В четверг, 18 апреля, в концертном зале имени Чайковского состоится
творческий вечер Дмитрия Быкова под названием "О чем нельзя. Новые баллады". Большинство из нас знает Быкова как публициста, кинокритика, автора биографий Пастернака и Окуджавы для серии ЖЗЛ. Но не всем известно, что он еще и очень хороший поэт, который, к сожалению, выступает довольно редко. Теперь у москвичей появилась возможность услышать его лирику из первых уст.
В преддверии этого события
M24.ru расспросил поэта о том, чем он собирается удивить зрителей, пришедших на его концерт, о школьной литературе и любимых местах в Москве. Дмитрий Быков рассказал о своей новой книге и объяснил, почему писать стихи приятней, чем прозу.
Дмитрий Быков. Фото: ИТАР-ТАСС
– Почему Ваш творческий вечер называется "О чем нельзя?" Существуют ли для Вашей поэзии какие-то запретные темы?– Я думаю, что вся вообще лирика – "о чем нельзя", то есть о том, что представляется самым таинственным, осторожно упоминаемым, предпочтительно не для обсуждения вслух. Так в свое время называлась моя радиопрограмма для подростков – название мне нравилось, не хочется его терять.
– Расскажите немного о том, что ждет зрителей, которые придут послушать Вас 18 апреля?– Главным образом лирика. Думаю, что она сейчас важнее, поскольку главные душевные качества – храбрость, нежность, сознание тайной общности, связывающей нас, – воспитываются все-таки не публицистикой и не сатирой. Они нужны, но 18 апреля их не будет. Будет несколько редко читаемых старых стихов, кое-что из девяностых, из особенно любимого, и стихотворений пять или десять, которых никто еще не читал и не слышал. Они совсем новые, этого года.
– В книге "ЖД", которая была опубликована в 2006 году, речь шла о недалеком будущем, то есть примерно о сегодняшнем времени. Как по-вашему, много ли из того, что Вы тогда предсказывали, сбылось? И каких недавних событий или тенденций Вы, когда писали книгу, ожидать не могли?– "ЖД" ведь тоже – "о чем нельзя", то есть главным образом о любви. Это история одной пары, но в четырех разных вариациях. Каждый ведь на протяжении любовного романа бывает то стариком, то ребенком, то отцом, то разведчиком, то солдатом-отпускником... Что касается предсказаний, сбылось почти все – предсказывается там в основном не конкретное будущее, а настроения и ощущения. По ощущению все примерно так, да и было так уже восемь лет назад, когда я заканчивал книгу. Она остается любимой и, наверное, лучшей. Хотя самой удачной и точно самой исповедальной книгой мне представляется "Квартал", который я дописываю сейчас. Он совсем не похож на предыдущие романы, но судьба у него будет, видимо, та же: резкое читательское неприятие поначалу и постепенное привыкание. Чтобы по-настоящему стало понятно многое в "ЖД", некоторым читателям как раз и понадобились эти восемь лет, прошедшие со дня окончания этой прозаической поэмы.
– Чем стихи Дмитрия Быкова в XXI веке отличаются от стихов Дмитрия Быкова образца XX века?– Некоторое время я записывал стихи в строчку, потому что это соответствовало моей тогдашней поэтике. Потом это стало модой, я попытался пойти дальше и вернулся к традиционной строфике. Зато, мне кажется, появилась новая просодия – ритмы, которыми я раньше не пользовался. Впрочем, очень многое написано в той манере, в которой я начинал. Классический русский стих далеко не исчерпан, отказываться от родных ямбов и хореев, тем более от рифмы, я не собираюсь. Меньше стало сюжетных стихов, но это возрастное. Баллады хорошо писать в молодости.
– Что приносит больше удовольствия: написание стихов или прозы?– Стихи, конечно, проще и приятнее – их получаешь откуда-то, а прозу приходится делать из себя, из собственного опыта и мыслей. После дня работы над прозой я себя чувствую как следует вымотанным (исключение составляет "Квартал", который пишется легко и, пожалуй, даже весело). А после дня работы над сколь угодно сложной поэтической задачей чувствуешь легкость, молодость, причастность к мировой гармонии, пусть даже иллюзорную.
– Чьи поэтические строчки чаще всего звучат у вас в голове в последнее время?– Маяковский (я продолжаю писать его биографию для серии ЖЗЛ), Блок, Нонна Слепакова. И Пушкин, как всегда. В последнее время снова стал нравиться Галич.
