Илья Архипов. Фото: M24.ru/Михаил Сипко
Кандидат исторических наук Илья Архипов – один из немногих в России специалистов, знающих аккадский и ассирийский языки, на которых говорили в древней Месопотамии. В этом году он получил премию правительства Москвы за публикацию расшифрованных клинописных текстов. Корреспондент M24.ru поговорил с научным сотрудником Института всеобщей истории РАН и выяснил, как жили в древней Месопотамии, как выучить аккадский язык и почему на самом деле современные ассирийцы не имеют отношения к древней Ассирии.– Почему вы стали изучать именно культуру Месопотамии, а не что-то более популярное?– Я хотел заниматься глубокой древностью и языками, которые, как мне казалось, никто толком не понимает. В общем, чем экзотичнее, тем лучше. Почему Месопотамия, а не Египет? Потому что Египтом занимается намного больше людей, это слишком популярная тема. Роль в моем выборе также сыграли люди, в то время преподававшие на кафедре истории Древнего мира в МГУ.
– Если оценивать роль культуры Месопотамии в современности, какой вклад она внесла в нынешнюю жизнь?– Есть старая, но хорошая книжка американского ассириолога Сэмюэла Крамера под названием "История начинается в Шумере". Может быть, египтологи не согласятся, но существует множество оснований считать, что самые первые шаги на пути построения современного общества были сделаны именно в Месопотамии: первая письменность, первое государство – вообще, все, что можно себе представить первым в истории из того, что отделяет первобытность от развитых человеческих обществ.
Более того, в очень многих областях, например в математике, астрономии, именно Месопотамия определила греческую традицию (не Египет, а Месопотамия) и, как принято считать, через греков дала толчок к созданию современного общества.
– Хотелось бы спросить вас как одного из крупнейших ассириологов России: во время геноцида ассирийцы бежали вместе с армянами, потому что они, как и армяне, были православными. Но в древности ассирийцы были язычниками: поклонялись богам Ашшуру, Иштар и прочим. В какой момент поменялась эта культурная составляющая и что с ней случилось сейчас? Кто такие современные ассирийцы?– На самом деле, это недоразумение, потому что современные ассирийцы не имеют отношения к ассирийцам древним, которые создали Ассирию. Этот арамейский народ просто принял такое самоназвание – ассирийцы, но кроме этого названия с древними их ничего не связывает.
Народы этих регионов приняли христианство очень рано, в первой половине первого тысячелетия, и, соответственно, оставили свои языческие верования, к которым к тому времени, помимо традиционных месопотамских культов, было примешано много греческих, иранских и других традиций. И надо помнить, что ассирийцы современные к Ассирии и к ассирийцам IX–VIII веков до нашей эры прямого отношения не имеют.
Фото: M24.ru/Михаил Сипко
– В таком случае, где находится современная Ассирия?– Сейчас никакой Ассирии не существует.
– Но на территории каких современных государств она существовала?– У Ассирийской державы были периоды взлетов и падений. Ядро ее территории – это северный Ирак. Значительную часть своей истории она владела большей частью нынешней Сирии, а в периоды наибольшей территориальной экспансии ее влияние доходило до Египта, отдельных частей Ирана и нынешней Турции.
– Как вы считаете, почему недооценена история Передней и Средней Азии, в частности в России? Почему она не изучается так подробно, как Египет?– Такая проблема, к сожалению, есть. Дело в том, что в Египте очень выразительные памятники изобразительного искусства: там есть пирамиды, которые можно увидеть, о которых все знают. В Месопотамии ничего похожего нет. И для неспециалистов руины месопотамских городов представляют собой всего лишь обломки камней, которые кажутся всегда одинаковыми.
До нас дошло гораздо меньше таких материалов захоронений, как мумии, погребальные маски и прочее, поэтому просто меньше можно показать широкой публике. Но богатство Месопотамии – это, прежде всего, тексты.
Количество дошедших до нас текстов превышает объем египетских во много раз. Но текст – это все же менее популярная вещь. Да, тексты можно перевести, опубликовать, у них есть масса литературных достоинств, но все равно это не то же самое, что пирамиды или гробница Тутанхамона.
Тем не менее потенциал месопотамской текстовой документации огромен. По разным оценкам, у нас от 500 тысяч до миллиона текстов, написанных клинописью и дошедших из Месопотамии и соседних регионов. Мы можем с их помощью изучить самые ранние периоды в истории человеческого общества и момент, когда оно приобрело черты, характерные для цивилизации.
К сожалению, этот потенциал эксплуатируется в недостаточной степени просто из-за того, что мало людей этим занимается. И не только потому, что нужно знать много языков, очень много разного материала, а еще и потому, что когда нет объектов, которые привлекают внимание широкой публики, то нет и финансирования.
