Фото: ТАСС/AP
В пятницу на Кубе
прошла встреча Папы Римского Франциска и Патриарха Кирилла. Обозреватель m24.ru Алексей Байков вспоминает исторический контекст встречи глав русской православной и католической церквей.
А был ли раскол
Ничто не вредит пониманию истории так сильно, как школьный учебник истории. В нем все разбито по главам и ограничено датами, словно ячейками в таблице Excel. От сих до сих было одно, а после года энного стало уже совсем другое. Такому восприятию активно способствуют и школьные учителя, требующие от нас в первую очередь знать эти самые даты и отвечать их на экзаменах. В процессе унылой зубрежки комбинаций из трех-четырех цифр мы теряем самое важное, а именно восприятие истории как единой непрерывности, в которой отмеченные датами события есть всего лишь выделенные учебником точки больших процессов, длящихся десятки или же сотни лет.
Примерно в таком готовом и упакованном виде мы воспринимаем идею противостояния условных Запада и Востока и – как одну из форм его выражения – конфликт, а вернее, каноническое разделение между католической и православной церквями. Для этого у нас тоже есть "красная дата" – 1054 год, когда папские легаты что-то там не поделили с константинопольским патриархом Михаилом Керуларием (уже никто не помнит, что именно), после чего все взаимно предали друг друга анафеме. Хоть в учебнике и написано, что противоречия между церквями Рима и Константинополя накапливались на протяжении довольно длительного времени, а все равно это событие воспринимается большинством и верующих и атеистов как некий семейный развод с пересылкой тапочек по почте.
С канонической точки зрения, никаких западной и восточной церквей не существует, а есть лишь единая Церковь, она же "тело Христово", прошедшая долгий путь от одной из бесчисленных сект иудаизма до господствующей религии Pax Romana, римского мира. Римляне времен золотого века первых цезарей ничуть не кривили душой, когда говорили о том, что имперская власть (Imperium Romanum) объемлет весь познанный человеком мир (Orbis terrarum). Так оно фактически и было, да, в общем-то, так и есть до сих пор, учитывая что большинство ныне существующих государственностей в той или иной степени наследуют Риму и его институтам. Точно так же введенная в свои права Константином Великим христианская церковь есть Римская церковь, то есть Церковь всемирная.
Так откуда же у нас в голове взялась пресловутая схема? Конкретно мы должны сказать большое спасибо игумену Филофею, писавшему свои знаменитые послания великому князю Московскому Василию Ивановичу. Помните, как там было:
"…Все христианские царства пришли к концу и сошлись в едином царстве нашего государя, согласно пророческим книгам, это и есть римское царство: ибо два Рима пали, а третий стоит, а четвертому не бывать". Третий Рим – это, разумеется, Москва, которая впоследствии, опираясь на эту идею, но никогда не признавая ее формально, будет обосновывать ею свои претензии на собственную империю и на патриаршую кафедру. Ну а мы с тех пор получили на память представление о том, что в истории существовали два разных Рима, один из которых пал в 476 году под ударом варваров Одоакра, а второй в 1453 году был взят турками Мехмеда II. Услужливая память тут же подбрасывает ложные ассоциации вроде Великобритании и США или, скажем, России и Украины, на все это накручивается идея о некоем "цивилизационном выборе" – и мы вместе с нашим историческим сознанием радостно попадаем в расставленную за много веков до нас ловушку.
На самом деле никакого "второго Рима", равно как и государства под названием Византия, никогда не существовало. Византийцами иногда называли жителей Константинополя, поскольку он был основан Константином Великим не в чистом поле, а на руинах более древнего Византия. А сами византийцы всю жизнь называли себя ромеями – то есть римлянами, а свой город – не вторым, а Новым Римом. И никаким 476 годом римская история для них не заканчивалась. И Одоакр был не варварским вождем, а римским генералом, осуществившим государственный переворот с целью свержения потомка узурпатора Флавия Ореста. Абсолютно нормальная для позднеримской истории ситуация: скажем, на отрезке истории между правлением Септимия Севера и воцарением Диоклетиана, то есть между 211 и 285 годами н.э., такие вещи происходили сплошь и рядом, а свой "император" имелся в каждом занюханном углу, где стояли легионы. При Диоклетиане была создана система тетрархии с двумя августами и двумя цезарями, и случалось так, что никто из четверых не правил из Рима. Центр Imperium Romanum в разные годы перемещался то в Трир, то в Никомедию, то в Аквилею, то в Медиолан (Милан), а потом вообще в Равенну, так что никакая эпоха в связи с отсылкой Одоакром имперских знаков власти в Константинополь не завершилась. И византийские василевсы формально до самого конца, то есть до 1453 года, считали, что Италия и Рим остаются частью их "империума", что в частности оказало влияние на раскол между двумя церквями почище иных догматических различий.
