Фото: YAY/ТАСС
16 мая отмечается День биографов (Biographers Day). Колумнист Алексей Байков рассказывает, откуда взялся жанр критической биографии и как мистификаторы от биографии умело водили за нос публику. Подробнее – в материале m24.ru.В древней Индии была такая, известная до сих пор, сказка про шестерых слепых мудрецов и слона. Как начали они все вместе щупать скотинку, и как один заявил, что слон похож на веер, второй – что на дерево, третий сказал, что это такая змея, четвертый вообще решил что слон – это огромная стена, ну и так далее. Сегодня этим слепым мудрецам на их исторической родине даже поставлен памятник, а их зрячие потомки продолжают свой нелегкий труд. Так уж устроено наше сознание, что даже одно и то же увиденное их собственными глазами событие два человека станут потом описывать совершенно по-разному. То же самое происходит и с нашим восприятием других людей: если они нам нравятся хоть какими-то своими чертами, то дальше мы уже сами, без посторонней помощи, в своей голове "дорисовываем" их образ до желаемого идеала. И наоборот – стоит нам в нем разочароваться, как мы точно так же мысленно превращаем реального человека в собрание всех возможных мерзостей.
Вопреки "закону Годвина" весьма характерным примером тут как раз является Гитлер. Во времена триумфа нацизма он был кумиром не только Германии но и половины аристократической Европы. В нем видели идеал политика и мужчины, и чуть ли не каждая немецкая женщина мечтала провести с фюрером хотя бы одну ночь. А после войны, когда открылись многочисленные преступления нацистов в концлагерях и на оккупированных территориях, возник массовый запрос на абсолютное "расчеловечивание" того, кто воплощал собой этот немыслимо жестокий режим. Сработал обратный эффект, и многочисленные авторы бульварных биографий стали наперебой писать о наличии у Гитлера разнообразных отклонений на половой почве. У одних он был скрытым гомосексуалистом, у других – мазохистом, по версии третьих – имел "неполный комплект" ниже пояса, и так далее. Каждый выдумывал в меру собственной фантазии, пользуясь лишь теми сведениями, которые подтверждали его идею фикс, и напрочь игнорируя все остальное.
Ох уж эта биография – младшая сестра истории! Родилась она в тот момент, когда к преданиям о богах и чудовищах добавился миф о герое, способном победить или перехитрить сверхчеловеческие силы. Когда вместо стойбищ человечество начало строить города, возник жанр автобиографии в виде огромных каменных стел, на которых рабы высекали надписи, прославлявшие деяния великих царей. Вид более или менее близкий к современному биография приобрела лишь в эпоху эллинизма, но основная идея жизнеописаний тех времен по сути недалеко ушла от героического мифа: истории великих людей должны были служить примером для будущих поколений. "Деметрий умный, будь как Деметрий".
Краткая история биографии как жанра
Жанр критической биографии появился только в Риме. И тут как раз выяснилось, что главный герой жизнеописания может стать вообще кем угодно, в зависимости от предпочтений автора. Самый известный римский биограф –
Светоний, оставил после себя, по сути, сборник исторических анекдотов, которые прижились до такой степени, что мы до сих пор помним про коня, которого ввел в Сенат Калигула, про последние слова Нерона "смотрите, какой артист пропадает", и про выражение Веспасиана "деньги не пахнут". Написанные им же жизнеописания римских царей и великих гетер до нас не дошли, а то мы бы обогатились еще доброй полусотней афоризмов.
А между тем
"Жизнь двенадцати цезарей" – это именно что сборник баек и мемов, порой красивых, но не имевших никакого отношения к действительности. Так утонченного декадента Нерона можно обвинить во многих грехах, но вот заботливо изложенная Светонием история о том, как он любовался пожаром Рима с башни Мецената, декламируя стихи собственного сочинения – это чистейшей воды выдумка. Причем выдумка, настолько вошедшая нам в плоть и кровь, что даже название самой популярной программы для домашней записи на CD/ DVD Nero Burning Rom расшифровывается как "Нерон прожигает ROM" , а ее иконкой долгое время было изображение пылающего Колизея. На самом деле Нерона тогда вообще не было в городе, о чем писал куда более авторитетный и обстоятельный Тацит, а вернувшись, он открыл для погорельцев свои дворцы и пожертвовал на восстановление Рима огромные суммы из личных средств.
