Собянин рассказал о мероприятиях молодежного проекта "Город героев Москва"Сергей Шнуров представил в Московском музее современного искусства выставку "Ретроспектива брендреализма". В экспозиции – авторские работы и арт-объекты, иронизирующие над современным обществом потребления и нашей зависимостью от брендов. Художник Сергей Шнуров и куратор выставки руководитель Отдела современного искусства Государственного Эрмитажа Дмитрий Озерков отвечают на вопросы m24.ru.
Фото: m24.ru/Владимир Яроцкий
Сергей Шнуров
– Вы сами вообще часто ходите в музеи?
– Чаще хожу в музеи, когда оказываюсь где-нибудь в Нью-Йорке, в Лондоне или в Париже. В Питере я был на Кифере, был на Фабре – современные выставки, которые заслуживают внимания, я посещаю.
– А кто из художников нравится?
– Ну понимаете, я ж не девушка, чтобы мне кто-то нравился. Я смотрю на явления, и большие явления я имею в виду. Не могу сказать, что мне что-то "нравится".
– Для вас существует разделение высокого и низкого искусства?
– Как бы я сейчас ни ответил, все равно эти две точки или две прямые стремятся к пересечению. Поэтому мой ответ не имеет значения – этого скоро не будет. Скоро – это... не знаю ... 20 лет. Об этом же кричит последняя рекламная компания Louis Vuitton, лицом которой стала Мона Лиза.
Фото: m24.ru/Владимир Яроцкий
– Вопрос цензуры в этом случае, соответственно, тоже отпадет? Или он для вас в принципе не существует?
– Здесь неизвестно, как повернется. Если в конечном итоге на какой-то огромной территории победит "Исламское государство" (запрещенная в РФ террористическая организация – прим. m24.ru), тогда вопрос цензуры встанет ребром. Если далее все будет развиваться так, как развивается, без каких-то мощнейших переворотов в сознании и в доктрине, тогда, конечно, влияние цензуры и ее значение с каждым годом будет все меньше и меньше. Цензура и сейчас существует в большей степени в головах.
– А вы, получается, оказываетесь над вопросом.
– Ну я об этом не думаю честно говоря. Цензура – это юридическое поле, а я же не юрист.
– Тем не менее, юридическое поле действует, а вы оказываетесь как будто бы вне его.
– Ну почему же, я абсолютно в нем.
Фото: m24.ru/Владимир Яроцкий
– Я, скорее, немного о другом. Я о музеях, которые не предъявляют к вам таких же требований, которые предъявляют к другим художникам. Я имею в виду, что не всем художникам разрешили бы выставить в ММОМА то, что разрешили представить вам.
– С этим сложно не согласиться. Я эту ситуацию использую, нисколько этого не стесняюсь и нисколько этого не скрываю. Я не делаю ничего, что не имеет коммерческого потенциала – это не имеет смысла.
– И это круто, потому что остальные, вроде как, стесняются.
– Все остальные не до конца продумывают свою позицию. Я абсолютно безжалостен в своих мыслях и к себе в том числе. И мне не до жалости. Мы занимаемся все-таки большим искусством.
– Как вы считаете, проблематика "брендреализма" исчерпаема или принципиально нет?
– Я думаю, что в виртуальной среде, в которую мы все стремимся, наверное, она неисчерпаема, потому что виртуальность – это тоже бренд. Хотелось бы почувствовать это дно, но пока я его не вижу. И пока мы опускаемся все ниже, я чувствую, что этот ил мягок и его можно есть, есть и есть.
Фото: m24.ru/Владимир Яроцкий
– Это значит, что у вас бескрайнее поле для работы, или в какой-то момент это все может надоесть?
– Мне может эта проблематика вообще стать неинтересной, но сама она вряд ли куда-то уйдет в ближайшем будущем. Хотя новое поколение в какой-то степени уже ломает все эти бренды, но оно же создает новые. Оно находится в той же самой парадигме и не выходит за поля этой борьбы. Новая мода на "антимоду" все равно остается модой.
– Вы устраиваете выставки, поете, играете в театре, в кино снимаетесь. Есть ли еще какая-то сфера, в которой вы бы хотели себя реализовать?
– Не то чтобы я хочу... Просто так складываются обстоятельства. Вот только вчера я встречался с большими московскими продюсерами (а других и не бывает!) по поводу съемок нового художественного фильма. И я там буду уже не в качестве актера или композитора – мне не интересно то поле, где я уже потоптался, я примерно понимаю устройство этой травы. Я буду там выступать в качестве продюсера, если мне это, конечно, понравится и покажется интересным и большим, если это будет не очередное русское полотно, которое нужно лишь для того, чтобы блогеры его обо**али. Если я увижу за этим нечто большее, тогда я сделаю это.
Фото: m24.ru/Владимир Яроцкий
– А медиаформаты?
