Хранительницы московских дворов: Алла Боголепова – о бабушках у подъезда

Фото: facebook.com/alla.bogolepova

Колумнист m24.ru Алла Боголепова – о живых символах столицы, старых дворах, детях, кредитах и памяти, которую не хочется терять.

Они сидят на лавочке: руки сложены на животах, глаза полуприкрыты, уголки поджатых губ опущены вниз в гримасе брезгливого недовольства. Они почти не разговаривают друг с другом и открывают рот только для того, чтобы хором издать неодобрительный посвист: "Прасссститутка!"

Они – это "подъездные бабки", гроза и докука тех обитателей дома, у кого есть машина, дети, жена или муж, собака, теща… А также тех, у кого всего этого нет. Словом, вообще всех. Слишком короткая юбка, слишком рваные джинсы, слишком большая или слишком маленькая собака, новая машина – ворует, старая "помойка" – бездельничает… Все молодые девушки безнравственные, все парни – "наркоманы проклятые", все дети болеют и невоспитанные, потому что все родители только о деньгах и думают, а на детей времени нет. Послушать "подъездных бабок", так в мире нет вообще ничего хорошего. Раньше вот было, а теперь стало быть кончилось.

Единственный способ не попасться им на язык – это не попадаться им на глаза. Но единственный человек, которому это удается – точно такая же бабка, слишком немощная, чтобы выходить из дома. Что, впрочем, отнюдь не означает социальной изоляции: в жизни дома она участвует с трибуны собственного балкона. В качестве компенсации, пусть и неравноценной, за артрит и ревматизм, природа дала ей зычный голос армейского запевалы и неистощимые запасы ядовитейшего сарказма, который она щедро изливает на соседей с высоты четвертого этажа.

Все остальные вынуждены пересекать двор, укрывшись под броней деланой невозмутимости. Петляя и пригибаясь под перекрестным огнем комментариев, каждый из которых способен испортить настроение на неделю. Негласные правила выживания диктуют: огрызаться нельзя – бабки пленных не берут.

Фото: ТАСС/Виктор Драчев

Поэтому мы любим метель и дождь. Непогода защищает нас от нас самих – не приходится стискивать зубы и давить в себе желание рявкнуть бабкам что-нибудь вроде: "Не ваше собачье дело!" Но неделю назад вышло солнце, и бабки заняли лавку, которую залетные алкаши, решившие выпить на природе, сдали без боя. Несколько минут бабки изучали обстановку, а потом дали первый залп. На беду, он угодил в молодую мамашу, которая вывела на прогулку своего пятилетнего разбойника.

– В нашем дворе так себя не ведут, – вроде бы в пространство сообщила старшая, имея в виду громкие крики мальчика.

Повинуясь материнскому инстинкту, который, как известно, сильнее даже инстинкта самосохранения, владелица мальчика кинулась грудью на амбразуру:

– Это такой же наш двор, как и ваш!

– Да я сюда въехала когда тебя еще в проекте не было! – торжествующе заорала бабка. – Ишь, ее это двор. Как же!

– А хоть и твой, – поддержала ее другая бабка, – чего теперь, голубей гонять?

– Если бы вы их не прикармливали, гонять было бы некого! – отбивалась мамаша. – Из-за вас, между прочим, я машину чуть не каждый день должна мыть! Ваши голуби все вокруг загадили!

– Это вы своими машинами весь двор загадили! Накупили, а ставите на тротуары! А на какие шиши накупили?

– Да в кредит! – подключилась "балконная бабка". – Теперь все в кредит покупают!

– Мы вот такими не были! Кредитов не брали! И жили честно! И Москва была чистая! Другая была Москва, не то что сейчас!

Молодая мамаша поняла, что в этой битве ей не победить. Суетливо утолкла в сумку детские вещички и оглянулась в поисках сына. Отважный ребенок стоял у лавки и внимательно смотрел на бабку, которая жила честно и не брала кредитов.

– Что тебе, мальчик? – удивилась бабка.

Мальчик нахмурил брови, подумал и спросил:

– А какая ты была, бабаня?

От неожиданности бабаня стала свекольного цвета.

– Катерина, вы ведь сюда в начале 70-х переехали? – напомнила другая бабка.

– В писят девятом. У нас Светка родилась, и Коле на производстве квартиру дали. Мы так радовались – пусть далеко, но своя квартира! Отдельная! Я в первый раз приехала, ну, думаю, на краю географии. Ни магазинов, ни детсада, ничего.

– А голуби были? – полюбопытствовало дитя.

– Голуби были, мой хороший, – засмеялась бабаня. – И четыре березы. А больше ничего. Потом, конечно, детишек стало много, молодые все были, нарожали…

Она рассказывала, и рассказ ее был похож на дорогу вглубь времени, по которой она шла, поддерживаемая соседками-ровесницами. И перед нами вместе с ее молодостью оживала Москва, которой больше нет: юные дальние районы, трамвайные маршруты, только что вкопанные в землю саженцы кленов, которые теперь доросли до окон шестого этажа.

– А я до шестого дорасту? – спросил любознательный ребенок.

– Дорастешь, мой хороший. Если будешь хорошо кушать, то и больше вырастешь.

При слове "кушать" молодая мамаша очнулась и подхватила сына на руки.

– Вы так интересно рассказываете, – смущенно сказала она. – Слушала бы и слушала. Но его кормить надо.

– И ноги замерзли, – поддержала я, хотя меня никто не спрашивал.

– А потому что обувь надо носить по сезону, – ворчливо отозвалась бабаня. – А то вырядятся, как на танцы, а потом ходят…

– …придатки лечат, – дополнила я.

Бабаня посмотрела на меня с некоторым интересом.

– Ну вот, мозги-то есть. Чего ж не пользуешься?

Фото: m24.ru/Владимир Яроцкий

Пару дней назад, проходя мимо лавки, я заметила, что в отряде недостает бойца. Бабани нету. Где Бабаня?

Спросить я не решилась. Потому что когда человеку за семьдесят, вариантов, куда он делся, не так уж много. Включая один самый страшный.

Остаток дня я выглядывала из окна, надеясь, что Бабаня займет свое место на лавке. Но она так и не появилась.

Они издевались надо мной годами. Они критиковали мои сапоги, мою походку и всю мою жизнь. Которая без них, сидящих на лавке и кормящих голубей, будет неполной. Эти "бабки", помнящие наш двор без лиственниц и кленов, без машин, но зато с гуляющими без присмотра детьми, будут уходить одна за другой. И я вдруг поняла, что не хочу и страшусь этого. Как не хочу терять часть своей памяти.

Сегодня утром я спустилась к почтовому ящику. Из лифта, подобно атомному ледоколу, несгибаемая и бесстрашная, выплыла Бабаня. Я так обрадовалась, что забыла главное правило выживания: не отсвечивать.

– Где же вы пропадали???

Бабаня смерила меня подозрительным взглядом и возмущенно сказала:

– Вот молодежь пошла наглая. Так в чужие дела и лезет.

Вроде бы в пространство сказала. Но я знала, что мне.

Бабаня посмотрела на мою расплывшуюся в улыбке физиономию.

– У дочки я была. В Серпухове. А ты на свои домашние тапки всю грязищу подъездную собрала. И все в квартиру притащишь. А тапки выкинешь, они ж тряпошные. Ну тебе лифт-то нужен? А то Петровна на седьмом ждет. Это у тебя времени вагон, а у нас, старых, каждая минута на счету. Иди-иди, нечего на меня глядеть, я тебе не кино.

Я подумала: а хорошо, что Бабаня вернулась. И пошла домой – выкидывать тапки.