После того как античность закончилась, биография вновь вернулась к своим истокам. Соединив античное наследие с героическим мифом на новый лад, христианство породило особую разновидность жанра – агиографию или жизнеописания святых. Жития писались в соответствии со строго определенным шаблоном: родился от благочестивых родителей, не участвовал в детских играх, а вместо этого усердно молился, желательно чтобы не вступал в брак, а вместо этого с ранних лет постригся в монахи, совершил пару-тройку чудес, предсказал дату собственной смерти, а после нее – обязательно должна была обнаружиться нетленность мощей, как окончательный признак утверждающий святость.
Фото: YAY/ТАСС
Когда литература и история окончательно стали светскими, основные принципы агиографии никуда не делись, просто место религии отныне заняла идеология. К примеру, одного из "отцов-основателей" и вождя американской революции Джорджа Вашингтона, в зависимости от предпочтений, биографы описывают то как великого, то как совершенно бездарного полководца, справедливо указывая на тот факт, что по сути он не выиграл ни одного сражения. Вот разве что взял Бостон, да и то лишь после того как британцы успешно оттуда эвакуировались. При этом и те и другие забывают, что сам по себе полководец победить не может. Ему нужны еще и соответствующего качества войска, а за спиною – крепкий тыл, откуда вовремя подвозят снабжение. Вашингтону же всю жизнь приходилось командовать необученными и вооруженными чем попало сыновьями фермеров в боях против вымуштрованных "красномундирников". Точно такие же споры сегодня идут вокруг роли Жукова в Великой Отечественной войне: кто вы, Георгий Константинович, безжалостный мясник или наш военный гений?
Ели уж продолжать скакать по просторам Дикого Запада, то можно вспомнить и про Джона Брауна – героя борьбы за освобождение чернокожих и проводника знаменитой "подпольной железной дороги". Когда его биографию писали южане или их потомки, то обязательно указывали, что он был внуком другого Джона Брауна, известного лоялиста (то есть противника отделения Штатов от Англии) времен Войны за независимость. Переводя на наш язык – потомственная "сволочь белогвардейская". Сторонники Севера и аболиционизма такое родство начисто отрицали, заявляя, что Браунов в Америке, хоть и меньше чем Смитов, но все равно под каждым третьим кустом.
Когда известного исторического персонажа требовалось поднять на недосягаемый пьедестал, то биографы зачастую просто выдумывали своих персонажей заново во всем - от черт характера до прямой речи, совершенно не заботясь от достоверности. Вычистить интернет от фальшивых "афоризмов великих", уже в принципе невозможно, но весь этот исторический мусор начал появляться еще задолго до того как первый цифровой сигнал был передан по кабелю. К примеру из генерала Ли икону стали делать еще при жизни: непобедимый полководец, страж Юга, образец офицера и джентльмена. В том же духе ему подобрали и цитатник.
Самая известная его фраза – это, конечно же, знаменитое: Duty is the sublimest word in our language. Do your duty in all things You can never do more than your duty. You should never wish to do less. В России, как правило, употребляется сокращенный ее перевод: "Выполняй свой долг во всем. Ты не сможешь сделать больше, но никогда не должен желать меньшего". Между тем, уже сто лет как известен первоисточник – фальшивое письмо генерала своему сыну, изготовленное, судя по всему, каким-то проходимцем на продажу. Но эти соображения ничуть не мешают вставлять цитату про долг по любому поводу, как многочисленным биографам, так и авторитетным изданиям вроде журнала Forbes.
Ну а мы расскажем вам четыре истории о том, как мистификаторы от биографии умело водили за нос публику на примере двух отечественных персонажей и еще двоих с другого берега Атлантики – так сказать, для равновесия.
Хоакин Мурьета
Фото: wikimedia.org
Сей "народный герой" известен нам благодаря переведенной в свое время на русский язык поэме Пабло Неруды, поставленной по ее мотивам рок-опере "Звезда и смерть Хоакина Мурьеты" и одноименной экранизации, снятой режиссером Владимиром Грамматиковым. Получился почти что советский Jesus Christ Superstar. Он же послужил прототипом и для первого популярного у советских мальчишек привозного супергероя – легендарного Зорро. Ну а поэма Неруды, как и множество написанных до нее других поэм, романов, пьес и даже исторических исследований, имеют один и тот же первоисточник – маленькую (всего-то 90 страниц) книжечку "Жизнь и приключения Хоакина Мурьеты: прославленного калифорнийского бандита", вышедшую еще в 1854 году.
