Художник Иннокентий Баранов: "Добавляю ложку дегтя, чтобы прожить жизнь не зря"

Фото предоставлено И. Барановым

Пытаясь обозначить стилистку художника Иннокентия Баранова, арт-критики впадают в ступор. Слишком много вариантов всплывает при взгляде на картины художника с академическим образованием и огромным опытом путешествий по самым необычным уголкам мира. Однажды промелькнувшее определение "постромантизм" для кого-то может стать условным объяснением, для кого-то – поводом для ступора. Баранов живет в Берлине, где пишет картины и снимает кино. В России его выставки пользуются неизменным успехом, собирая в дни открытия чопорную публику, а в обычные – группы неформальной творческой молодежи. Накануне новой выставки Vinaigrette обозреватель m24.ru встретился с Иннокентием Барановым.

– Ты русский художник, который живет и работает в Германии. То, что ты там оказался в 90-х, это некое продолжение путешествия русских на рубеже веков, или следствие обычного желания молодого человека посмотреть мир и пожить везде?

– Вначале я поехал учиться в Австрию, где закончил Венскую Академию искусств, а уже потом переехал в Германию. Изначально Академия была очень богатой. Нас возили в Англию, в Италию. Потом я начал ездить по Европе самостоятельно. Это же ничего не стоит, если ты студент, у тебя есть время и задаться этой целью. Ну, а в постстуденческие годы я объездил почти весь мир. Потом в Германии у меня стали рождаться дети, сначала Настя, за ней Даня, и детей там воспитывать легче. Творческая работа появилась в начале 2000-х, и у меня даже было агентство где мы занимались web-дизайном. Впрочем, я довольно быстро понял, что это не мое, вернулся к живописи и с тех пор не изменял себе.

Фото предоставлено И. Барановым

– В чем специфика проживания современного художника на Западе, насколько Берлин – город, располагающий к художественным процессам?

– Берлин сейчас, я думаю, является столицей творческого мира. Этими городами бывали и Париж в начале ХХ века, и Нью-Йорк, и Милан. Но сейчас, я считаю, что Берлин лидирует с огромным отрывом. Туда едут художники со всего мира. Город очень легкий по энергетике, творческий и молодой и, в принципе, оплачиваемый. В Лондоне или в Нью-Йорке все-таки тяжеловато. В Берлине можно жить и заниматься искусством, можно пробовать себя любому художнику – театральному, специалисту в области стрит-арта и так далее. Может быть, это изменится, но сейчас все именно так!

Фото предоставлено И. Барановым

– Насколько эта атмосфера неформальна?

– Она очень жива, Берлин по-прежнему – центр всяких творческих сквотов. Потихонечку их, конечно, выжимают. Вот недавно закрыли "Тахелес" – он был известен на весь мир. В Берлине, особенно на берегу Шпрее, стараются все это застроить дорогим жильем, но пока еще сквоты сопротивляются. Так что с точки зрения клубов и творческих сквотов, Берлин очень развит.

– Ты говоришь "у нас". Означает ли это, что ты в первую очередь ориентируешься на российскую аудиторию и продвижение в России?

– Для меня, конечно, российский зритель и покупатель важен, но я всегда стараюсь двигаться равномерно. Стараюсь выставляться и продавать и в Латинской Америке, и в США, и у нас. Просто учитывая мое скромное имя здесь, в Москве, я это делаю раз в год. Выставки всегда достаточно успешны, может быть, потому что я москвич.

Мне огромное количество людей говорит : До тебя мы не покупали искусство, у нас дома вообще не было картин". Это успешные молодые люди от 30 до 40 лет. В основном это все self-made ребята, занятые в совершенно разных отраслях. На Цветном бульваре моя выставка проходила в комплексе, который построили мои друзья. Потом была выставка на Бауманской в английском центре, тоже принадлежавшем моим друзьям. Естественно, бывают и люди постарше, и серьезные коллекционеры, что особенно лестно и приятно. Но основной мой покупатель – это динамичный, успешный молодой человек, много путешествующий, живущий полноценно и ярко. Думаю, может, потому что картины такие же – яркие, динамичные, многие с жестким юмором, если не сказать – на грани цинизма. Или за гранью.

– Классифицировать твое творчество будут искусствоведы, но, как мне кажется, многим оно близко именно своей неформальностью. При этом ты выставляешься на серьезных, дорогих площадках. Это продиктовано коммерческими соображениями или таким образом ты стараешься заразить этим серьезную аудиторию, которая не пойдет в независимые галереи?

