Елена Лучицкая. Фото: m24.ru/Евгения Смолянская
Осенью 2015 года в Москве шесть молодых женщин-ученых провели почти десять суток в изоляции. Эксперимент назывался "Луна-2015" – пребывание в специальном комплексе имитировало полет на единственный спутник нашей планеты. Корреспондент сетевого издания m24.ru встретилась с командиром экипажа этого проекта Еленой Лучицкой, чтобы обсудить "земную" невесомость, энтузиазм молодых ученых и равноправие в космонавтике.
– Результаты эксперимента "Луна-2015" связаны именно с влиянием на женский организм или они универсальны?– Если говорить о статистике, то сравнивать с мужчинами нас вряд ли можно. Конечно, это будет влияние на женский организм – как физиологических, так и психологических факторов. До этого женских изоляционных экспериментов у нас еще не было, проводились только смешанные.
– Многие критиковали эксперимент, в том числе спорили о его применимости. С чем вы это связываете? – У всех разное отношение. В социальных сетях было много комментариев не очень хорошего содержания. Некоторые говорили, что "девочки просто надели красные костюмчики". В основном, такие комментарии оставляли мужчины. Поэтому мы пытаемся сломать стереотипы.
У эксперимента есть научные и организационные цели. Нужна была команда, которая возьмет на себя организационные моменты, подготовит юридическую и медицинскую документацию. Этот опыт очень важен. С точки зрения науки – испытать оборудование и понять особенности взаимодействия в женском коллективе, изучить влияние изоляции на женский организм.
Нас часто приглашают читать лекции, и мы с радостью соглашаемся, так как хотим заражать людей своим энтузиазмом, рассказывать о том, что это интересно и важно, что это не какая-то голая наука. Мы очень любим свою работу.
– Вы затронули тему мужского шовинизма. В космонавтике он до сих пор присутствует? Или все-таки наблюдается тенденция к равноправию? – К сожалению, до сих пор есть некоторые предрассудки. Мы к этому привыкли. Начиная с советских времен от нашей страны в космосе побывали всего четыре женщины. Если сравнивать с тем, сколько летает в космос американок или европеек, это очень мало. Экспериментом "Луна-2015" нам хотелось доказать, что женщина тоже способна на многое и что если мы говорим про дальние космические полеты, то это должно в равной степени принадлежать мужчинам и женщинам.
Конечно же, женский организм – он физиологически сложнее, хотя и более адаптивен. Для экспериментов, которые мы проводим в Институте, обычно требуются мужчины-добровольцы. Я все время говорила – когда вы уже нас возьмете? И вот, наконец, пришла идея такого эксперимента. Я не задумываясь согласилась и нисколько об этом не жалею.
Мы ведь как ученые приезжаем в ЦПК (
Центр подготовки космонавтов им. Ю.А.Гагарина – прим. m24.ru) и представляем свои эксперименты космонавтам, объясняем, почему это важно. Кроме того, мы постоянно слышим об экспериментах друг друга, но не знаем, как они проводятся на практике. И тут появилась возможность испытать все это на себе.
Елена Лучицкая. Фото: m24.ru/Евгения Смолянская
– Почему выбрали именно Луну?– Иначе бы эксперимент получился более долгим и дорогостоящим. Вряд ли дежурная бригада была готова год работать бесплатно. Да и цели такой не было. Нам нужно было протестировать комплекс, подготовить его к дальнейшим экспериментам. А восемь дней – тот реальный срок, за который можно осуществить полет на Луну.
Наш институт (
Институт медико-биологических проблем РАН – прим. m24.ru) занимается проведением экспериментов не только на борту, но и модельных: чтобы что-то изучить, нам нужно смоделировать это на Земле. Проводятся различные эксперименты. В том числе по так называемой изоляции – она может быть длительная, сверхдлительная. У нас была не такая длительная.