Ее автор – Джон Роллин-Ридж, журналист и выходец из племени чероки просто хотел заработать побольше денег, рассказав в максимально романтических тонах историю самого разыскиваемого преступника в Калифорнии. Эффект превзошел все мыслимые ожидания: его роман разлетелся огромным по тем временам тиражом в 7000 экземпляров.
Спустя 5 лет появилась еще одна книга о Мурьете, автор которой, не мудрствуя лукаво, пересказал Роллина-Риджа с небольшими изменениями и дополнениями – ровно настолько, чтобы его нельзя было обвинить в плагиате. Потом появилась еще одна книга и еще десяток, потом какой-то то ли автор, то ли переводчик сделал Хоакина чилийцем и в Чили ему поставили памятник, одним словом – канон сформировался окончательно. Вот его краткое содержание:
С началом золотой лихорадки в Калифорнии, туда хлынул мутный поток искателей счастья, как из самих Соединенных Штатов, так и почти со всего севера Латинской Америки. В числе последних был молодой мексиканец со своей красавицей-женой Роситой. Ему необычайно везло на участке, а его белым соседям – наоборот, и вот как-то раз, сговорившись, они напали на лагерь Хоакина, изнасиловали Роситу, а его и ее братьев обвинили в краже лошадей и тут же повесили. Самого Хоакина привязали к дереву и заставили смотреть на все, что делали с его женой, а потом высекли до полусмерти. Придя в себя, Мурьета поклялся мстить обесчестившим его гринго до самой смерти. Его крохотный партизанский отряд сполна воздал белым американцам за расизм и угнетение, и уже практически готов был поднять всеобщее восстание в Калифорнии, когда нанятые губернатором рейнджеры настигли Мурьету и предательски убили. Память об этом бесстрашном борце за свободу будет вечно жить в песнях простого народа, ну и так далее.
Реальность же была, как всегда, куда грубее и прозаичнее. На самом деле жену Хоакина звали Роса Фелис. Сразу же после свадьбы молодая семья вместе с тремя братьями жены отправилась за легкими деньгами в Калифорнию. Хоакин совершенно не собирался с утра до вечера ковыряться под палящим солнцем в грязи. Эту работу он предоставил одному из братьев Росы – Клаудио, а сам стал зарабатывать ловлей и объездкой мустангов. Видимо дела у Клаудио шли так себе, поскольку вскоре он попался на краже золота у другого старателя. Тогда в Калифорнии за такие вещи вешали без разговоров. Осознав, что терять ему в общем-то уже нечего, Клаудио сбежал из тюрьмы и сколотил банду, промышлявшую угоном скота и грабежом. Вскоре к ней присоединился и Хоакин Мурьета.
Действия бандитов отличались исключительной жестокостью. Как правило, они нападали на отдаленные ранчо или на небольшие партии золотоискателей, убивая при этом даже тех, кто не оказывал сопротивления – просто для развлечения и чтобы не оставлять свидетелей. "Борьба с белыми угнетателями" была чистейшей воды мифом, поскольку жертвами банды становились все попадавшиеся ей на пути: белые, негры, мексиканцы и китайцы. Ближайший соратник Мурьеты, известный по кличке Трехпалый Джек почему-то особенно ненавидел последних – безответных, вечно нищих и голодных, готовых на любую работу и никогда не носивших оружия. О степени этой ненависти свидетельствует тот факт, что когда правительство штата внесло баснословную сумму в 5000 долларов в фонд для выплаты премий за каждого ликвидированного члена банды, еще 1000 долларов сверху собрала местная китайская диаспора.
До сих пор неизвестно даже то, был ли человек, убитый рейнджерами Гарри Лава 25 июля 1853 года у перевала Паначи именно Хоакином Мурьетой или кем-то еще. Но факт остается фактом – после того как его отрезанная голова вместе с рукой Трехпалого Джека была выставлена на всеобщее обозрение, нападения на золотоискателей и ранчеров наконец прекратились.
