Сегодня свой день рождения отмечает Сергей Воронов – лидер самой блюзовой московской команды CrossroadZ. Сергея, исполняющего донельзя западную музыку, в российском профильном музыкальном сообществе знают и любят все. За веселый нрав, добрую шутку, за умение вставить где нужно как яркое соло, так и нужное слово. Не говоря уж про дело, которому он посвящает себя без остатка.
17 ноября в клубе Jagger с Сергеем Вороновым на сцену поднимутся его друзья – Гарик Сукачев, Сергей Мазаев, Николай Арутюнов, Гия Дзагнидзе, Николай Девлет-Кильдеев и многие другие. Все они поздравят именинника и в очередной раз подтвердят его тезис: "Возраст – фигня, главное, ребята, сердцем не стареть". Накануне 55-летия юбиляра обозреватель m24.ru Алексей Певчев, встретился с Сергеем Вороновым.Фото предоставлено Сергеем Вороновым
– Ты родился и вырос в столице, здесь появились CrossroadZ, отсюда ты уезжал и сюда возвращался. Поэтому логично спросить, есть ли у тебя любимые места в этом городе и есть ли особенные московские воспоминания?– Папа из Питера, мама из Москвы. Я москвич, но с генеалогическим древом у меня не все просто. Мой дед – осетин, скульптор, он поставил известный памятник Салавату Юлаеву в Уфе. Есть у меня даже немецко-латвийские корни, А что касается Москвы, то я много где снимал квартиры и много где жил. Вначале в родительской квартире на улице Горького, потом – в своей на Полянке, позже стал кочевать, как и подобает настоящему блюзмену. Привык даже. Кочевал, конечно, по центру, потому что не могу себе представить жизнь вне центра. Сейчас я вернулся туда, где появился на свет. Я родился на углу Сивцева Вражка и улицы Веснина. Здесь и иняз рядом, в котором учился. Все этим места связаны с моей жизнью.
Детских воспоминаний о Москве у меня почти нет. В основном, помню дачи. А в 6 лет я уехал с родителями в Берлин, куда был направлен мой папа, вернулся в 16 и попал в гостеприимные лапы друзей, которые повели меня знакомиться с московскими пивными. Поэтому первое яркое воспоминание – пивной бар "Яма". В 1978 году я долго не мог привыкнуть к мысли о том, что пиво надо пить с креветками. В Берлине под пиво обычно шли сосиски и курица.
– Можно ли сказать, что ты и твоя компания – это московская золотая молодежь, ведь ты из крутой семьи? (отец Сергея Воронова был главным редактором газеты "Комсомольская правда" – авт.)– Скажу тебе так: я с некоторым сочувствием относился к "золотой молодежи". Мог бы стать ее частью, если бы был человеком другого склада. У меня вообще были очень разные компании. Я был, с одной стороны, и во всех тусовках, а с другой стороны, ни в какой конкретно. Потому что дружил с хиппи, с музыкантами. В какой-то момент я перестал спрашивать у людей, кто они такие, Мне стало казаться, что неприлично спрашивать, чем они занимаются. Вот, например, у меня много друзей с 90-х годов, с которыми мы вместе клубились в разных московских заведениях. Я не знал, кем они работают и какой у них бизнес. Просто хорошие человеческие отношения – достаточно. В 80-е много общался с художниками. С тех времен знаком с Сергеем Воронцовым, Николой Овчинниковым, Катей Филипповой и другими людьми московского андеграунда...
Были друзья и в инязе, мне с ними было интересно: кто-то стал музыкантом, кто-то переводчиком, кто-то скульптором. Ну а кто-то замминистра или великим лингвистом как Дима Петров. Люди, которые делали комсомольскую карьеру, мне были совершенно неинтересны.
Фото: IgorMan.Ru
– Тем не менее родители, наверняка видели тебя после иняза совсем не блюзменом?– У меня в семье прессинга не было никогда, у меня очень хорошие родители. Они думали, что я буду журналистом, как они. Поэтому творческое начало – от них. У мамы был идеальный слух, и она любила музыку – Адамо, Мину, Шарля Азнавура, из наших – Марка Бернеса.