Мы вышли на десятые сутки, но это была внештатная ситуация, изначально планировалось, что мы проведем в модуле восемь дней. Это действительно то время, за которое, как подсчитали баллистики, можно долететь до Луны с космодрома "Восточный", сделать вокруг нее несколько витков, провести запланированные эксперименты и вернуться обратно.
– Возраст молодого ученого – до 35 лет. Эта возрастная планка соблюдалась?– Действительно, всем, кто участвовал в эксперименте, включая сотрудников дежурной бригады, врачей, техников, инженеров, – всем им не больше 35 лет. За нашими плечами стоит очень много людей, мы им чрезвычайно благодарны. Это и администрация института, которая нас во всем поддерживала, это и те люди, которые готовили аппаратуру, проверяли комплекс.
Волонтерские бригады работали круглосуточно. Обычно наши эксперименты оплачиваются. Этот же был без оплаты, в том числе для тех, кто сутками следил за нашим состоянием. Мы хотели показать, что готовы работать за идею.
– Отбор был строгий? Вас готовили как настоящих космонавтов?– Изначально нас было десять. Затем мы проходили сложный отбор, и в итоге осталось шесть девушек. Пятеро из них – сотрудницы Института, шестая работает в "Объединенной ракетно-космической корпорации" (ОРКК). До этого она 10 лет проработала в нашем Институте, очень хорошо знакома со всеми нашими методиками, да и мы хорошо ее знаем.
В нашей команде все девушки – ученые, от младшего до старшего научного сотрудника. Среди нас три кандидата наук, два члена-корреспондента Международной Академии Астронавтики. То есть собрались люди, которые хорошо разбираются в научно-исследовательских программах, имеют опыт экспериментов на борту, проводят пред- и послеполетные обследования космонавтов. Кто-то еще пишет диссертацию, кто-то ее уже защитил.
– Из каких этапов состояла подготовка? – Было два этапа. Первый – медицинский отбор, который проходят будущие космонавты. Это различные иммунологические исследования, анализ крови и других биоматериалов, ЭКГ, УЗИ, томография. Из более серьезных – велоэргометр, кресло ускорения Кориолиса.
Велоэргометрия – это исследование сердечно-сосудистой системы и ее реакции на нагрузку. Испытуемый крутит велосипед, а специалисты записывают электрокардиограмму, мониторируют частоту сердечных сокращений и артериальное давление.
Кресла Кориолиса многие боялись. Нужно раскручиваться на кресле и выполнять движения головой с закрытыми глазами – проверяется вестибулярный аппарат. Там действительно многим становится плохо, если человек не подготовлен к такого рода воздействиям.
Каких только справок от нас не требовалось! И потом был, естественно, психологический отбор – с нами работали психологи и психофизиологи. Проходили игры на взаимодействие и взаимопонимание, различные психологические тесты. Нам нужно было заполнить кучу опросников – приходилось этим заниматься даже в общественном транспорте, по дороге на работу. Специалисты потом все это обрабатывали, учитывали психологическую совместимость, делали выводы, и в итоге нас осталось шесть человек.
Фото: facebook.com/luna2015.ru
– Что представляют собой тренинги на взаимодействие? – Совместное решение задачи. Например, мы сидели за компьютерами спиной друг к другу, не зная, что происходит на мониторе у партнера. Нужно было выставить специальное колесико в определенное положение, при этом своими действиями ты влияешь на действия партнера. То есть необходимо "поймать" момент – интуитивно или поняв алгоритм.
Еще были групповые дискуссии, когда нужно прийти к общему мнению. Задача состояла в том, чтобы выработать общее решение для экипажа. Здесь кто-то берет на себя функцию лидера, а кто-то соглашается.
Психологический отбор был для меня одним из самых сложных моментов. Ведь мы все проявили желание участвовать в этом эксперименте, поддерживали друг друга, вместе проходили испытания и находили пути решения в тех или иных ситуациях. Я очень надеюсь, что девушки, которые не прошли отбор, пойдут в дальнейшие эксперименты. Одна из них готовит себя к поступлению в отряд космонавтов. И я очень надеюсь, что в ее жизни будут более серьезные достижения.