– Я жду появления новых. Мне кажется, что нарисовалась некая исчерпанность. Instagram – это уже точно какая-то увядающая платформа. В YouTube мне примерно все понятно, должно появиться новое. И если появится что-то интересное, я туда обязательно влезу.
– Как вы относитесь к критике?
– Я вырос и вырастил свои проекты, в общем-то, не благодаря, а вопреки. Нас всегда ругали намного больше, чем хвалили, и хвалебные статьи о творчестве группы "Ленинград" можно по пальцам пересчитать. И тем не менее мы существуем, – значит, какой-то иммунитет к критике у меня есть. Нет, я, конечно, обращаю внимание, но не волнуюсь по этому поводу.
Фото: m24.ru/Владимир Яроцкий
– Наверняка вы отдаете себе отчет в том, что зритель, чью глупость и зависимость от брендов вы критикуете или даже высмеиваете в своих работах, не всегда осознает эту иронию, не всегда ее считывает. Вы этим пользуетесь или пытаетесь это как-то исправить?
– Искусство ничего исправить не может. Это тупиковый путь. Оно может лишь некоторым образом влиять. Я показываю структуры и устройство: кто видит – тот видит. Грубо говоря, я нахожусь в начале исследования лингвистики, когда речь и язык разъединены: я лишь разделяю бренд и брендреализм.
Дмитрий Озерков
– У вас есть какой-то моральный императив, какое-то разделение на высокое и низкое искусство?
– Вопрос сложный. Наверное, нет такого разделения, потому что, мне кажется, оно не присуще искусству. Оно наносное. Мы разделяем его с других позиций, но не с художественных. Потому что даже если вы посмотрите историю, художники, чье искусство мы считаем морально совершенным, часто совершали аморальные поступки – например, Караваджо, Микеланджело и так далее. Есть гражданин и есть художник. Гражданину не позволено совершать преступления против общества, а художник волен творить все, что он хочет. Это два императива, которые сталкиваются друг с другом на территории, которая называется искусство.
Фото: m24.ru/Владимир Яроцкий
– То есть согласно этой теории, в музее есть место любым формам искусства.
– В идеальном музее – да. В великом музее будущего, в "Музее всего".
– И цензуры в этом музее, соответственно, тоже не будет.
– Я вообще думаю, что цензуры не должно быть. И конституция нам с вами говорит, что ее не должно быть.
– Но, тем не менее, она существует.
– Она существует, но не по художественным соображениям, а по моральным и политическим, и не в области современного искусства. Цензура оказывается на территории современного искусства тогда, когда художник сам начинает себя ограничивать, когда он сам думает "лучше я вот так делать не буду". А когда он пишет, а ему запрещают, – это еще не цензура. Это просто неудачное время.
– То есть это выбор каждого автора?
– Вообще суть слова "художник" предполагает внутреннюю свободу. Если же ты внутренне несвободен, тогда ты, ну, например, ремесленник или исполнитель. Мне нравится слово "императив", с которого вы начали, так вот, этот императив и есть внутренняя свобода.
Фото: m24.ru/Владимир Яроцкий
– Предположим, кто-то воспримет эти работы как плевок в лицо и нарушение моральных норм. Это проблема конкретного посетителя выставки, или это как раз тот эффект, которого и добивается художник в данном случае?
– Вы знаете, плевок в лицо в Москве вы чувствуете, когда выходите из музея. Москва – не комфортный город, если вы идете по улице, а не сидите в своем лимузине. Это и поведение людей, и странное движение водителей. Так что любой музей – это самое комфортное место, потому что здесь вы находитесь в тепле, в тишине и созерцаете искусство. А в какой музей идти – выбор за вами. ММОМА – это уникальная площадка, которая пытается объять необъятное, представить самые разные течения. И этот карт-бланш – важнейший пример проявления свободного формотворчества. Ну и к тому же у Сергея точно нет цели кого-то своими работами обидеть, речь не об этом.
– Тем не менее, у меня есть подозрение, что принеси все эти работы какой-нибудь другой автор, половину из них отказались бы выставлять. Таким образом, феномен Автора, его положение, играют здесь определяющую роль.
– Совершенно верно, и выставка как раз об этом. Феномен автора – это бренд автора. Мы все живем под властью бренда, и эти бренды мешают нам мыслить свободно. Выставка о том, что везде вы видите какой-то бренд, какой-то подвох, какую-то подделку под бренд. Мы перестали мыслить, мы умеем только кликать и листать. Но когда вы приходите в музей, вам не должно все нравится. Задумайтесь о том, что нравится именно вам.
– Как вам кажется, проблематика "брендреализма" исчерпаема, или у Сергея неограниченное поле для работы?
– Мы все смертны, и все приходит к концу и оказывается скучным. Я вообще из Петербурга и мог бы сказать, что все это тщета и суета, но, поскольку мы в Москве, я скажу, что это все бесконечно прекрасно.
Фотогалерея
Фото: m24.ru/Владимир Яроцкий