– Родительская музыка была тебе по вкусу?– Бернес мне нравился, но я рано начал слушать Джимми Хендрикса, увидел его по ТВ, это был шок, и мне сразу захотелось туда, к нему. Эстрадную музыку я невзлюбил сразу, еще в ГДР, когда увидел всем известный Фридрихштадт-Паласт и услышал немецких, испанских, греческих, французских, и итальянских певцов. Я нашел кучу рок-каналов, а чуть позже стал общаться с берлинскими друзьями-музыкантами. Не эстрадными.
– То есть этап увлечения российскими рок-группами, например, той же "Машиной времени" тебя миновал?– На "Машину времени" меня повели в 1979 году в Москве. К этому моменту я уже музыкой занимался. Я привык слушать музыку в реальном времени, музыку, которая существовала в Берлине благодаря радиостанциям. Мои друзья обменивались пластинками, слушали их и собирали. Про нашу сцену я особо ничего не знал. Хотя студенты из СССР, с которыми я дружил, пели песни. Среди них был и "Капитан", там где "...и вот однажды вечером попали мы в туман…", я ее выучил наравне с Blowin’ In The Wind Боба Дилана и Got My Mojo Working Мадди Уотерса. Вернувшись в Москву, услышал несколько другую музыку. У меня был друг Олег Гусаков, который дружил с "Машиной", с группой "Автограф", потом я познакомился с Володей Якушенко – первым барабанщиком "Автографа". Ну а когда попал на "Машину времени", меня это никак не впечатлило. Потому что у меня уже было столько своего музыкального багажа. Мне говорили: "У них лучший аппарат в Москве!" Я пришел и увидел аппарат, который в ГДР был у каждой команды в районном ДК, где местные кавер-бэнды по вечерам играли The Rolling Stones, UFO, Black Sabbath и Slade.
– Наверное, участие в группе Стаса Намина "Цветы" было для тебя довольно болезненным. Все-таки его "Цветы" являлись самым что ни есть ВИА со всеми присущими жанру особенностями.– Ты знаешь, мне со всеми было по-своему интересно, потому что я всегда оставлял себе личное пространство, причем происходило это порой абсолютно неосознанно, интуитивно, как и все в моей жизни. Может быть, поэтому, все мои отношения с музыкальной тусовкой становились очень личными. Я дружил с людьми, мне было с ними прикольно, и все. Когда я познакомился с Гариком Сукачевым, мне сначала его "Бригада С" не очень нравилась, потому что это была не моя музыка. Я понимал, что это талантливо, но не мое.
То же самое произошло с "Цветами". Но когда мы встретились со Стасом и затусили вместе, мне он стал интересен как человек . По-видимому, я ему тоже, потому что в то время я знал о музыке почти все.. Это были не только The Beatles, Led Zeppelin и Deep Purple и Pink Floyd, которых слушали в Москве, но и куча других групп, о которых здесь говорили немногие. Речь и о Can, и о Traffic, и о Willie Dixon'e, и о Frank Zappa.
Стас приехал на дачу к Саше Липницкому, когда мы с Димой Гусевым (одним из первых наших "харперов") играли свои загоны на губных гармошках, и позвал нас в таком составе. Мы себя назвали "Гонщики", потому что мы гнали, что бог на душу положит. Потом Дима свалил, и Стас сказал: "Давай ты будешь с нами играть, мы сейчас делаем новую программу, поездка в Америку намечается". Так что, все началось именно через человеческое общение. Это произошло в 1986 году.
Программу записали, но диск так и не вышел. Это был рок, хоть и достаточно эклектичный: Юра Гарьков любил "новую волну", кто-то рэгги, у клавишника Петровича что-то от Джона Лорда проскакивало. Ну и в финале звучала песня "Мы желаем счастья вам". Все это исполнялось после спектакля Peace Child. Кстати, трогательная постановка, таких в наше время не хватает: пьеса про американских детей, которые приехали в Москву и подружились с русскими детьми. Там про любовь и расставание мальчика из нашей страны и девочки из Америки. И в СССР, и в США залы рыдали.