– А центрифуга у вас была?– Эксперимент с центрифугой проводился параллельно. Исследовалось воздействие центрифуги короткого радиуса на женский организм. Это было сделано впервые, подобных исследований раньше не проводилось. Мы "крутились" до эксперимента и после. Там были не такие большие перегрузки, скорее испытание разных режимов и средств профилактики. Возникало ощущение, как будто ты просто встал на ноги – что ты не лежишь, а стоишь. Это все из-за оттока крови к нижним конечностям.
Испытать на себе действие настоящей невесомости было моей мечтой! Во Франции я принимала участие в параболических полетах, когда в самолете по определенным физическим законам создается невесомость на 25 секунд, при каждой параболе. Там микрогравитация чередуется с перегрузкой, и возникает непередаваемое ощущение, когда тебя отрывает от опоры, а в случае с центрифугой – отток крови к нижним конечностям для эффекта гравитации.
– Как же вам удалось побывать в параболическом полете?– Когда мы испытываем свои приборы или датчики, которые готовятся к поставке на борт, нам нужно понять, будут ли они корректно работать, не произойдет ли сбоя оборудования. Поэтому один из этапов проверки проходит в невесомости. Этот самолет – единственное место на Земле, где можно создать невесомость. Космонавты, кстати, тоже участвуют в таких полетах, это часть их подготовки.
– Что за "внештатная" ситуация у вас произошла в конце эксперимента? Почему вы вышли только на десятые сутки? – Нам объявили за сутки до выхода, что на месте посадки якобы неблагоприятные погодные условия. Поэтому нам пришлось продолжить "полет" – как бы задержаться на орбите Земли еще на один день.
Была и другая "внештатная" ситуация. Одному из членов экипажа якобы стало плохо – по легенде он получил удар током. Нужно было провести реанимационные мероприятия. У нас в экипаже была врач, и тут она проявила весь свой профессионализм и опыт. За нами следила целая бригада вместе с журналистами, была налажена видеосвязь с Волынской больницей (
Клиническая больница № 1 управления делами президента РФ – прим. m24.ru).
– На каком этапе вы узнали, что будете командиром? – Дня за три-четыре до начала эксперимента. Не больше чем за неделю нам объявили состав и функции каждого в экипаже.
– Ощущалась ли главенствующая роль?– Я не чувствовала главенствующей роли, потому что каждая девушка – это абсолютно самодостаточная личность. Каждый выполнял ту или иную роль. Например, среди нас были психолог и врач. Не было ни одной ситуации, когда бы я давила на кого-то своим мнением. Я могла зайти к кому-то поговорить, выяснить что-то, но принимать решения, которые бы шли в разрез с чьим-то мнением, мне не приходилось. Я была четко уверена в каждой из девушек и знала, что в любой ситуации они проявят все свои положительные личностные качества, научные знания и умения.
– Вы заходили в модуль до начала эксперимента? Видели, что вас ждет?– Да, мы же все сотрудники института, проводили "Марс-500". Эксперименты на космонавтах и добровольцах – привычная для нас работа. А тут мы сами стали объектом испытаний. Модуль, конечно же, мы знали, как и систему обеспечения. В общем, все было осознанно.
Фото: facebook.com/luna2015.ru
– На клаустрофобию вас как-то проверяли?– Никто нас конкретно на клаустрофобию не проверял. Все-таки каждая из нас понимала, на что идет. По условиям эксперимента, мы имели право прекратить изоляцию без объяснения причин. Однако ни одна из участниц не высказала каких-либо недовольств. Скорее наоборот, нам было так комфортно, что иногда даже шутили: "А не продлить ли нам эксперимент?".