Черубина де Габриак
Фото: wikimedia.org
Учительница словесности из Петровской женской гимназии, увлекаясь в свободное время переводами испанской поэзии и сочинением собственных виршей, совершенно не предполагала, что ее стихотворные упражнения станут основой для одной из самых известных литературных мистификаций. И уж тем более не догадывалась, что из-за ее вымышленный персонаж просуществует всего два года, но за это время один великий поэт умрет, а два титана Серебряного века будут из-за нее драться на дуэли.
В том, что Елизавета Дмитриева довольно легко попала в литературную "тусовку" нет ничего удивительного, поэтессой она была действительно талантливой. После Петербургского университета она оказалась в Сорбонне, познакомилась там с Гумилевым и влюбилась в него. А уже в следующем году она начала появляться на собраниях в знаменитой "башне" Вячеслава Иванова, присутствие на которых считалось знаком своего рода "принадлежности к кругам". Летом 1909 года Дмитриева надолго застряла на даче Волошина в Коктебеле, где от большой любви и родился совместный литературный проект.
Именно там они вдвоем и придумали "Черубину де Габриак" – от начала и до конца, вместе с манерой стихосложения и подробностями биографии. Имя "Черубина" позаимствовали у героини Брет-Гарта, а "Габриах" был взят из "Демонологии" Бодена, так звали доброго беса, защищающего от злых духов. Не знавшие этих подробностей питерские романтические юноши долго и безуспешно искали загадочных де Габриаков в списках французских аристократических фамилий.
Августовским утром 1909 года в редакцию фешенебельного литературного журнала "Аполлон" пришло письмо, подписанное загадочной Ч. Внутри лежали надушенные листочки со стихами, переложенные засушенными травами. Возглавлявший журнал Сергей Маковский пришел в восторг и решил стихи немедленно напечатать, ради чего выкинул из уже готового номера подборку Анненского. По мнению многих исследователей известие об этом значительно приблизило инфаркт, от которого поэт скончался на ступеньках Царскосельского вокзала в ноябре того же года.
Вовсю декадентствовавшему литературному Петербургу начала века и впрямь было от чего прийти в восторг. В стихах Черубины причудливо соединялись католическая мистика, мотивы "темного" язычества и предельно откровенный эротизм
Лишь раз один, как папоротник, я
Цвету огнём весенней, пьяной ночью...
Приди за мной к лесному средоточью,
В заклятый круг, приди, сорви меня!
Люби меня! Я всем тебе близка.
О, уступи моей любовной порче,
Я, как миндаль, смертельна и горька,
Нежней, чем смерть, обманчивей и горче. Дополнительного туману нагонял придуманный Волошиным "язык цветов", когда вместе со стихами присылалась веточка декоративной травки используемой при оформлении букетов, а по отдельности приобретавшая некое, непонятное никому символическое значение.
Но, самое главное – никто никогда не видел Черубину де Габриак ни живьем, ни на фотографии. Лишь Маковский был "удостоен" нескольких телефонных разговоров, во время которых Дмитриева пленительным голосом сообщала ему все новые подробности из "своего" прошлого: урожденная испанка, ревностная католичка, только что достигшая совершеннолетия, в детстве ее воспитывал исповедник-иезуит, затем отец-деспот отдал девочку в монастырь. Внешность: "высока, с длинными волосами ярко-бронзового цвета, худая и, хотя немного прихрамывает, стройная, с легкой походкой". Все эти подробности Маковский затем рассказывал в литературных салонах, возбуждая у всех присутствующих дальнейшие фантазии.
За Черубиной началась настоящая охота – поклонники обыскивали все особняки на Каменном острове, дежурили на вокзале, когда поэтесса объявила что ненадолго уезжает в Париж, и наконец, прислали ей приглашение на выставку, где надо было расписаться в гостевой книге. Вместо нее в журнале оставил подпись ее кузен – некий португальский дон Гарпия де Мантилья. Тут бы всем стоило призадуматься, но думали охотники на Черубину вовсе не головой. И в первых рядах конечно же был Гумилев, поклявшийся покорить сердце загадочной испанки, во что бы то ни стало. Известный факт – Ахматова, довольно спокойно относившаяся к похождениям своего мужа на стороне, приходила в бешенство при одном упоминании Дмитриевой.
Окончилась вся эта круговерть совершенно случайно. Работавший в редакции "Аполлона" немецкий поэт и переводчик Иоганнес Гюнтер после очередного сборища на "башне" у Иванова, вызвался проводить Дмитриеву до дома. Во время этой прогулки Дмитриева призналась: "Черубина де Габриак – это я".
