Фото: m24.ru
Москву посетил знаменитый музыкант и композитор Жан-Мишель Жарр, звезда электронной музыки с середины 1970-х годов. В юности он играл в рок-группах, затем работал в возглавляемой Пьером Шеффером Группе музыкальных исследований, где сочинял электроакустическую музыку, но сухость и академический подход ему претили. Он писал песни для Франсуазы Арди и других известных певцов, но готовился к иному. Грандиозное многочастное звуковое полотно Oxygene, вышедшее в 1976-м, мгновенно прославило молодого музыканта.
Сын знаменитого кинокомпозитора Мориса Жарра, лауреата нескольких "Оскаров", Жан-Мишель не уступает отцу – на его счету множество почетных званий и наград. Его светомузыкальные шоу, невероятные по масштабу, видели пирамиды в Гизе и стены Московского университета. Впрочем, в последнее время Жарр стал кем-то вроде классика и почетного ветерана, но последний его альбом, Electronica 1: The Time Machine, записанный с участием множества самых разных музыкантов, в том числе и тех, кто значительно моложе мэтра, доказывает: Жарр все так же свеж умом и от него стоит ждать неожиданных открытий. Личная встреча 67-летнего композитора с корреспондентом m24.ru это подтвердила: подтянутому, очень живому в общении Жарру никак не дашь его годы; он охотно отвечает на любые вопросы и открыт всему новому, что кажется ему интересным.
– Рады видеть вас в Москве, месье Жарр. Честно говоря, я особенно рад этой встрече – ведь девятнадцать лет назад я разговаривал с вашим отцом, он был здесь как гость Московского кинофестиваля...
– Да? Как это неожиданно и волнительно... Знаете, это еще раз подтверждает, что вся наша семья так или иначе тесно связана с Россией. Ведь бабушка моего отца была наполовину русской, она из России. И, наверное, неспроста именно мой отец написал музыку к "Доктору Живаго", в том числе знаменитую "Тему Лары". Ну и моя история отношений с Россией тоже непроста: я очень горжусь концертом на Воробьевых горах... Знаете, я очень люблю Россию. И то, что сейчас многие западные артисты, исходя из напряженной политической обстановки, говорят: "О, я не поеду в Россию", мне кажется ужасно недальновидным. Эти люди не понимают, чем мы все обязаны русской культуре. Электронная музыка немыслима без изобретений Льва Термена, видеокультура – без "Октября" Эйзенштейна... Недаром же Ле Корбюзье вдохновлялся русскими авангардистами и активно работал в Москве. Политика зачастую разделяет мир, но наша обязанность – соединять его! Сейчас, после трагических событий в Париже, мы должны показать, что музыка не погибла в "Батаклане", что она будет звучать снова и снова, что у нас есть силы, чтобы объединиться. И никакой кровной мести – мы будем объединяться за, а не против! Есть вещи поважнее политики, и именно нам – артистам, художникам, деятелям искусства, дана возможность воплощать их в жизнь! Вы уж простите мне этот монолог, но это наболевшее... Так о чем вы хотели спросить?
– О вашем новейшем альбоме прежде всего! Он оказался очень неожиданным: ведь в работе над ним вы сотрудничаете с другими музыкантами, и очень разными – от Пита Таунсенда из The Who до Little Boots, от Моби до Air. Чем был обусловлен такой выбор?
Фото: m24.ru
– Знаете, сегодня электронная музыка везде – и нигде при этом. Столько ее разновидностей, таких разнообразных – и при этом все артисты как будто бы заперты в маленьких собственных гетто. А почему бы, подумал я, не собраться вместе? Моби, Massive Attack, Air и другие артисты более чем узнаваемые, тридцати секунд хватит, чтобы опознать любого из них. Музыка тех, кто принял участие в записи Electronica 1: The Time Machine, вдохновляла меня, вызывала интерес. Поэтому я и собрал их вместе. Решил, так сказать, разделить с ними творческий процесс. Причем я не хотел пользоваться этими именами в маркетинговом смысле, не хотел формального обмена треками через Dropbox – это просто, удобно, но невероятно формально, безлично. Поэтому я встречался в студии с каждым. Пришлось много поездить...
– Странно слышать это от вас – вам вроде как положено быть целиком погруженным в Интернет.