– Вас не раздражают вопросы про косметику и мужчин на пресс-конференциях? –Да, иногда хочется поругать журналистов. Обычно мы говорим, что было очень много науки – провели массу исследований, более 30 научных экспериментов. И в конце кто-то делает ремарку, что у нас не было фена и шампуня. В итоге журналисты вырезают все научную часть, и остаются только фразы типа "Как же девочки будут без фена и шампуня?".
Я считаю, что освещать нужно со всех сторон. Есть наука, есть какие-то гигиенические вещи. Но когда вырезают все, что связано с нашими целями и задачами, и оставляют информацию про мытье головы, красные комбинезончики и отсутствие мужчин, то это не совсем правильно.
– Но вопрос с душем все-таки интересен. У вас же его не было, насколько я знаю? – Да, но у нас были влажные салфетки, пропитанные дезинфицирующим раствором. Эксперимент проходил в том же модуле, где и "Марс-500"
(в 2010-2011 годах проводился эксперимент "Марс-500", во время которого шесть добровольцев находились в изоляции 519 дней– прим. m24.ru). Там у ребят была и кают-компания, и душ, – все-таки это 500 дней изоляции. У нас изоляция была не такая длительная. Мы использовали те средства гигиены, которые есть и на борту МКС (
Международная космическая станция – прим. m24.ru), – влажные салфетки, сухие полотенца, влажные полотенца (их можно разогреть в микроволновке).
У нас не так много было физических нагрузок, всего два эксперимента на беговой дорожке с системой вывешивания. Средств гигиены, которые были на борту, вполне хватало. Если вечером протерся несколькими влажными полотенцами, то вполне комфортно себя ощущаешь.
Фото: facebook.com/luna2015.ru
– Какой у вас был распорядок дня?– Каждый день у нас был расписан, на доске вывешивалась специальная циклограмма. У каждой участницы был свой номер – Л1, Л2 и так далее ("Луна" – по названию эксперимента – и дальше порядковый номер). У каждой было расписано, что она делает в течение дня. Если был забор крови, то подъем в семь утра. Обязательно утренний медконтроль, методика "Антистресс" и затем завтрак. После завтрака начинались основные научные эксперименты.
Были эксперименты для конкретных членов экипажа, иногда на весь день. Для некоторых экспериментов требовалась помощь со стороны других участников, но были и те, где, наоборот, нужна тишина. Например, ты в наушниках с микрофоном выполняешь какие-нибудь сложные операторские действия, стыковку предположим, и любой шум тебя может отвлечь.То же самое с психологическими методиками. Здесь требуется внимание, сосредоточенность.
– Один из экспериментов был с виртуальной стыковкой. Расскажите, как он проходил. – На стыковку был очень интересный эксперимент, он называется "Пилот". Надо пристыковать свой корабль к воображаемой станции с помощью специальной компьютерной программы. Ее наши космонавты тоже изучают. Существует воображаемая станция и что-то наподобие джойстиков, которыми ты пытаешься к ней пристыковаться. На первых уровнях это достаточно просто – ты подлетел и пристыковался. Дальше она начинает либо вращаться, либо наклоняться или поворачиваться. Начинает мешать солнце или тень, добавляются какие-то движения. Каждый уровень все сложнее и сложнее.
– Сразу вспоминается фильм "Интерстеллар". Там главному герою удалось пристыковать корабль к станции, которая вращалась с бешеной скоростью… Кстати, что вы думаете о фильме "Интерстеллар"? – Все подобные фильмы, а из последних это "Гравитация", "Интерстеллар", "Марсианин", восхищают меня как ученого в первую очередь тем, что это пропаганда космонавтики, пропаганда науки. И это не может не радовать! Да, можно придираться к техническим неточностям, но это же не документальные фильмы, и цель здесь, наверное, несколько другая.
– Возвращаясь к теме виртуальной реальности. Вы же, получается, виртуально спустились на поверхность Луны?– У нас по задумке не было высадки – мы должны были спустить на поверхность Луны виртуальный модуль, набрать образцы лунного грунта и вернуться обратно на Землю. Этим модулем мы управляли с помощью джойстиков в виртуальных очках. Программа разрабатывалась специалистами МГУ.
