Фото: m24.ru/Владимир Яроцкий
Художественный руководитель Театра имен Вахтангова и один из самых сильных режиссеров мировой сцены Римас Туминас – о вахтанговских традициях, умении учиться, художественном руководстве и вере в красоту.О вахтанговских традициях
Как сказал Эфрос, главная традиция – это хороший спектакль. Конечно, я был бы не прав, сказав, что досконально изучил Вахтангова, что я его последователь. Ведь эти самые традиции не есть некая система правил. Это что-то невидимое. Чувство театра на сцене и в жизни. Праздник веры в красоту.
Об умении учиться
Вахтанговцы сегодня в эйфории. С одной стороны, это прекрасно. С другой – немного настораживает. Удача случилась, успех пришел, но до праздника еще далеко. Мы только идем к празднику. Может, этого праздника вообще нет. Может, мы опоздаем на него. Может, он закончился. Но идти все равно надо. Дорога – и есть главная радость. Я с болью в сердце это говорю, но в театре не все научились учиться. Вот это безразличие друг к другу, раздробленность, неумение осваивать чужой опыт меня огорчает. Часто вспоминаю актера Регимантаса Адомайтиса. Время менялось, эстетика театральная менялась. И он, уже будучи мэтром, приходил на репетиции, наблюдал за всеми и за всем, искал сегодняшнюю интонацию. Тогда я его еще раз полюбил. Человек в годах хочется учиться. Отстраненность и убежденность "я все знаю – умею" – огромная ошибка. Знаете, как в четвертом акте "Дяди Вани": профессор уезжает, Епиходов говорит: "Ну вот, уезжает, будет жить в Харькове". А няня воркует себе: "Ну и хорошо, ну и уедут, ну и слава богу". Она счастлива, что снова будет все, как прежде. Чай, обед, лапша… Это подсознательная тяга к спокойствию, к лапше, к порядку есть в каждом из нас, и в некоторых артистах моих есть. Многие мечтают вернуть прежние времена. Меня очень это обижает. Я думаю, что бессмысленно работаю, что все эти годы в Москве прошли мимо. Но сдаваться нельзя. Тем более что периоды уныния проходят, и эффект от постоянного брожения в театре куда сильнее. Люди ссорятся из-за премий, делят сцену, просят дополнительные залы. Это так красиво! Конечно, утомительно, но выходишь из театра и улыбаешься – молодцы! Стремятся! Хотят!
О художественном руководстве
Главное – это терпение. И умение интуитивно чувствовать, что важно, а что – нет. Хотя я и научился слушать, но не слышать, смотреть, но не видеть. Тем не менее главная моя слабость при мне – не умею говорить нет. Помните, в "Чайке", когда Треплев спрашивает Дорна: "Писать мне или не писать?", тот ему отвечает: "Конечно, пишите, только пишите про красивое и вечное". Так и я – "конечно, пишите, конечно, ставьте, конечно, играйте" (смеется). Когда человек живой, жадный до нового, это чувствуешь. И все для него делаешь и потом не жалеешь.
Фото: m24.ru/Владимир Яроцкий
В Театре Вахтангова немало артистов старшего поколения. Я думаю, мой долг – через театр помогать им, дотировать, поддерживать. Бросить их на нищенскую пенсию меня никто заставит. И, конечно, их всех надо воскрешать, чтобы они себя любили, а не уничтожали унижением. Когда я приехал, это был кошмар, унижение и стыд. Я мучился, подписывая бумаги о зарплате. Гордость, наверное, и есть самая главная вахтанговская традиция. Ходить с прямой спиной, с высоко поднятой головой, в бабочке или красивом платье. Да-да, вот это все – "в театр как на праздник". Это нужно было вернуть. И они сразу заиграли, засверкали. Горько, что не доходят руки до каждого. Я хотел бы, но не успеваю обнять всех.
О Театре имени Вахтангова и Малом театре в Вильнюсе
Малый театр в Вильнюсе – мое детище. Очень его люблю. Но бываю, к сожалению, нечасто. Слишком много задач я поставил перед собой здесь. Когда-то думал о равномерной жизни – три месяца в Вильнюсе работать, девять месяцев – в Москве. Но не получилось. Впрочем, я безумно рад тому творческому подъему, который царит сегодня в вахтанговском театре. Уже не понимаю, кто и что репетирует (смеется). Огромный репертуар, семь самостоятельных работ, две сцены, множество гастролей. Все живут с ощущением праздника. Но это не моя заслуга. Я просто помог вахтанговцам поверить в себя. Вся проблема заключалась в том, что им не верили. А человеку надо верить. И говорить всегда: ты красив, ты гениален, ты нужен и интересен. И не только актерам. Всем сотрудникам. Ужасное глупое предубеждение – артист тогда лучше играет, когда он беден, сир, убог, "весь в искусстве". Я убежден: гордость (не гордыня) за себя и свое дело необходимы каждому. Моя задача – поддержать и найти роли. Но артистов у нас так много, приходится нелегко. Я приглашаю разных режиссеров. К слову, "Бег" считаю лучшим спектаклем репертуара. Очень люблю Бутусова. Всегда ему верил и верю.
О вере в красоту
Я не устаю от театра. Это моя жизнь. Единственное, что дает силы. Как бы ни разрушали, ни разъединяли, что бы ни говорили плохого. Мол, я кого-то предал, где-то не остался, куда-то уехал. Я уверен: нет никакой разницы, где ты. Главное – то, что ты делаешь. Как миссионер, который провозглашает одно и то же – вечное и красивое, несмотря ни на что. Театр – это мольба о мире и правде. И вера в то, что красота победит. Театр верит в саму веру.
Шекспиру пришлось пять актов трагедии написать, чтобы привести всех героев к справедливости и гармонии. Но в том-то все и дело, что он не написал шестого акта… Идеал не достижим.
Об искусстве без национальности
У искусства нет национальности. То, что ценно, красиво, совершенно, к национальности не имеет никакого отношения. У Эфроса, Любимова, Феллини нет национальности – они все наши.
О сострадании в театре
Театр в моем понимании зиждется на сострадании. Только здесь я нахожу нерв и сущность. Это моя религия, если хотите. Мир меняется, уходит, уплывает. Каждый грешен от рождения. Действительность – кровавая, жестокая – провоцирует на борьбу. Я давно отказался от борьбы. Даже от борьбы с болезнью. Сказал: бороться не буду, но и сдаваться тоже не собираюсь. Это помогает.
Продолжение читайте на сайте
Культура Москвы.Наталья Витвицкая