Паскаль Кольра: "Террористы хотели уничтожить Charlie, а вышло ровно наоборот"

Фото предоставлено пресс-службой

В московском Мультимедиа Арт Музее проходит выставка французского графика, иллюстратора и фотографа Паскаля Кольра. Специально для m24.ru художник рассказал, что он думает про террористов, Charlie Hebdo и нормы морали.

– Паскаль, "6 месяцев мечтаний" – это самая позитивная выставка, которая проходит сейчас в Москве. Она затрагивает очень нежные чувства и в то же время имеет глубокие философские подтексты. Что для вас значит сочетание такой простой иллюстративной графики и глубоких философских смыслов? Как вы придумываете эти сочетания?

– Я просто смотрю на мир вокруг себя и нахожу в нем эти сочетания. Если я, например, вижу двух голубей, которые сидят на ветке и смотрят друг на друга, – согласитесь, это простая вещь, которую мы видим каждый день, я пытаюсь понять, о чем бы они могли говорить между собой: может, о любви или о смерти. Так что на самом деле все очень просто. Можно сказать, что это рисунки, которые сделаны и для детей, и для взрослых. Мне кажется, каждый из нас внутри всегда остается ребенком. И это сочетание изображения и текста показывает двоякое отражение мира: первое – это взгляд ребенка, который видит просто двух птичек, а второе – это философский взгляд взрослого, который придумывает какую-то историю. И мне кажется, так всегда происходит в жизни, потому что первый взгляд на вещь всегда будет более простым, а дальше мы открываем глубокие смыслы.

– Когда вы работаете для периодических изданий, то это политическая или социальная иллюстрация. Меняются ли средства выразительности и принципы иллюстративности?

– Что касается выразительных средств, то они точно меняются. Понятно, когда я работаю над форматом, например, афиши для большого театрального мероприятия, то я работаю с ассистентами. Иногда мы работаем командой в 10 человек. Поэтому средства, конечно, серьезно меняются, но принципы мышления, принципы восприятия остаются такими же.

Выставки "Жизнь в фотографии" и "6 месяцев мечтаний" в МАММ

– Сегодня самый актуальный вопрос, касающийся газетной и журнальной иллюстрации, связан, конечно, прежде всего с Charlie Hebdo. Выделяется ли это издание среди французской периодики?

– Да, несомненно. Это очень жесткое, провокационное остросатирическое издание. Но до нападения террористов на редакцию в январе этого года там работали прекрасные художники-иллюстраторы. Я работал с Жоржем Волански и Бернаром Верлак-"Тинью". Мы принимали участие вместе в одной выставке. Я должен сказать, это элегантные обходительные люди с изысканным, тонким и острым юмором. И на самом деле я очень грущу по ним. Они были свободными и независимыми, позволяли себе критиковать и Саркози, и Олланда, и религию.

– А вы бы сами хотели работать для этого издания?

– Если бы они меня попросили, я бы с большим удовольствием что-то сделал. Без всяких сомнений.

– Это бы очень контрастировало с вашими рисунками, представленными на этой выставке.

– Да, конечно. Но на самом деле я много делал политических иллюстраций и афиш. В частности, работал с такими организациями, как Amnesty International, выступающей за свободу слова и прав человека, и с Actop, которая занимается вопросами СПИДа. Также я подготовил книгу, которая была посвящена Белоруссии. Она выставлялась в центре Помпиду. Но потом появилась потребность вернуться к чему-то аполитичному, более спокойному и мягкому.

– Изменилось ли отношение самих французов к Charlie Hebdo после январских событий? (расстрел редакции журнала – прим. ред.)