Вообще, финансирование гуманитарной науки в последние десятилетия – проблема не только российская, но и мировая: оно постоянно сокращается и поэтому, естественно, Передняя Азия и ее древнейшая история изучаются в недостаточной степени.
Фото: M24.ru/Михаил Сипко
– Как вы считаете, следовало бы расширить изучение истории Месопотамии в рамках школьной программы?– К сожалению, концептуальная сторона гуманитарных наук переживает кризис не только в нашей стране. В советское время, например, была марксистская теория, которая худо-бедно объясняла, как развивался человек на протяжении своей истории.
Сейчас никакой единой теории нет – каждый объясняет, как хочет. В итоге получается, что, с одной стороны, это трудно изложить простым и понятным школьнику языком, с другой стороны – трудно сделать так, чтобы объяснение отражало современное состояние науки.
– В чем именно заключаются ваши исследования: они скорее теоретические или все же более практические?– Я на самом деле теорией совершенно не занимаюсь, я занимаюсь практическими вещами, прежде всего, изданием текстов, за что и получил премию. У меня вышла книга, где опубликовано несколько сотен клинописных текстов.
Я работал в Сирии в музее города Дейз-эз-Зор, который сейчас, к сожалению, находится на территории военного конфликта. Но тогда (это были 2007–2008 годы) там все было хорошо, и я много раз туда ездил.
В музее хранятся таблички, которые представляют собой кусок глины с текстом, нанесенным специальной палочкой, которая называется "стиль" или "калам". Что с этим текстом делать? Для начала его нужно сфотографировать, потом прочитать и перевести. Этим я и занимаюсь. Людей, которые могут читать и переводить клинописный текст, из шести–семи миллиардов жителей Земли, с большой натяжкой есть человек 500, из них в России, наверное, человек десять.
Прочитать, перевести, прокомментировать и сделать выводы на основании этих текстов – это моя работа, к исторической теории не имеющая большого отношения и вообще больше связанная с филологией и лингвистикой, чем с историей. Но, таким образом, исторические источники оказываются в распоряжении других ученых, которые на основании прочитанных и переведенных мной текстов могут делать дальнейшие выводы, изучать те вопросы, которые их интересуют. В общем, я эти тексты ввожу в научный оборот.
Получилось совершенно случайно (так распределялись эти тексты для публикации), что та группа, которая досталась мне, имеет отношение к древней металлургии. И тот комментарий, который есть и в книге, и в моих статьях, касается того, как была устроена металлургия во время написания этих текстов, то есть в XVIII веке до нашей эры, на территории нынешней Сирии. В моих работах дается подробный анализ и терминологии, связанной с металлургией, и разного рода технологий, которые применялись в то время.
Среднеассирийские законы, Пергамский музей в Берлине. Фото: cdli.ox.ac.uk
– Расскажите об этом поподробнее.– Как пример можно взять историю железа. Все, кто хорошо учился в школе, знают, что сначала был каменный век, потом бронзовый, затем железный. Начало железного века обычно датируют началом I тысячелетия до нашей эры. Согласно текстам, которые я изучал, железо имело широкое распространение гораздо раньше, чем считали прежде, – уже в XVIII веке до нашей эры, то есть на 800 лет раньше, чем предполагали. Железо довольно активно использовалось, правда, для изготовления не орудий труда, а украшений, потому что оно было достаточно редким металлом.
Другой пример: золото, как правило, в месторождениях встречается в виде сплава с серебром – так природа устроена. В самородках золота довольно большой процент серебра, из-за чего они имеют бледно-желтый цвет.
Есть золото чистое, более желтое, а есть "загрязненное" серебром – оно более светлое. И люди с древности пытались как-то очистить золото (они не знали, что на самом деле очищают его от серебра), сделать его более чистым, более тяжелым, более насыщенным по цвету.
Для этого есть разные методы: к примеру, такая технология, как цементация. Считалось, что ее изобрели где-то в VII или VI веке до нашей эры. Я опять же в книге показал, что эта технология была уже в то время, когда составлялись эти тексты, то есть на тысячу лет раньше, чем думали.
Вот из таких частных вопросов, связанных с древней металлургией, во многом складывается вклад в науку, который вносит моя книга. Есть вопросы еще более технические, касающиеся устройства колеса.
– Какие, например?– Люди не сразу додумались, что можно сделать колесо, а не просто тащить волокушу по земле. Колесо – довольно позднее изобретение, и оно постоянно совершенствовалось. Сначала это были ролики, сделанные из бревен, потом было цельное деревянное колесо – срез бревна. Затем его стали делать составным из отдельных частей, скрепленных, например, металлическими пластинами, и наконец изобрели колесо со спицами.