На следующий день Гюнтер рассказал об этом разговоре Кузьмину, а от него отправился по Питеру, распространяя слух о том, что Гумилев насмехается над Дмитриевой, считая ее сумасшедшей.. Через несколько дней, когда все более или менее причастные к редакции "Аполлона" собрались в мастерской художника Головина в Мариинском театре во время премьеры оперы Глюка "Орфей", Волошин влепил Гумилеву оглушительную пощечину. Поэты набросились друг на друга , их разняли, а затем со стороны Гумилева прозвучали страшные слова: "Я вызываю вас на дуэль".
Стрелялись Гумилев с Волошиным неподалеку от того места, где произошла дуэль Пушкина и Дантеса. К счастью для русской словесности, у Волошина пистолет три раза подряд дал осечку, а Гумилев промахнулся. С того дня поэты не разговаривали друг с другом аж до 1921 года, когда они вновь встретились в Крыму. Ну а Дмитриева после этой истории бросила писать стихи надолго.
Уайетт Эрп
Фото: wikimedia.org
Его история – пожалуй самая воспетая и экранизированная на всем Диком Западе. Его имя известно каждому любителю вестернов. Написаны сотни книг, сняты добрых полтора десятка фильмов – и все это о нем, о бескомпромиссном страже закона, поставившем свой долг даже выше безопасности семьи.. Дошло до того, что уже в наши дни с успехом идет сериал про то, как его то ли пра - то ли праправнучка в декорациях современной Америки, сражается с ордами демонов и прочей потусторонней нечисти. А между Уайетт Эрп был обыкновенным подонком, без малейших проблесков чести и совести.
Семейство Эрпов и правда всю жизнь стремилось быть поближе к закону – ради тех возможностей и привилегий, которые давали государственные должности. Карьера самого Уайетта началась еще в городе Ламар, штат Миссури, где сперва его брат, а затем и он сам был избран констеблем. На этом посту менее чем за два года Эрп умудрился заработать три обвинения: в хищении средств на строительство школы, в подделке квитанции на уплату штрафа и в краже двух лошадей. Выйдя на свободу под залог в 500 долларов, будущий герой предпочел сделать ноги – уж больно отчетливо впереди маячил дом казенный.
Далее в каждом новом городе на его пути повторялась с небольшими вариациями одна и та же история: прибытие вместе с братьями, избрание на должность помощника шерифа или маршала, полное отсутствие интереса к своим обязанностям и крайне живой интерес к картам, сбор мзды с местных проституток и владельцев салунов, аресты людей по ложным обвинениям, драки с членовредительством и, как финал – либо позорное изгнание, либо поспешное бегство. Все это продолжалось до тех пор, пока пути всех братьев Эрпов не пересеклись в Тумстоуне, снискавшем мировую известность благодаря их "героической" эпопее.
Общепринятая версия гласит, что к моменту прибытия Эрпов, Тумстоун буквально изнывал под властью банды скотокрадов, именовавшей себя "Ковбоями". "Кучка мерзавцев с кольтами держит город в кулаке" – картинка ставшая основой для сюжета десятков фильмов, но имевшая весьма мало отношения к реальности. В те времена в Америке если чего и стоило бояться, то не индейцев и не бандитов, и даже не Кавалерии США, а как раз толпы разгневанных обывателей. Оружие для охоты и самозащиты имелось в каждом доме, многие отцы семейств и их старшие сыновья побывали на войне, а коллективизм и взаимопомощь в маленьких общинах традиционно были на высоте. Некоторые банды, вознамерившись ограбить банк в таком мирном на вид городке, в считанные минуты оказывались под сплошным огнем, который велся изо всех окон и щелей, а за теми кто выжил устраивалась яростная погоня.
В отличие от бандитов из вестернов, "Ковбои" обо всем этом прекрасно знали и свято соблюдали принцип "не гадить где живешь". Тумстоун, как и несколько таких же городков по соседству, был для них перевалочной базой, где они старались вести себя тихо и платили сполна за все товары и услуги. Вот этот сложившийся консенсус Эрпы и их старый приятель - картежник и убийца Док Холлидэй, буквально взорвали изнутри, после того как между ними и "Ковбоями" вспыхнул конфликт из-за шести мулов, украденных из ближайшего армейского гарнизона.