Стас Намин понимал, что нужна конкурентоспособная музыка. Мне же он помог раскрыть мой потенциал. Я от природы довольно застенчив. А он мне говорит: "Давай ты будешь петь. Ты что поешь?" Я отвечаю: Johnny Be Good могу! И я пел его в заключение концерта. Или Hoochie Coochie Man. На фестивале в Токио Стас решил: "Будешь Imagine петь!". А там стадион на 50 тысяч народу! Это был мой первый выход на огромную аудиторию. Нервничал, но текила помогла.
– Откуда и как появилась твоя команда CrossroadZ, мы уже
рассказывали. Тем не менее, когда вы затевали группу и решили играть англоязычный ритм-н-блюз, неужели думали, что эта музыка когда-нибудь станет популярна, вас покажут на ТВ, поставят на радио, а залы будут ломиться от поклонников?
– Я вообще об этом не думал. Собрались люди, которым было в кайф играть со мной любимую музыку. У меня уже была написана Diamond Rain и еще 4 песни. Как раз тогда рухнули все занавесы, нам казалось, что музыка наконец стала международной, да и вообще мне было неважно, на каком языке петь. Главное, как ты доносишь эмоции и свое музыкальное видение мира. Мы не думали, сколько будем играть и что просуществуем 26 лет. Просто не было мысли: а что будет завтра? Ну, может быть думали – неужели у нас не будет ни одного русскоязычного хита? В итоге русский хит "Сколько можно терпеть?" все-таки появился. В его написании нам очень помог Гарик Сукачев, который сделал в ней 70 процентов текста. Главное чтобы был драйв, а он у нас был. Конечно, свою роль сыграло появление клипа на песню Diamond Rain, который благодаря ТВ увидело огромное количество людей. Да и сама песня, кажется, не самая последняя в мире.
[html]<iframe width="560" height="315" src="https://www.youtube.com/embed/sRL5u-JHoDA" frameborder="0" allowfullscreen></iframe>[/html]
Видео:
youTube/пользователь: The CrossroadZ Diamond Rain
– Ты никогда не отказывался от участия в интересных проектах друзей, но как получилось, что ты сыграл и снялся в клипе с человеком из поп-тусовки? Я говорю про работу с Валерием Меладзе и песню "Текила Любовь"?– В то время, людям, исполняющим поп-музыку, тоже захотелось здорового драйва. Мне позвонили и предложили записать гитару. Я ответил: "Давайте послушаю и решу", потому что сначала немного напрягся. Послушал и понял, что по гармонии и по духу это может стать абсолютно нормальной рок-песней. Ну и я это ощущение усилил своей партией. Сейчас много хороших музыкантов, способных сыграть и блюз, и рок, а тогда знатоков мейнстрима, уходящего корнями в блюз, почти не было.
[html]<iframe width="560" height="315" src="https://www.youtube.com/embed/2_4BksWKQHU" frameborder="0" allowfullscreen></iframe>[/html]
Видео:
youTube/пользователь: Канал Валерия Меладзе
– Пожалуй, наиболее значимая твоя работа "на стороне" – это участие практически во всех проектах Гарика Сукачева, начиная с его сольника "Акция Нонсенс", продолжая "Неприкасаемыми" и реанимированной "Бригадой С". На первом концерте коллектива, мне показалось, что говорить о возрождении "Бригады", какой мы ее знаем, сложно. Это очередной проект Сукачева.– Это "Бригада С"! Мы играем десяток песен, а то и больше, из классического репертуара группы. Понимаешь, нельзя войти в ту же самую воду, в которую человек входил в 1987 году, это нереально! Был другой драйв, другие музыканты, другое отношение, другое время наконец. Мы знаем море камбеков, когда люди собираются снова и играют с составом, который уже изменен. Конечно, там каждый привносит свои краски. Сейчас это звучит по-другому, конечно. Тогда было более эксцентрично, а сейчас мощно. Хотя Гарик и сейчас жжет не по-детски.