И этап этого процесса, стадия перехода от составного колеса к колесу со спицами, отражается в текстах, которые я издал. Конечно, там много трудностей, то есть нельзя сказать, что я показал, что колесо со спицами появляется раньше или позже, чем думали. Но в оборот введен новый материал, на основании которого другие специалисты, может быть, смогут решить эту проблему.
Также эти тексты довольно много говорят об украшениях. В них упоминаются более крупные и богатые украшения, чем те, которые находят археологи. Это происходит по той причине, что люди редко расставались с украшениями, а археологи находят то, что каким-то образом оказалось в земле. То есть люди это либо оставили в погребении, либо потеряли. Украшений найдено сравнительно немного, а в текстах их гораздо больше, потому что люди писали обо всем, что у них было, делали списки, инвентари, квитанции сдачи в ремонт и так далее.
Таким образом, можно в значительной степени расширить представление о том, какие были украшения в это время по сравнению с тем, что могут нам предоставить археологи. Можно гораздо больше узнать о том, как они использовались. Например, один из моих выводов состоял в том, что мужчины в это время носили украшения в неменьшей степени, чем женщины, и примерно такие же.
Фото: M24.ru/Михаил Сипко
– С чем это было связано?– А с чем связано то, что сейчас мужчины не носят украшения, а женщины носят, или мужчины носят меньше украшений? По-разному бывает.
– То есть влияет культурная или религиозная составляющая?– Культурная, религиозная – примерно одно и то же, особенно для этого времени. Так далеко я не захожу, как я уже говорил, теорией не занимаюсь. Это немножко другая профессия. Я предоставляю достоверные данные, которые есть в текстах.
Если бы в текстах было сказано, что мужчинам запрещено носить серьги, потому что какой-нибудь бог возмутится, я бы так вам и сказал, но там ничего такого нет. Там говорится, что у царя были серьги, бусы и даже на лодыжке кольца, представлен список царских украшений.
– Сколько времени занимает расшифровка одной таблички?– Таблички бывают разные как по сложности, так и по объему – от одной до нескольких сотен строк. Какие-то можно прочитать за пару минут, а над другими работают целые поколения ученых.
– Вы сказали, что в нашей стране очень мало специалистов по аккадскому и ассирийскому языкам. Тогда где и как вы их учили?– Аккадский язык – это условное название для целой группы близкородственных диалектов, в которую входят эблаитский, староаккадский, старо-, средне- и нововавилонский, старо-, средне- и новоассирийский (и это еще очень упрощенная картина).
Во время обучения студенты обычно знакомятся с несколькими диалектами, из которых классическим считается старовавилонский. Введение в аккадский мне преподавал на истфаке МГУ Александр Аркадьевич Немировский.
Но по-настоящему я выучил язык во Франции, где я проходил стажировку, а затем работал в Коллеж-де-Франс у Жан-Мари Дюрана.
Глиняная табличка, коллекция Йельского университета в Нью-Хейвене. Фото: cdli.ox.ac.uk
– Помогло ли получение премии вашей работе? Если да, то чем?– Премия, конечно, помогла, и не только мне. Она стала своего рода рекламой для нашей дисциплины. Подозреваю, что процентов 95 из тех, кто прочитал в интернете новость о присуждении премии, впервые узнали о существовании Месопотамии и ассириологии.
Это хорошо и для института, в котором я работаю, потому что сейчас непростая ситуация с реформой Академии наук, и каждый "балл известности" для каждой организации играет свою роль.
Естественно, и для меня лично это хорошо. Дело в том, что финансирование науки, к сожалению, оставляет желать лучшего. Это проблема, повторюсь, не столько нашей страны, сколько вообще мировой науки и дисциплин, не имеющих прямого выхода на рынки, в отличие, например, от биохимии.
В этой ситуации премия – очень хорошее подспорье для моих проектов и, не скрою, просто для повседневной жизни, потому что, к сожалению, зарплаты в науке маленькие, а внезарплатное финансирование в виде грантов в связи с экономическим кризисом в этом году значительно сокращается.
– А не приходилось заниматься краудфандингом? Сейчас это довольно популярно, в том числе среди ученых.– Вы знаете, не приходилось, потому что времени нет. К сожалению, так получается, что ученые вообще очень много работают, практически все время, потому что берут на себя много обязательств: есть гранты, есть книги, которые нужно cдавать вовремя, и так далее.
И конечно, у нас нет секретарей, приходится делать всю административную работу, заполнять формуляры и отчеты. Поэтому, к сожалению, просто нет времени на такого рода затеи, хотя в перспективе что-то подобное можно представить.