Город разделился пополам, причем на сторону "Ковбоев" встал даже тумстоунский шериф Бехан, который отчетливо понимал, насколько беспринципные люди метят на его место. Братья Эрпы раз за разом проигрывали выборы, но тут несчастье помогло – маршал Бен Сиппи в один прекрасный день сел на коня, выехал из Тумстоуна и больше не вернулся. Мэр Джон Клам своей властью назначил на его место Верджила Эрпа, а тот мигом сделал своими помощниками Уайетта и Дока Холидея.
Высшей точкой противостояния между Эрпами и "Ковбоями" стала опять-таки известная всему миру перестрелка в "О-Кей Коралле". Конфликт вспыхнул несколькими часами ранее, как водится – в салуне, за карточным столом. Один из "Ковбоев", Айк Клэнтон за что-то обиделся на Верджила Эрпа, забрал из городского хранилища свое оружие, и стал бродить по городу, рассказывая всем желающим о том, как он вскорости отомстит братьям-законникам за всех и вся. Эрпы арестовали его и избили, а заодно под горячую руку им попался еще один "Ковбой" - Том Маклури, явившийся в участок проведать товарища.
Перепуганные "Ковбои" решили не пытать судьбу, а убраться из города подальше. Они собрались у коновязи "О-Кей Коралля" и стали седлать лошадей, Туда же должны были пригнать и повозку для Айка, которого Эрпы "обработали" так, что он уже не мог ехать верхом.
В этот момент на улице появился отряд из трех братьев Эрпов и их вечного спутника Дока Холлидэя. Подойдя к коновязи, они направили на "Ковбоев" целый арсенал разнообразных стволов и потребовали сдать оружие. Не желая дальнейшего развития конфликта, Клэнтоны и братья Маклури подняли руки. В этот момент со стороны Эрпов раздалось два выстрела. То что последовало далее, вряд ли можно было назвать "перестрелкой", скорее это был неудавшийся расстрел безоружных. 19-летний Билли Клэнтон, которому попадание из дробовика разворотила грудь, а револьверная пуля перебила запястье, все же дотянулся до своего "кольта" и успел ранить Верджила и Моргана Эрпов, прежде чем его добили окончательно. Еще двум "Ковбоям", включая Айка Клэнтона, удалось под шумок сбежать. Шериф Бехан попытался прекратить побоище и арестовать Эрпов, но те пригрозили добавить и его труп к трем уже валявшимся на земле, так что ему пришлось ретироваться.
На похоронах братьев Маклури и Билли Клэнтона собрался почти весь Тумстоун – 2000 человек. Эрпы в это время сидели дома у Верджила, ощетинившись стволами и заложив окна матрасами, а работавшая на них газета Epitaph уже вышла с колонкой о том, как бесстрашное семейство защитило город от бесчинств вооруженных до зубов бандитов. К тому моменту как Эрпов наконец арестовали, уже весь город знал о том что у "О-Кей Коралля" были хладнокровно расстреляны хоть и вооруженные, но настроенные мирно и готовые сдаться люди. В конце концов, судья вынес братьям оправдательный приговор, но отныне для Тумстона они стали никем. Их больше не боялись, а потом "Ковбои" попросту стали охотиться на них как на куропаток. Верджила нашпиговали картечью из нескольких дробовиков, прекратив в полупарализованного инвалида, а Моргана Эрпа застрелили через окно салуна во время игры на бильярде.
Ответная и тоже многократно воспетая "вендетта Эрпов" была более чем смехотворной. Достоверно известно лишь то, что они вчетвером убили одного из "Ковбоев" Фрэнка Стиллвела прямо на вокзале в Туссоне, и расстреляли некоего Флорентина Круза, приняв его за участника покушения на Верджила Чарли "Индейца" Круза. Все остальные распространяемые ими истории про чуть ли не поголовную расправу со всей верхушкой "Ковбоев" были самыми обычными "рыбацкими байками".
История закончилась позорным бегством Эрпов из Тумстона. Уайетту, несмотря на то что "бутылка вскоре стала его лучшим другом, а салун – родным домом", удалось пережить всех своих братьев. И вот уже в новом, XX веке, как и другие уцелевшие боевые старики с Дикого Запада, он возмечтал признании и славе. Результатом его сотрудничества с талантливым журналистом Стюартом Лэйком стала книга "Уайетт Эрп: маршал Границы", в одночасье превратившая коррупционера, мелкого уголовника и убийцу в бесстрашного героя вестернов.