– Еще один твой проект – "Бомж-трио", начавшийся как приятное времяпрепровождение трех друзей, а вылившийся в одно из самых необычных сотрудничеств. Насколько серьезно ты относишься к своему "бомжацкому" занятию?– Кроме CrossroadZ, я еще играю в группе The Lunar Brothers. С этими парнями хорошо – они музыканты нового поколения. С "Бомж-трио", мы собираемся, когда у нас есть время, и обычно репетиция выливается в написание песни. Вообще, если бы я подходил к музыке серьезно, у меня бы ничего не получилось. Я неоднократно цитировал Кита Ричардса и его: "Я беру гитару, расставляю антенны, а все находится в воздухе, все в воздухе, вся музыка, все краски и так далее..." Приходит рифф, начинаешь играть, завязывается музыкальная история. О чем поем? Вот об этом! И с "Бомж-трио" у нас все легко получается.
[html]<iframe width="560" height="315" src="https://www.youtube.com/embed/CRQDgbUMjwc" frameborder="0" allowfullscreen></iframe>[/html]
Видео:
youTube/пользователь: Robert Rocky
– Выходит, что для тебя это гармонично, не приходилось идти на компромиссы?– Я не жалею, что почти не шел на них, но, если смотреть с рациональной точки зрения, наверное, лучше делать это чаще. С другой стороны, жизнь такая, как есть. Мне удалось сохранить себя, а это немаловажно.
– У тебя есть кому передавать опыт. Как строятся твои отношения с сыном Петром, часто ли он спрашивает твоих советов?– Ты знаешь, мой папа на меня не давил. Он был интеллигентным, сдержанным человеком, можно сказать, интровертом. Он со мной часто советовался. Когда писал стихи, первый, кому он их показывал, был я. В последние годы его жизни мы очень дружили. С мамой дружба была всю жизнь, а с папой – последние лет десять-пятнадцать.
У нас с Петей история похожая. Я оторвался от семьи в 1994 году, когда ему было четыре года. Потом уже, когда он стал взрослее, мы стали дружить. Он приезжал ко мне, интересовался музыкой. Мы с ним даже записывали какие-то вещи вместе. Сейчас он играет на синтезаторе, сочиняет, по большей части это электроника с разными сэмплами. Но и в музыке он лиричен. Вообще сын занимается монтажом кино. До этого он фотографировал, снимал видео, потом стал монтировать. Свой первый клип для панковской команды выпустил в 14 лет. Главное, что он добрый, хороший парень, и мне за него радостно. Конечно, он, может быть, не совсем "для современного мира", но зато семейная интеллигентность в нем присутствует.
– Что приходилось преодолевать и с чем мириться людям, которые были рядом с тобой? Какими качествами они должны обладать, ведь сосуществование с творческим человеком порой требует самоотдачи?– Особенно когда творческий человек выпивает. При этом, когда я пил, моя жизнь мне казалась гармоничной. Я плыл по течению и делал это не через силу, а естественно. Это был мой полет, напрямую связанный с алкоголем, и, пока мне это не мешало, все было нормально. Ну а потом началось...
Однажды в городе Брянске на джазовом фестивале мы с гитаристом Ваней Смирновым выпили перед выступлением CrossroadZ на двоих бутылку коньяка. Я вышел на сцену и сказал: "Hello Manchester!" Больше нас туда не приглашали. В другой раз, я играл Diamond Rain 48 минут, потому что никак не мог остановиться. При этом мне самому было абсолютно комфортно. Мне, но не женщинам, которым рано или поздно все надоедало, и они начинали думать о светлом будущем, в котором мне места уже не было.
Душа болела, когда меня бросал кто-то или когда уходил я. С другой стороны, расставания отражались в песнях, что тоже неплохо.
Я ездил по делам, играл концерты, о которых потом не мог вспомнить. Так больше продолжаться не могло, ибо алкоголь заменил меня, люди стали на меня смотреть, как на чудовище. И главное, что я сам смотрел в зеркало и видел это чудовище. Забывал гитары в такси, приставал к незнакомым людям, которые могли смести меня с лица земли. Вот тут понял, что все, хватит. Алкоголь стал заменять кровь.