На четвертые сутки мы как раз "добрались" до орбиты Луны и "спустили" этот модуль. Многим участницам понравилась эта методика. Лично я не очень люблю компьютерные игры, к тому же для меня оказалась чувствительной небольшая задержка сигнала. Хоть это и миллисекунды, но все равно очень необычные ощущения возникают.
– Вам, наверное, надоел этот вопрос, но не могу не задать его. Вы ссорились во время изоляции? – Очень много было комментариев – на какие же сутки они поругаются? Мы не только друг другу не надоели, мы не успели наговориться друг с другом, мы не наобщались. Вроде уже разошлись, отбой, но все равно кто-то вышел чистить зубы, с кем-то встретился, что-то обсудил, и понеслось. Естественно, мы не ложились спать вовремя. Иногда физически не успевали: нужно было приготовить оборудование или документацию на следующий день.
Еще у нас в циклограмме стоял 30-минутный послеобеденный отдых. С ним у нас тоже никак не получалось. Нам обычно хотелось хоть немножко поговорить, потому что в остальное время все были заняты своими методиками. Очень редко кто-то хотел уединиться в своей каюте.
Когда мы вышли, нас спрашивали: "Ну что, выспались, отдохнули?". Странный вопрос, все-таки мы не в санаторий ездили. У людей были выходные, ноябрьские праздники. А у нас – подъем в семь или в восемь утра (в зависимости от того, сдавали мы в этот день кровь или нет) и достаточно насыщенный экспериментами трудовой день.
Фото: m24.ru/Евгения Смолянская
– Ну а все же, неужели ни разу не возникало разногласий? – Я всегда на этот вопрос отвечаю: "Ну что нам было делить?". Я даже не могу представить себе ситуацию, которая могла бы нас поссорить. Нам всем достаточно образования и воспитания, чтобы обойти острые углы. И вообще, не год же нам там находиться.
– Как за вами следили извне? У вас было хоть немного личного пространства?– Каюты были у каждого индивидуальные – небольшие, как купе поезда. В каютах не было камер, в отличие от всей остальной территории. Мы к камерам очень быстро привыкли. За нами очень пристально следили техники и врачи. Однажды мы собрались в каюте, чтобы что-то обсудить, и потом кто-то вышел и открыл аптечку. Дежурная бригада сразу отреагировала: "Объясните причину пользования аптечкой". Мало ли, кому-то стало плохо – они сразу должны это знать.
– Получается, дежурной бригаде передавалось только изображение? – Звук не записывался, только видео. То есть нас видели, но не слышали. Прямой связи у нас, естественно, не было – ни с родными, ни с дежурной бригадой. Связь поддерживалась с помощью радиограммы. Нам могли прислать радиограмму с вопросами или с подсказками, когда мы проводили эксперименты. Когда приходила радиограмма, звучал сигнал. Еще в модуле находится пульт управления, туда можно было отправить письменное или видеосообщение.
У нас была сложная психофизиологическая методика – электроэнцефаллограмма, когда надевают на голову шапочку с электродами и регистрируется активность головного мозга. Та девушка, которая у нас специалист по ЭЭГ, в основной экипаж не попала. Поскольку мы не рассчитывали, что будем проводить этот эксперимент самостоятельно, то к нему особо и не готовились. А тут оказалось, что все-таки придется его провести. Нам пришлось долго разбираться, с нами на связь выходила специалист, которая специально для этого в выходной день приехала в Институт. Она подсказывала, что не так, и всячески помогала нам.
Громкая связь у нас была на самый экстренный случай. Я могла нажать кнопку и что-то срочное сообщить. Но ни разу не было такой необходимости, поэтому мы пользовались радиограммами.