– Да, безусловно отношение изменилось. Тираж этого журнала до января был небольшой – всего 20 000 экземпляров. И поначалу он был направлен на узкий круг читателей, которые любят политическую сатиру. Но при этом те художники, которые там работали, были известны всем. Жан Кабю, например, 20 лет занимался детской иллюстрацией и оформлением детских телепередач, Волански также публиковал свои рисунки во множестве изданий и книг. Их все знали и любили, как известных актеров. И именно поэтому это всех так сильно задело. Сразу после январских событий издание вышло тиражом 2 миллиона экземпляров, но прежде мало кто из французов держал в руках это издание или покупал его. Сегодня это национальный журнал: террористы пытались заставить его замолчать, а получилось ровно наоборот.

– Не кажется ли вам, что сегодня в мире такой эффект встречается все чаще?

– Что касается Charlie Hebdo, то, безусловно, это именно так. В других случаях бывает по-другому. Но если завтра какой-нибудь французский интеллектуал падет от рук террористов, то это выдвинет его на авансцену. На самом деле сейчас общая обстановка пугающая, потому что трагедия буквально зашла в дом к каждому. Одна моя ассистентка потеряла в последнем теракте свою школьную подругу. Я думаю, уже давно, примерно с окончания Второй мировой войны, художники стали следить за тем, что они говорят и делают, и соблюдать определенную осторожность. До этого они позволяли себе все, что угодно. Я, например, живу на севере Парижа, в районе, который населен в основном выходцами с севера Африки, и в моем блоге в интернете мне часто предлагают опубликовать какие-то рисунки или воззвания, направленные прежде всего против террористов, но целящиеся в эту самую публику, живущую со мной рядом. И я отказываюсь это делать, потому что не хочу стать живой мишенью.

– Как изменилось отношение к радикальным исламистам во Франции и Париже, начиная с января этого года? Было ли столь сильное напряжение, как сейчас, или Charlie Hebdo кардинально изменил ситуацию?

– В результате январских событий по всему Парижу прошли многомилионные манифестации. Но при этом пригороды, где как раз живут мигранты, остались как бы в стороне от всего. А сейчас после последних терактов, хотя нужно, конечно, подождать и посмотреть, что будет, произошел разрыв между этими частями населения. То же самое, когда у вас в России произошел захват "Норд-Оста", началось своего рода отторжение определенной группы людей.

– В России были возмущены карикатурами Charlie Hebdo на трагедию с российским самолетом в Египте. А на теракты в Париже Charlie Hebdo отреагировал?

– Да, они отреагировали на теракты и выпустили обложку, посвященную этим событиям. Там был нарисован некий француз, который пил шампанское и при этом весь был издырявлен отверстиями от пуль, из которых это шампанское выливалось. А подпись была такая: "Что бы ни случилось, мы продолжаем пить шампанское!" На мой взгляд, эти события слишком серьезные и слишком тяжелые, чтобы иронизировать по этому поводу, так что это было не совсем правильно. Мне кажется, Charlie Hebdo как журнал через какое-то время исчезнет, потому что исчезли люди, которые там работали и с ними исчез их фирменный стиль.

– Но тем не менее сейчас тираж, как вы сказали, составляет 2 000 000 экземпляров. Или это уже не тот Charlie Hebdo?

– Не тот. По правде сказать, я никогда не был их подписчиком и постоянным читателем, но мне попадались их журналы. А после января я не купил ни одного номера. Можно надеяться лишь на то, что с приходом новых художников что-то восстановится. Для французов этот журнал стал символом свободы слова. И люди покупают его даже не для того, чтобы его читать, а чтобы просто показать что они тоже Charlie и тоже за свободу слова. Французы вообще всегда и во всем выступают за свободу самовыражения. У меня тоже иногда возникало желание сделать какую-то острополитическую афишу, но я понимал: если перейду некую черту, то за этим обязательно будут какие-то последствия. Это меня всегда останавливало.

– Должна ли быть внутренняя самоцензура? Не тот страх последствий, о котором вы говорите, а внутренние моральные пределы?

– Я бы сказал так, что если бы я работал на Charlie, и меня бы попросили сделать картинку по поводу терактов, то я бы отказался.