Павлик Морозов
Фото: wikimedia.org
Его именем наше коллективное сознание заклинают до сих пор. Для одних Павлик по-прежнему герой, не побоявшийся выступить против тех, кто стоял на пути у торжества всеобщего светлого будущего. Для других – выращенный советской властью кошмарный гомункул, оказавшийся способным донести даже на собственного отца, а пионерская организация была ничем иным как фабрикой по штамповке миллионов Павликов, которые затем очень пригодились "органам" во время "Большого Террора". "На полу лежит ребенок, весь от крови розовый – это папа с ним играет в Павлика Морозова" - отвечает официальной мифологии народное остроумие. "А все от того что Павлик Морозов жив, Павлик Морозов живей всех живых" - находит решение всех проблем лидер группы "Крематорий" Армен Григорян. Реальная история 14-летнего мальчишки, погибшего при непонятных обстоятельствах как не интересовала никого в те времена, когда с него писали пионерскую "икону", так не интересует и сейчас.
Разоблачать официальный миф еще при жизни Советской власти взялся журналист и историк Юрий Дружников. Получилось то же самое, но с обратным знаком – Павлик был убит не кулаками, а агентами ОГПУ, которые пытались таким способом запугать крестьян и заставить их активнее вступать в колхоз. Вчерашний юный герой превратился в "сукиного сына", по выражению главного редактора перестроечного "Огонька" Коротича.
Лишь в начале 2000-х наконец озвучили что отец Павлика вовсе не был "справным крестьянином", укрывавшим от властей последние горсточки зерна, а был он председателем герасимовского сельсовета, и что судили его не столько за борьбу против колхозов, сколько за вполне реальное преступление - подделку документов. Апологеты "советской" версии пошли еще дальше и нашли сведения о том, что в районе Герасимовки действовала кулацкая банда, одним из лидеров которой и был отец Павлика. Правда в большинстве известных документов речь идет всего лишь о направленных на поселение в тавдинский район казаках с Кубани, которым Трофим Морозов (разумеется не бесплатно) выдавал фальшивые справки. Версия с ОГПУ окончательно отпала. В 1999 году Верховный Суд РФ изменил убийцам Павлика квалификацию статьи с политической на уголовную, но отказал им в полной реабилитации, чем и поставил окончательную точку в этом вопросе.
Власть и деньги, свалившиеся на Трофима Морозова одновременно, ударили ему в голову – он бросил жену и детей и ушел к другой. Арестовали его без всякой помощи сына, после того как местные "органы" буквально завалили выписанными им липовыми справками со всех концов страны. Журналистка Евгения Медякова еще в 1982 году просмотрела сохранившееся в архивах следственное дело Морозова и не обнаружила в нем никаких доносов от Павлика. Зато там было множество листков, написанных рукой его матери – очевидно, таким способом отчаявшаяся женщина, не задумываясь о последствиях, пыталась вернуть мужа в семью.
На суде Павлика всего лишь попросили повторить ее слова , но судья не принял его показания во внимание и не дал ему договорить до конца ввиду малолетства свидетеля. А знаменитая речь , начинавшаяся со слов
"Дяденьки, мой отец творил явную контрреволюцию, я как пионер обязан об этом сказать, мой отец не защитник интересов Октября, а всячески старается помогать кулаку сбежать, стоял за него горой…" скорее всего была чистейшей выдумкой журналиста Петра Саломеина, написавшего каноническую версию биографии пионера-героя.
И по сей день в этой истории вопросов остается больше чем ответов. За что все же убили Павлика? Как сумел почти 90-летний Сергей Морозов догнать двух мальчишек в лесу? Наконец, почему убийцы даже не попытались скрыть столь явные улики как запачканную кровью детскую одежду и нож, а спрятали, причем именно там, где бы их стали искать при обыске.
Но одно мы сегодня знаем точно – Павлик Морозов был обычным деревенским мальчишкой, видимо очень любившим свою мать и глубоко презиравшим бросившего семью в трудные годы отца, но не был тем чудовищем с промытыми мозгами, каким его изображали авторы разоблачительных биографий.