– Назовите двух-трех современных русских поэтов и прозаиков, которых надо прочитать в обязательном порядке?– Александр Житинский, Валерий Попов, Александр Мелихов, Виктор Пелевин, Алексей Иванов, Ксения Букша, Игорь Караулов, Наталья Ванханен.
– Как по-вашему, почему русскоязычные авторы вот уже больше четверти века не получали Нобелевской премии? Кого бы выдвинули Вы?– Фазиля Искандера, Людмилу Петрушевскую, Новеллу Матвееву. А почему не получали – понять несложно: Нобеля обычно получает страна, находящаяся в центре мирового внимания, страна, в которой происходят интересные события или – что может быть связано, а может и не связано с событиями, -- делается спорное, сложное, великое искусство. Наше время в этом смысле впереди – думаю, лет через пять-десять будет у нас и Нобель. Но большинство коллег уже на низком старте, и я это одобряю.
Дмитрий Быков. Фото: ИТАР-ТАСС
– Как Вы считаете, надо ли школьникам читать Пелевина и Улицкую или правы представители Общественной палаты, которые предлагают исключить их из числа рекомендованных авторов? Кого как учитель литературы Вы включили бы в обязательную школьную программу, а кто, по-вашему, присутствует там незаслуженно?– Незаслуженного нет: в принципе читать надо все, что осталось в истории литературы, поскольку оно уже прошло самый строгий отбор. Что касается обязательного включения, я подумал бы, конечно, о расширении объема советской литературы: за бортом программы остались почти все шедевры Эренбурга, позднего Катаева, Юрия Крымова, Леонова, Чуковского (говорю о критике), Тынянова, Василя Быкова, Трифонова, Стругацких. Это то, на чем я вырос, то, ради чего, кажется, Бог терпел Советский Союз со всеми его художествами. Почти не изучают Окуджаву, галопом проскакивают Аксенова. Да о чем мы говорим – "Дуэль" Чехова не включена в программу, а это его лучшая и уж точно самая увлекательная вещь!
– В свое время Валерий Брюсов хотел хотя бы двумя строчками остаться в истории мировой литературы. Если бы у Вас была возможность выбирать, какие свои строчки Вы включили бы туда?– Немыслимый выбор. Даже Брюсов остался не двумя, а добрым десятком строчек, хотя обыватель помнит только "О, закрой свои бледные ноги". И потом – никогда ведь не угадаешь. Лучшим своим стихотворением я считаю "Квадрат среди глинистой пустыни..." или, допустим, "Двенадцатую балладу", но у читателя другие вкусы. Какие будут у завтрашнего читателя – не берусь предполагать.
– У Александра Кушнера есть строчка "Рай – это место, где Пушкин читает Толстого". Кому из тех, кого Вы не застали, Вы дали бы почитать свои стихи, а кому прозу?– Стихи интересно было бы показать (Борису) Слуцкому, прозу – Аркадию Стругацкому. К классикам XIX века побоялся бы подойти, но если уж обязательно выбирать – и стихи, и прозу очень интересно бы показать Тургеневу: кажется, я посильно продолжаю его линию, хотя это очень самонадеянно звучит.
– И вдогонку предыдущему вопросу: у Вас есть стихотворение, начинающееся строчками: Хорошо, что я в шестидесятых/ Не был, не рядился в их парчу/ Я не прочь бы отмотать назад их —/ Посмотреть. А жить не захочу. А какая эпоха подошла бы Вам больше всего?– В детстве мечтал жить в эпоху Нидерландской революции, но это, конечно, влияние любимого "Уленшпигеля" – лучшей книги всех времен и народов. Вообще интересен был бы Петербург времен "Орфографии" – с января по май 1918 года, до красного террора. И, как ни странно, восьмидесятые годы XIX века – якобы сонные, но на самом деле именно там бродил и клокотал будущий русский модернизм, там начало всего нашего расцвета – и всего упадка.
– Есть ли в Москве места, где Вас чаще всего посещает поэтическое вдохновение? Какие вообще Ваши любимые места в столице?– Странным образом улица Правды и дорога оттуда к железнодорожному переезду. Родная Новослободская, где стоит "Собеседник". Начало Беговой – там почему-то придумываются лучшие сюжеты. И улица Дружбы, вообще лучшая в Москве: я рядом живу, там выгуливаются собаки и сочиняются почти все стихи.
Григорий Медведев