– У меня есть особенность: я считаю, что личные встречи необходимы. Они подпитывают творчество, мы сотрудничаем, а не просто бросаем в сеть файлы. У меня были свои фантазии о том, кто такой Пит Таунсенд, кто такой Моби и так далее, но я отсылал им свои предложения, никоим образом не догадываясь о том, как они отреагируют... И все ответили "да"! Получилось в итоге больше двух часов музыки, пришлось разбить альбом на две части. Первая вышла уже, а финальная точка во второй поставлена несколько дней назад. Ее я выпущу в апреле 2016-го.
Знаете, я чуть не забыл главное. Готовя альбом, я думал еще и о том, что он станет таким как бы перекрестком, откуда можно отправиться в самых разных направлениях. Например, поклонникам Erasure будет интересно встретиться с Little Boots, а фаны M83 c интересом откроют для себя целый мир, к которому принадлежит Пит Таунсенд, и так далее.
– В 1981-м вы были настолько храбры, что отправились с концертами в Китай – страну-загадку на тот момент, страну, не принимавшую западной культуры. Что это было? Авантюра?
Фото: Алексей Молчановский
– Мои друзья в Париже называли эту затею безумием. (Смеется.). Промоутеры отказались участвовать в ней, пришлось все делать самому. Но у меня было приглашение из Китая о проведении мастер-класса, и я не мог не воспользоваться таким невероятным шансом. Если б меня позвали с концертами на Луну, знаете, я бы тоже не отказался – такие предложения бывают раз в жизни. Это был вызов мне, как художнику – и не ответить на него я не мог!
– Возвращаясь к вашей семье: и вы, и ваш отец – музыканты, композиторы, обладающие всемирной без преувеличения известностью. Можно ли говорить о каком-то влиянии его на вас в этом смысле?
– Знаете, мои родители разошлись, когда мне было пять лет. Для меня это было непросто. Мы с отцом виделись – я имею в виду более или менее подолгу – наверное, раз двадцать за всю жизнь. Не больше. И о музыке, насколько я помню, никогда особо не говорили. Понимаете, я лишился благодаря этому конфликта поколений: в подростковом возрасте мне не с кем было ссориться, не было против кого бунтовать... Может быть, поэтому я очень часто отказывался работать в кино – ведь оно составило славу моего отца. Пять лет назад его не стало, и очень странно – я чувствую теперь удивительную любовь и покой, когда я о нем думаю. Он – часть моей ДНК, моего генетического кода... Опять-таки, я всю жизнь не любил Лос-Анджелес, мне там было неуютно, потому что мой отец отдал себя Голливуду... Но теперь, когда наступили эти покой и любовь, я работаю там с удовольствием, и мое пребывание в этом городе никак не связано с кино, с шоу-бизнесом... Наверное, во мне заговорил голос крови, хоть и поздно. Это странно, и это очень здорово.
Фото: Алексей Молчановский
– Электронная музыка в вашем случае никогда не вызывала у меня чувства отрешенности, стерильности – она у вас полна жизни, реальной, а не придуманной, особенно альбом Zoolook, мой любимый. Как вам это удается – передавать биение жизни синтезированными тембрами?
– Даже сегодня у меня невероятно много идей касательно электронной музыки. Я ее, скажу вам честно, воспринимаю как кулинарию. Я из Лиона, а в Лионе любят и умеют готовить, и я, как повар, запускаю руку в тембры и частоты, чтобы приготовить что-то неожиданное и изысканное. Я ищу вибрации, ритмы, которые связаны с жизнью, с тем, что ее составляет – сексом, сердцебиением, бегом – всем, чем угодно! Электронные инструменты позволяют иметь всю возможную палитру звуковых красок, тембров, окрасок... Нет, я нисколько не хочу противопоставить их инструментам акустическим – симфоническая музыка дала миру несчетное количество шедевров, и еще даст, я уверен! Но с электроникой я совершенно свободен, я могу все! Я один могу испечь любое блюдо!
– Если вы слушаете музыку, то каким источникам отдаете предпочтение? Пластинки, компакт-диски, стриминг?
Фото: m24.ru
– Если я хочу настоящего звучания, то виниловые пластинки дают всем прочим сто очков вперед. Для практических целей, конечно, стриминг и скачивание неоценимы. Но тут есть проблемы. Цифровая музыка все еще ждет универсальной бизнес-модели, которая подошла бы всем: мне, вам, нашим детям... И не только о музыкантах тут речь – фотографы, писатели и художники тоже ждут такой модели. Она должна быть честной и должна позволять людям творческим зарабатывать на жизнь своим творчеством. Я не очень пока представляю, какой она будет, но она неизбежна, в этом я уверен.
Артем Липатов