– Значит, изоляция все-таки была неполная? – Это не является нарушением изоляции. Когда я работаю из Центра управления полетами с космонавтами, находящимися на МКС, они во время проведения эксперимента тоже могут выйти на связь и сказать, к примеру: "У меня не сохраняются данные" или "У меня не горит электрод".
– А были какие-то неожиданные результаты экспериментов в рамках "Луны-2015"? – О результатах пока говорить рано, они еще долго будут обрабатываться. Но если говорить об ощущениях – я заметила, что у меня изменился порог болевой чувствительности. В условии изоляции он понизился. Специалисты будут обрабатывать данные и выяснять, с чем это связано.
Порог болевой чувствительности измерялся утром, днем и вечером при помощи специального прибора с тензо- и термовоздействием. Там есть датчик, который нужно приложить к коже и ждать до тех пор, пока можешь терпеть. Потом отпускаешь кнопку, и происходит замер.
Скорее всего, порог болевой чувствительности у меня изменился из-за температурных условий и замкнутого пространства. Взять даже, к примеру, задержку дыхания. Если в обычных условиях я держу дыхание больше двух минут, то в модуле уже после минуты держать дыхание было сложно.
– Еда у вас была "космическая"? – Нет, у нас была обычная еда, иначе это вышло бы очень дорого. У проекта не было такого финансирования, чтобы мы пользовались космической едой. Да и сами космонавты давно уже не едят из тюбиков. У них есть консервы, шоколад –то, что можно купить в обычном магазине. В этом смысле я могу сказать, что ела такую же "космическую" еду.
Весь рацион рассчитывался по калоражу, занимался этим конкретный сотрудник. У нас были, в основном, замороженные и сублимированные продукты. Мы их готовили в микроволновке. На первые несколько суток – свежие овощи и фрукты. На МКС, между прочим, тоже отправляют посылками свежие фрукты и овощи.
В том, что касается еды, жестких условий не было. Вот у ребят в "Марсе-500" были строгие ограничения, особенно в первой половине эксперимента. Нельзя было что-то не съесть. У нас же все по доброй воле. Можно всегда было выпить чай или кофе – если не сильно занята.
– Что можно было взять с собой в модуль? – Нас не ограничивали. Одежду, крем, электронную книгу – пожалуйста. Я взяла с собой планшет, но ни разу не открыла его, хотя хотела посмотреть фильм. Еще взяла фотографию своего сына и мой талисман. Вообще космонавт может взять на борт один килограмм "нерегламентированного" веса. Естественно, вещи проверяются, чтобы не было ничего запрещенного.
– Какие вы чаще всего заводили разговоры во время изоляции – личные или научные?– Да мы, как обычные люди, могли и то, и другое обсудить. Жизнь в институте, своих друзей…Очень часто вспоминали ребят из "Марса-500" и удивлялись – как же они 500 дней тут просидели! Я теперь на них смотрю совсем другими глазами. Научный руководитель "Луны-2015" Саша Смолеевский участвовал в "Марсе-500" и рассказывал, что самым сложным было выйти из модуля – насколько они привыкли там находиться.
Саша очень много нас консультировал, сидел с нами допоздна, часто оставался в дежурной бригаде. Вечером я сдавала ему рапорт, что экипаж чувствует себя хорошо, и мы желали друг другу спокойной ночи.
– Когда вы вышли из модуля, какое было ощущение? Поменялось ли восприятие?– У меня изменилось восприятие даже самой себя. В целом, я поняла, что все мы очень разные. Мне казалось, что вот это мнение для меня априори, оно не требует даже доказательств, а для другого человека оно чуть ли не противоположное. И нужно было понимать, что не все думают так, как я. И потом, я в целом по-другому стала смотреть на изоляционные эксперименты.
Если из любой командировки можно написать-позвонить, узнать, что и как, то здесь нет обратной связи. Ты не знаешь, что происходит с твоими родными, что происходит в институте. У нас хоть и была "пакетная" связь – даже новости нам дозированно присылали, с задержкой на день, – но все это в такой сухой форме, что невозможно распознать эмоциональную окраску. Одном словом, не было эмоциональной связи с внешним миром, с близкими.