– И то, и другое, но я бы срезюмировал ситуацию по поводу себя иначе: я просто пытаюсь хорошо делать свое дело. Это сейчас не пустые слова. Я считаю, что если живопись хорошая, совсем неважно, работы это Васи Ложкина, классических выпускников Строгановки, или это просто обормотов, рисующих на стенах, находит отзыв у людей, оно нужно. Я бы не назвал себя таким арт-хаусом. Ты видел у меня и много пейзажей, и натюрмортов, которые правильно написаны, но при этом, естественно, я всегда добавляю ложку дегтя, чтобы мы потом могли сказать, что прожили жизнь не зря.

Фото предоставлено И. Барановым

– Мне приходилось читать немало благожелательной критики в твой адрес, а за что тебя ругают?

– Так получилось, что за многие годы у меня была в основном хорошая критика. Как-то много лет назад у меня была выставка MEDITERRANEA на Петровке в галерее "Эритаж" у Кристины Краснянской. Очень хорошая такая, спокойная. В основном – небольшие средиземноморские пейзажики. Ну, а чуть позже вышла заметка, автор которой мало того, что перепутала все – от задачи выставки до названия галереи, так и вообще, как мне кажется, там не была. Видимо – не позвали. Ну, она обиделась и что-то буркнула, что самое место этим средиземноморским пейзажам на Средиземном море в каких-то ресторанчиках, отелях. Это меня задело, но потом я как-то расслабился. Если проанализировать критику, она действительно в 98 случаях из 100 очень хорошая. Кому-то нравятся пейзажи, кому-то картинные мужики. В общем, кому – Рахманинов, а кому – хард-рок.

Фото предоставлено И. Барановым

– Идешь ли ты на определенные компромиссы, делая выставки в России, приходится ли тебе в процессе формировании их концепции ориентироваться на какие-то нормы – будь то негласные запреты или выпады активистов-шизофреников?

– Нет, все мои выставки проходят здесь под теми же названиями, что и за рубежом. Я стараюсь каждому отдельному проекту давать новое имя, и стараюсь не повторяться. Например, "Приключения Бога", проходившая в Европе, в России называется так же. В Европе у меня была выставка "Европа", и у нас в России тоже "Европа" называлась. Более того, "Приключения Бога" был достаточно смелым проектом. Все было на пике мрачного идиотизма, все заранее уже с ума посходили. Но ничего – взяли охрану, пришли недовольные и стояли, их не пускали.

Фото предоставлено И. Барановым

– Странно, обычно для них нет преград.

– Ну, они были неагрессивные, стояли – что-то бурчали и я распорядился: "Вы пустите этих ребят. Пустите, я им все расскажу, покажу выставку". Они зашли с серыми лицами, а вышли розовые и улыбались. Поняли меня. Это все дело подачи, какой-то разъяснительной работы. У нас, к сожалению, конечно, глухомань в этом смысле. Я не имею в виду Москву, Питер и так далее, а вот эти ходоки, они явились откуда-то издалека.

Фото предоставлено И. Барановым

Хотя на эту же выставку приехал батюшка за 300 километров на автобусе. Такой современный священник, абсолютно светящийся, смеющийся: "Я знал, читал про эту выставку, я посмотрел по телевизору, приехал. Я знал, что это будет здорово, остроумно". Я очень хотел бы, чтобы мы опять стали мощной культурной страной, которой, в принципе, и были, потому что гайки мы не умеем винтить и работать толком тоже. А вот депрессовать и иногда выдавать потрясающе гениальные вещи – легко!

– Всегда ли люди правильно люди понимают то, что ты хочешь сказать или им приходится растолковывать?

– Вопросы часто задают. Мне кажется, я не концептуальный художник, а просто художник. В современном искусстве иногда бывает, что вокруг какой-нибудь сушки замороженной обязательно будет еще 15 страниц концепции. И это тоже бывает талантливо вполне, но в современном искусстве концепция играет слишком большую роль. Я ничего не объясняю, каждый человек может сам все понять, если посмотрит на картины. Кто-то выбирает себе, условно говоря, натюрморты, кто-то наотрез отказывается воспринимать эти натюрморты, а наоборот, любит пейзажи, а третьи любят вот такой хард-рок, который любим мы с тобой: морда, юмор и так далее. Люди всегда для себя находят что-то, что нравится им. Если я понимаю, что это просто желание поговорить, то я этот разговор прекращаю, а если человек действительно пытается разобраться – то с удовольствием.

