирую – одна из самых серьезных работ по осмыслению работ отца, с философской точки зрения. Действительно, Тарковского волновала не только поэзия кинематографа, но философия в образах. Каждый фильм для него означал поступок – моральный, творческий. Отец подходил к искусству совсем с другой стороны.
– Это связано с изменением системы духовных ценностей?– Ценности не могут измениться. Может измениться наш интерес к ним. Искусство призвано размягчить сердце для духовного роста, а это теперь мало кому интересно и заменено чем-то другим, что я бы не назвал ценностями. Человек потерял внутренний компас, и мы не знаем, куда идти, даже в искусстве. Оно стало методом и способом выражения порой не самых оригинальных и чистых мыслей. Отец же считал, что художник – раб своего таланта и должен всю жизнь служить идее, а не золотому тельцу. Искусство как процесс познания мира – это его точка зрения и основная цель в искусстве.
– Новое поколение итальянцев во Флоренции, где вы живете, знает имя Андрея Тарковского? – Я очень удивляюсь, когда сталкиваюсь с людьми, не имеющими отношения к культурной сфере, но имеющими представление о творчестве отца, в том числе и среди молодежи. Есть мнение, что только русские могут понять глубину его фильмов, но это ошибка. Конечно, какие-то корни, ценности генетически близки русскому человеку, но его картины, как и все искусство, универсальны. Они обладают способностью воздействовать на ход жизни отдельных личностей. Например, я знаю двух священников, которые стали монахами после просмотра "Андрея Рублева". Они нашли мой e-mail и рассказали об этом. На стене в келье у них висит портрет Тарковского. Художников, способных инициировать в других людях поиск духовных истин, не так много. Конечно, его видение понятно далеко не всем, но чтобы постичь суть произведения искусства, нужно быть духовно подготовленным к нему. Мы идем в кино не для того, чтобы поспать, отдохнуть от забот. Чтобы смотреть Тарковского, нужно встать на цыпочки, тянуться к нему. В наше время люди пытаются найти легкие пути к знанию, а их не существует.
– Существуют ли в современном кинематографе личности, чьи фильмы вызывали бы у вас интерес?– Я предпочитаю изучать историю кинематографа – мастеров, которых люблю с детства. Киноязык изменился, и мне сложно назвать фамилию, к примеру, американца, чьи фильмы мне нравятся. Антониони, Годар, Брессон остались в прошлом. И причина кроется не в отсутствии талантов. Как я уже сказал, это следствие индустрии и того пути, которым она идет. Когда режиссер прикидывает, что может снять пару боевиков или рекламу, а потом заняться авторским кино, он ошибается. С заданного пути ему не свернуть никогда. Но это не означает, что авторское кино умерло. Наоборот, в нем – огромная духовная потребность.
– Расскажите о книге "Запечатленное время". Планируется ли издание в России?– Да, мы готовим издание на русском языке. Это творческая биография отца. В ней – его рассуждения о предназначении художника, о целях в искусстве. Кстати, на концерте 25 августа прозвучат отрывки из нее. Книга уже выпущена на 15 языках. Мы пытаемся выпускать в Италии и Европе по книге в год. материала в архиве достаточно для того, чтобы распланировать издания на годы вперед.
Фото: facebook.com/A.TarkovskyOfficial