I. Ариане и Никейский Символ
Сегодня, когда обе церкви признают Константина Великого святым, давно уже забылся за ненадобностью тот факт, что император вообще-то принял христианское крещение от арианина Евсевия Никомедийского. Учение александрийского пресвитера Ария, ныне признанное еретическим, заключалось в исследовании природы Троицы на основе принципов греческого рационализма. Единое в трех лицах божество для греков было чем-то из разряда презираемой ими восточной мистики, поэтому идея заключалась в том, чтобы установить между его ипостасями своего рода иерархию. В итоге ариане дошли до того, что стали считать Христа отдельным богом, не единосущным Отцу, но сотворенным им и не существовавшим до дня своего земного зачатия во чреве Марии.
Никакой христианской ортодоксии в нынешнем понимании, равно как и понятия "ересь", в IV веке нашей эры еще не было, и учение Ария распространялось беспрепятственно. Арианские епископы крестили целые народы в Западной Европе, и вычистить оттуда остатки их учения удалось только в VIII веке. А впоследствии, во время так называемых Темных веков, общий уровень грамотности упал до такой степени, что некоторые миссионеры вообще крестили людей во имя "Отца и Дочери", поскольку запоминали на слух латинское filius как filae. Так что чему тут удивляться?
Фото: ТАСС/Giuseppe Ciccia/Pacific Press/BIЭ/BarcroftMedia
Будучи глубоко в душе заядлым язычником, Константин тем не менее прекрасно разглядел потенциал новой религии и ее способность вдохнуть новую жизнь в одряхлевший "империум". Она одна могла вновь сплотить многочисленных подданных вокруг императора-единоверца, но она же и несла в себе зубы дракона, поскольку малейшие расхождения в ее исповедании ставили эту лояльность под вопросом. Не успели войска Константина с начертанным на щитах "лабарумом" (соединенными буквами ХР, означавшими Христа) принудить к капитуляции последнего из претендентов на престол – Лициния, как выяснилось, что вышедшие из подпольных общин христиане уже готовы вцепиться в горло своим единоверцам по поводу учения Ария. Так, в Египте они "…сталкивались друг с другом, так что ожесточённые, в пылу исступления, покушались на дела нечестивые, осмеливались оскорблять изображение василевса" (Евсевий Памфил).
До того как стать "империумом христиан", Рим принимал к себе всех богов, но ставил верующим в них единственное условие – поклонение божественному гению, обитающему в каждом из императоров. Отказ от исполнения этого государственного культа, а уж тем более покушение словом или действием на любое изображение цезаря считались одним из тягчайших государственных преступлений – crimen laesae majestatis, "оскорблением величества". Именно его прежде всего и вменяли в вину первым христианам в эпоху гонений: не принес жертв перед статуей обожествленного цезаря – значит, нелоялен. И вот внезапно оказалось, что, даже получив легальный статус и одобряющую поддержку императорской власти, ее христианские подданные все равно способны расколоть с таким трудом собранный из осколков "римский мир" на несколько частей.