Фото предоставлено И. Барановым

– Все-таки твои работы лежат больше в контркультурной плоскости, нежели художественного мейнстрима, а вокруг любого контркультурщика всегда есть некие ориентиры. Так вот если музыка, литература и кино от Иннокентия Баранова, то что это?

– На самом деле тут я вынужден тебя разочаровать. Что касается литературы, тут у меня в почете мейнстрим. Это Набоков и его "Приглашение на казнь", Булгаков, Довлатов, книги моего отца Павла Френкеля. Пригов и Сорокин, Соколов. Американцы – Миллер, Хемингуэй. Латинская Америка – вся любимая.

Фото предоставлено И. Барановым

Что касается музыки, тоже очень широкий спектр, у нас дома постоянно играет джаз, не выключаясь, ведь джаза тоже миллион вариантов, от парижского до цыганского. Часто ходим на концерты классической музыки, ну и естественно, рок во всех его проявлениях. Отдельно хотел бы отметить группы "Кровосток" и "Ленинград" – и работа замечательная и ребята очень внятные. Я не очень разбираюсь в электронной музыке. У меня есть приятель ди-джей, и он и его компания могут слушать бесконечно какие-то новые звуки не совсем мне понятные. Я же от них устаю. В кино – тоже никакого особенного арт-хауса. Люблю Вуди Аллена, Тарантино, Кустурица, Фон триера, Поланского. Из наших – Балабанова.

– Расскажи о нынешнем проекте: что это за выставка, которую ты привез сейчас?

– Она называется Vinaigrette. Это идея моей подруги Вики. Мы долго не могли придумать такое название, которое объединяло работы из разных серий. Действительно, вот как любят музыканты называть, Best off, я сделал очень хорошую подборку из лучших серий. Все старье убрал полностью. Это только свежие работы, 13 из них здесь никто еще не видел, и в Европе в Америку тоже. Я их держал для этой выставки, и 12 работ, которые уже кто-то частично видел на "Приключениях Бога" и так далее. Это такой соус французский, имеется в виду не салат, а соус, который объединяет очень противоречивые компоненты, и получается замечательный салат.

Фото предоставлено И. Барановым

– Многие художники трепетно относятся к тому, как подают их работы во вневыставочном пространстве. То есть гневно отметают предложения разместить их работы на сумках, майках, чехлах для телефонах, открытках. Как ты относишься к таким методам подачи?

– Есть, например, такая компания Kawaii, и я дружу с ее владелицей – Юлей Песковой. Они делают хорошего качества обложки для паспортов, чехлы iPad с моими картинами. Но я сам отбираю картины, я слежу за печатью, слежу за качеством. И это выходит небольшим тиражом. У моего товарища на Бали свое, абсолютно экологически чистое производство сумок. Они не используют труд детей, делают сумки с изображением выбранных мной картин, которые я дарю близким мне людям. Мы пытались продавать, и их раскупают с такой скоростью, что они просто за несколько недель все кончились. Поэтому следующий тираж – только на подарки друзьям и людям, которые для меня что-то значат. Но, конечно, никаких магнитиков.

Фото предоставлено И. Барановым

– Принято считать, что современная музыка сейчас находится в кризисе. Как, на твой взгляд, обстоят дела с живописью?

– Сейчас принято все хаять, и многие мои коллеги по цеху, из классической, более или менее, кузницы, живописцы серьезные, они все тоже бурчат на современное искусство – "там бешеные деньги, там вообще ни о чем". Ну и наоборот. Я часто между двух огней оказываюсь, потому что я вполне открыт и современному искусству и классическому. Мне кажется, сейчас очень много интересных ребят появилось и сейчас хорошее время. Просто многие из них как-то не сориентированы. Вот в начале ХХ века был мощный хайп, все началось в Париже, в конце XIX с Латрека и так далее, и перетекло в большую тусовку – Пикассо, Модельяни и иже с ними. Была компания ребят, которые дружили, и что ни имя – то гений. Мне кажется, что, например, лет через 50-60 о начале XXI века в контексте нынешней живописи будет звучать похожее мнение. Так, например, из хороших живописцев, именно экспрессионистов – мне иногда кажется, что и конкурировать не с кем. А потом присматриваешься – да полно! Ну как Вадика Репина сравнить с тем же Антоном Черняком? И Репина я знаю, и Черняка знаю, и оба замечательные ребята – талантливые и разноплановые.