– Вероятно, остановиться заставило появление в твоей жизни Алены – нынешней жены? В таких ситуациях необходим мощнейший фактор, часто им становится появление женщины.– Алену я встретил чуть позже, когда уже был готов. А приостановил свои отношения с выпивкой в конце 2011 года. Потом был спорт, к которому относился достаточно холодно, но однажды у меня возникла мысль, что мне нравятся боевые виды искусства. Но использовать руки не мог – ими я играю на гитаре. Друг посоветовал тхэквондо, где делаешь то же самое, только ногами. Вот тогда, в 2012-м впервые в жизни стал заниматься здоровьем, которое надо было восстанавливать. Организм чувствовал хоть какую-то нагрузку, и я начал жить другой жизнью, а потом уже познакомился с Аленушкой. С ней мне очень-очень хорошо. Я вижу, как она многому учится. А еще она божественно готовит. Для меня это никогда не являлось и не является главным, но это так приятно! Вообще у нее все получается, за что берется. Алена заботится о нас, и несмотря на свой возраст, она мудрая. Ты спросил: "Что должно быть у женщины, чтобы жить с таким, как я?" Мудрость! Видеть главное и не видеть наносного, не циклиться на мелочах. Конечно, любовь, самое важное.
Фото из семейного архива
– Так или иначе люди, играющие блюз – ты, Алексей Романов, Чиж – новые песни пишут нечасто. Это связано с особенностями стиля?– Знаешь, я об этом не думаю. За последние три года записал кучу "болванок". Это песни с русскими и английскими текстами. Все они разные. Что-то подойдет для Crossroadz, что-то может показаться дикостью – совершенно другой жанр. Я делаю не только блюз, у меня куча разной музыки, в том числе "псевдоклассической". Надеюсь, доведу эти идеи до конца и запишу в студии. С гитарами, басом и мандалинами, со скрипками и духовыми.
– Ты не из тех, кто привык жаловаться, тем не менее в 55 лет можно себе позволить немного побрюзжать. Есть ли вещи, вызывающие у тебя непонимание? Какие твои ожидания оказались напрасными?– Все зависит от ожиданий. Если бы мы, придумав CrossroadZ, жили ожиданиями, то развалились бы через месяц, от силы через год. Политика? Я всегда относился к ней пренебрежительно. Мягко выражаясь, для меня это мировое зло, так что ждать от нее чего-то хорошего, сложно. Для того чтобы выжить, надо помимо веры в себя сохранять оптимизм и чувство юмора. Когда их нет, человек начинает себя жалеть и ворчать.
Конечно, мир не идеален. Да, мне хочется, чтобы не было войны. Чтобы всегда и везде царили мир и любовь. Чтобы к власти всегда приходили достойные интеллигентные люди, но я не уверен, что увижу это на своем веку.
– Наверняка, в твоей жизни случались неожиданные события и встречи, которые подтверждали, что все, что ты делаешь, верно.– Конечно. Как я мог представить, что буду выпивать с Китом Ричардсом или беседовать с Бадди Гаем (великий блюзовый музыкант – прим.авт.)? Но жизнь сложилась так, что постепенно я перестал удивляться этому. Раньше полагал, что на дне рождения дочки Кита Ричардса я оказался по счастливой случайности, и только позже понял, что все это – часть пути, зависящая от меня на этапе приятия решений. Потому что, если бы я не пошел играть в группу Стаса Намина и не поехал бы в Японию на фестиваль, то не подружился бы со Стивом Джорданом, который через два года познакомил меня с Китом Ричардсом. Встреча дала понимание, что я на правильном пути. Я увидел, как Кит горит музыкой, как он ее делает, и после этого уже начал по-настоящему писать песни.
Это цепочка взаимосвязей, и не надо пытаться ее проследить. В моем случае, если я начинаю предвкушать, долго и серьезно обдумывать, все обычно срывается.
– Есть ли в твоей жизни что-то неизменное? Например, ожидание праздника, который придет и обязательно будет таким, как надо, допустим, новый альбом The Rolling Stones?– Пока они играют, есть ощущение, что еще не все потеряно. Есть опора. Я пару недель назад летал в Чикаго, где встретился с Бадди Гаем. Он мне говорит: "С блюзом в Чикаго не очень хорошо. На радио он только в паре передач", а я ему: "Есть блюзовое радио в интернете", он: "В интернете есть, но на радиостанциях FM почти не осталось, одну попсу везде крутят". Проблемы схожие. Все, конечно, жалуются, обсуждают, но если это мешает твоей личной и творческой жизни – плохо, а если пообсуждал, пошел домой, сел и занялся любимым делом – вполне нормально.