Еще толком не воцерковленному Константину пришлось лично решать догматические споры. Вместо того чтобы по старой римской традиции устроить наглядную демонстрацию власти в виде отправки легионов и живописных массовых казней на аренах цирков, он отправил обеим сторонам конфликта – Арию и александрийскому архиепископу Александру – слезницы, из текста которых хорошо становятся понятны его мотивы:
"Возвратите мне мирные дни и спокойные ночи. В противном случае мне не останется ничего другого, как стенать, обливаться слезами и жить без всякого покоя. Пока люди Божии – говорю о моих сослужителях – взаимно разделяются столь неоправданной и гибельной распрей, могу ли я быть покоен в душе своей?"В итоге ему же пришлось председательствовать на первом в истории церкви Вселенском Соборе в Никее. Результатом его, как мы знаем, стал знаменитый Символ веры, призванный удовлетворить обе стороны конфликта:
"Веруем во Единого Бога, Отца, Вседержителя, Творца всего видимого и невидимого. И во Единого Господа Иисуса Христа, Сына Божия, рожденного от Отца, Единородного… из сущности Отца, Бога от Бога, Света от Света, Бога истинного от Бога истинного, рожденного, несотворенного, единосущного Отцу, через Которого все произошло как на небе, так и на земле… И в Святого Духа …А говорящих, что было время, когда не было Сына, или что Он не был прежде рождения и произошел от несущего, или утверждающих, что Сын Божий из одной ипостаси или сущности, или создан, или изменяем, – таковых анафематствует кафолическая Церковь".Никейский Символ веры был подписан единогласно, 318 из 320 присутствовавших на Соборе епископов. При этом главная цель, то есть окончание догматического спора с арианами, так и не была достигнута: началась полемика вокруг понятий "единосущный" и "ипостась". А Константин позднее сам почти открыто перешел на сторону ариан и даже постановил вернуть самого Ария из ссылки и допустить его к церковному причастию. Правда, прибывший в Константинополь опальный пресвитер практически сразу умер, но де-факто его сторонники торжествовали победу. На следующих, Трирском (335) и Константинопольском соборах (336) они оказались уже в большинстве и сами начали запрещать и ссылать. Под арианские репрессии попали, в частности, двое наиболее ярких сторонников единства сущности – позднее канонизированный Афанасий Александрийский и Маркелл Анкирский.
Гонимые отовсюду опальные епископы в итоге добрались до Рима, где папа Юлий не только допустил их к причастию, но и созвал свой собственный собор, полностью их оправдавший. Из Константинополя вежливо поинтересовались: а, собственно говоря, кто давал право римскому епископу отменять решения восточных соборов? Папа ответил, что такое право у него есть, ибо особое положение римского престола позволяет ему быть высшей инстанцией. Так впервые зародилась, хоть и не была еще сформулирована идея cathedra Petri – прямого происхождения духовной власти римских пап от самого апостола Петра. Так между "восточными" и "западными" церковными властями впервые пробежала тонкая трещина.
В 341 году император Констанций собрал уже чисто "восточный" Антиохийский собор. Прибывшие туда 97 епископов, во-первых, отреклись от самого понятия "арианство", во-вторых, заявили, что никакого единосущия в Троице быть не может, а Афанасий и Маркелл – вероотступники, а в третьих, что Рим не может быть судьей в церковных спорах в восточной части империи, поскольку апостолы пришли в Вечный город именно с Востока.
В этот момент умер неформальный лидер ариан – тот самый Евсевий Никомедийский. Другого столь приближенного к императорскому престолу епископа у них не нашлось и оба наследника Константина – Констанс и Констанций – решили, что эту историю пора заканчивать. Для этого ими был созван еще поместный собор в Сердике (ныне София), где дошло до того, что… восточные и западные епископы взаимно предали друг дружку анафеме. При этом западные делегаты сумели добиться принятия соборного постановления о том, что римский престол отныне получает право высшего апелляционного суда по отношению к священникам, низложенным в других провинциях Империи. Так Рим впервые открыто заявил о своих особых правах и получил их.
Императоры еще раз попытались всех примирить, но в некогда единой церкви впервые появились понятия Востока и Запада. Борьба с арианами продолжилась с новой силой, и, когда Констанций надумал созвать очередной собор 359 года, он проводил его уже в двух местах одновременно – в Ариминуме (Римини) и в Селевкии. И там и там победили ариане, но это уже, как говорится, другая история.
II. "Право чести" и Filioque
Покончить с арианством де-юре, то есть на бумаге, смог лишь созванный в 381 году императором Феодосием Великим II Вселенский, он же I Константинопольский cобор. Такое разночтение в названиях происходит оттого, что "западных" епископов и папу Дамасия на него попросту не пригласили, ограничившись рассылкой им текстов уже принятых соборных правил. Для нас важны три из них.
Фото: ТАСС/Giuseppe Ciccia/Pacific Press/BI/BarcroftMedia
Во-первых, Константинопольский собор окончательно осудил и признал ересями все разновидности позднего арианства: евномиан, аномеев, фотиниан, савеллиан и прочих, а заодно и недавно появившихся духоборцев. Правда, варварских вождей, принимавших крещение от арианских священников, эти соображения ничуть не волновали.