Если позволить себе оторваться от реальности, то отдаленно можно представить, что ты где-то не на Земле. Но с другой стороны, ты понимаешь, что, случись экстренная ситуация, тебе сразу помогут.
– Мне вот стало интересно – как люди попадают в космическую сферу?– В моем случае это просто стечение обстоятельств. Я окончила педагогический вуз, факультет биологии и географии. У меня было желание остаться в науке, я пошла в аспирантуру, защитилась и на одной из конференций задала вопрос женщине, которая делала доклад. И она меня потом пригласила на собеседование к знаменитейшему профессору Баевскому (доктор медицинских наук, профессор, сотрудник РАН, один из основоположников космической кардиологии, заслуженный деятель науки РФ – прим. m24.ru). Я всегда с большой гордостью говорю, что работаю именно с профессором Романом Марковичем Баевским. Это мировая величина – человек, который еще запускал Белку и Стрелку.
Фото: facebook.com/luna2015.ru
– Профессия педагога помогает вам в работе?– Помогает. Когда я работаю с космонавтами, находящимися на МКС, мне нужно их обучить проведению эксперимента. Так что в какой-то степени педагогическая деятельность присутствует.
Люди, которые здесь работают, – они действительно болеют космонавтикой. Кто-то хочет попасть в отряд космонавтов, и идет к этой цели. Есть и те, кто видит себя ученым. Я всегда с гордостью говорю, что у меня завтра ЦПК или ЦУП. Когда общаешься с космонавтами с орбиты – это, конечно, здорово.
– А вы не хотите слетать в космос?– Я очень хорошо понимаю, что это такое. Это не просто твое желание, в конечном итоге вся страна должна захотеть, чтоб ты туда полетел. Я уже в любом случае не попаду в отряд космонавтов по возрасту, так как документы там принимают до 33 лет. Еще, безусловно, нужно безупречное здоровье. Но самое главное, очень многим нужно пожертвовать, чтобы достичь этой цели, и я восхищаюсь людьми, которые идут к ней, преодолевая трудности и преграды. Я выбрала несколько иной путь. Я вижу себя ученым. Так что полет в космос – это для меня недосягаемая мечта.
– У вас семилетний сын. Он хочет быть космонавтом?– Я не могу сказать, что мой сын этим болеет. Хотя недавно он посмотрел фильм "Аполлон-13", и на него это произвело большое впечатление. Теперь он постоянно меня об этом спрашивает. Мы с ним даже взяли почитать книгу про лунные экспедиции "Аполлона".
Несколько раз я брала своего сына в ЦПК, и теперь космос кажется ему чем-то вполне близким. Я тоже не могу сказать, что с детства мечтала о космосе, в отличие от многих. Я пришла к этому чуть позже, уже очень осознанно. Для меня космонавтика – это что-то далекое и недосягаемое, и при этом я очень трепетно к этому отношусь, горжусь тем, что имею к этому отношение.
– Кто-нибудь из участниц "Луны-2015" плакал во время эксперимента?– Я плакала… от счастья! У меня там был день рождения, и мне девчонки устроили сколько классных сюрпризов. Они придумали такой интересный квест: сначала я должна была собрать пазл нашего модуля, потом обнаружить множество записок-подсказок во всяких потайных местах, в том числе на потолке, и в итоге найти свой подарок.
Это была футболка с надписью Crew Commander – командир экипажа – и нашей фотографией. Еще мне прислали видеоролик – наш оператор собрал самые трогательные моменты и фотографии, добавил музыку. Я расчувствовалась. А так мы плакали только от смеха. Если в первые дни у нас не было возможности расслабиться, то к четвертому дню мы уже привыкли к распорядку и находили время поиграть в настольные игры. Было весело! Причем играли мы все вместе, никто к себе в каюту не уходил. Так что и здесь оставались командой.