Во-вторых, был установлен новый "порядок чести" главных епископских кафедр, в соответствии с которым они перечислялись, а их представителей полагалось приветствовать на соборах. Изначальный порядок был таким: Рим, Александрия, Антиохия, Иерусалим. Собор же узаконил и без того фактически сложившееся положение вещей, поставив на второе место Константинополь – на том основании, что город стал Новым Римом и резиденцией одного из императоров. И если раньше неформальная структура всемирной церкви повторяла установленную Диоклетианом систему римской власти, то есть была тетрархией, то теперь она превратилась в пентархию. Разумеется, папа Дамасий не мог ни принять подобные нововведения, ни смириться с ними, так что западная церковь признала чествование Константинополя после Рима только в 1215 году.
И наконец, на соборе было принято правило о том, что Дух Святой есть равноправная часть Троицы:
"Господь Животворящий, от Отца исходящий, со Отцом и Сыном спокланяемый и славимый".На основе этого постановления позднее была составлена та редакция Символа веры, которой сегодня пользуется весь христианский мир. Вот его современная православная версия:
1. Верую во единого Бога Отца Вседержителя, Творца неба и земли, всего видимого и невидимого.
2. И во единого Господа Иисуса Христа, Сына Божия, единородного, рождённого от Отца прежде всех веков, Света от Света, Бога истинного от Бога истинного, рождённого, не сотворённого, одного существа со Отцом, через Которого всё сотворено…
8. И в Святого Духа, Господа, дающего жизнь, исходящего от Отца, поклоняемого и прославляемого равночестно с Отцем и Сыном, говорившего чрез пророков.Католическая версия отличается фразой: "И в Духа Святого, Господа Животворящего, от Отца и Сына исходящего…" Вот это самое "и Сына", или же Filioque на латыни, собственно говоря, и является основной формальной причиной догматических распрей между двумя церквями.
Восточная церковь, избавившись от арианства, но не избавившись от составлявшего его сущность рационального иерархизма, видела в Боге Отце своего рода небесного монарха, который есть единственное начало и единственный источник всего сущего в мире, в том числе Бога Сына и Святого Духа. Но проблема заключалась в том, что если в тексте новой редакции Символа Христос от своего Отца рождался, то Святой Дух именно исходил. Такая разница в терминологии была необходима, поскольку в противном случае получилось бы, что сыновей у христианского бога на самом деле двое. Но тогда в каких отношениях находятся сами Дух и Сын? Восточные отцы церкви утверждали, что они одного естества, но при этом никак друг с другом не соотносятся:
"Если же говорит, что Он от Сына и через Сына имеет бытие, то это отвергаем как богохульное и нечестивое. Ибо веруем словам Господа: Дух, Иже от Отца исходит" (Феодорит Критский).На западе сложилось иное мнение, окончательно сформулированное в трактате Блаженного Августина "О Троице":
"…Следует признать, что Отец и Сын суть одно начало Святого Духа, а не два… Сын вечно от Отца рожден, и Дух Святой от Отца непосредственно и так как без какого-либо интервала даруется, то Дух совместно исходит от Обоих".Августин понимал ипостаси Троицы как различные проявления одной и той же сущности, в которой тем не менее Отец и Сын были едины при относительно подчиненном положении Духа. Благодаря тому, что его авторитет как богослова еще при жизни стал фактически непререкаемым, Filioque постепенно стало входить в употребление, тем более что использование этой формулы весьма облегчало обратное перекрещение ариан.
При этом нельзя сказать что формула Filioque сразу же получила официальное признание в Риме – на это потребовалось еще несколько веков. В частности, когда папа Лев III повелел украсить базилику Святого Петра серебряными пластинами с начертанным на них Символом веры, никакого Filioque там еще не было и в помине, а это уже IX век. Но зато его начали активно вставлять местные европейские церкви. Когда при папе Формозе дело дошло до Болгарии, находившейся прямо под боком у Константинополя, патриарх Фотий ответил ему гневной отповедью:
"Ибо, в самом деле, вдобавок к упомянутым нелепостям сам священный и святой Символ веры, несокрушимо утвержденный всеми соборными и вселенскими постановлениями, покусились они…" – ох уж эти происки злодея! – "…подделывать фальшивыми умствованиями и приписанными словами, измыслив в чрезмерной наглости своей новшество, будто Дух Святой исходит не только от Отца, но и от Сына".
Последующие папы неоднократно формально соглашались с этой точкой зрения, при этом никак не препятствуя распространению Filioque за пределами Рима. И лишь при папе Бенедикте VIII на коронации германского императора Генриха II в 1014 году во время торжественного пения Credo впервые официально прозвучало "и Сына", после чего эта формулировка навсегда закрепилась в католическом Символе веры.
О том, как Filioque привело к нынешнему положению дел – в следующем материале
"Константинов дар и горящие иконы".