Сценограф Александр Шишкин: "Для художника театр – это сфера обслуживания"

Фото: m24.ru/Владимир Яроцкий

Имена театральных художников для большинства зрителей чаще всего остается неизвестным. Редкое исключение – сценограф Александр Шишкин, успевающий работать везде: и у себя на родине – в Петербурге и в Москве, а также за границей. Шишкин – один из тех, чье имя регулярно присутствует в шорт-листах престижных театральных премий. В этом году он номинирован на "Золотую маску" сразу за два спектакля – "Пьяные" в петербургском БДТ и "Бег" в Театре имени Вахтангова. При этом сам художник не скрывает, что с театром у него взаимоотношения довольно сложные.

Корреспондент m24.ru встретился с Шишкиным во время московских показов спектаклей БДТ в рамках "Золотой маски" и поговорили о его последних работах, многолетнем сотрудничестве с Андреем Могучим и Юрием Бутусовым и о самостоятельных арт-проектах.

– Александр, на этой неделе московские зрители смогли увидеть спектакль "Пьяные" Андрея Могучего, за работу над которым вы номинируетесь на "Золотую маску" как лучший художник. При этом декораций в постановке практически нет…

– Отчасти это программная работа: в данном случае передо мной не стояла задача обслужить пьесу Ивана Вырыпаева в постановке Андрея Могучего. Я пытался найти не столько декорацию, сколько универсальную сценическую платформу, необходимую актерам для раскрытия материала, для определенной подачи текста и беседы со зрителем. Вообще, для меня сейчас актуальна не сценография как таковая, а работа актера с публикой, попытка создать трибуну для разговора с обществом.

Фото: m24.ru/Владимир Яроцкий

– Вы не первый раз занимаетесь оформлением спектаклей по пьесам Вырыпаева. Есть ли какая-то формула, по которой нужно работать с его текстами?

– Да, несколько лет назад я работал над сценографией его пьесы "Валентинов день" в Театре на Фонтанке. Не думаю, что может быть определенная формула. Многое зависит от режиссера: от того, как он взаимодействует с материалом. Алексей Янковский, ставивший "Валентинов день", больше работал с текстом как с самостоятельным произведением, которое можно по-разному трактовать и воспринимать. У Андрея Могучего, напротив, менее субъективное прочтение.

– А есть ли для вас разница между оформлением постановок по классике и по современным произведениям?

– Неважно, Шекспир это или Вырыпаев, жив или мертв автор – мой метод от этого не меняется. Технология, подход в любом случае остается одинаковым. Мы с Юрой Бутусовым недавно выпустили премьеру "Сон об осени" по пьесе Юна Фосса – современного, модного норвежского драматурга. Да, автор жив, он может прийти и посмотреть спектакль, может выразить свое мнение. Но мне кажется, что текст ему уже все равно не принадлежит, как только он написан, зафиксирован, перевезен и переведен. Он отрывается от автора и отчасти становится мертвым.

– Премьера спектаклей "Бег" и "Пьяные" состоялась практически одновременно. "Бег" – очень многослойное произведение, а "Пьяные" все-таки более камерная пьеса. Не сложно ли вам было параллельно работать над этими двумя совершенно разными постановками?

– Так получилось, что я выпускал "Бег" в Москве и буквально на следующий день уезжал на премьеру "Пьяных" в Петербурге. Дело в том, что есть два полюса – Бутусов и Могучий. Это два непохожих друг на друга режиссера, с абсолютно противоположными методиками и подходами. И работу с ними обоими я воспринимаю как путешествие в разные страны. Сложности, конечно, бывают, но они всегда одинаковые.

Спектакль "Пьяные". Фото: m24.ru/Владимир Яроцкий

– Какие задачи обычно ставит перед вами Могучий, а какие Бутусов?

– Это точка зрения непрофессионала, что режиссер что-то хочет от художника. Почему не спрашивают, а что хотел художник от режиссера или от актеров? Кто и что хочет – это важное обстоятельство, но оно на самом деле более широкое. Как только от меня что-то хочет режиссер, я сразу хочу что-то от него. Работа строится на предложениях: драматург предлагает пьесу, режиссер предлагает обстоятельства: театр, материал, распределение ролей, некий формат. Мне сложно ответить на этот вопрос еще и потому, что я давно работаю и с Могучим, и с Бутусовым. Не то, что бы мы недавно первый раз встретились, увидели друг друга и все поняли. С Юрием мы еще делали его дипломный спектакль "В ожидании Годо".

– Если попытаться вспомнить всех современных театральных художников, на ум придут лишь несколько фамилий тех, кто регулярно номинируется на "Золотую маску". Не свидетельствует ли это о некоем кризисе в сценографическом сообществе?

– Художники находятся не на переднем фронте театральной жизни. Возможно, поэтому многие имена широкой публике незнакомы. С другой стороны, если вы, допустим, назовете мне несколько фамилий самых известных художников, непонятно, в каком пространстве они известные, а в каком неизвестные. Есть такие маркеры, как театральные премии. Но я понятия не имею, кто занимается отбором номинантов, насколько объективен этот выбор. К тому же, эти премии актуальны и важны для людей в определенном возрасте и статусе. Мастера на них уже не реагируют.

Александр Шишкин и Андрей Могучий. Фото: m24.ru/Владимир Яроцкий

– Вы следите за деятельностью молодых театральных художников?

– Не могу сказать, что активно наблюдаю за происходящим в театре. Это настолько огромная машина, что за ней не уследить. Не слежу, а скорее, сталкиваюсь с кем-то в рамках профессии.

– Вам не кажется, что сегодня оформление театральных спектаклей – это нишевая история? В начале XX века многие художники с радостью работали в театре, а сегодня это интересно далеко не всем.

– Потому что для художника театр – это сфера обслуживания, где он всего лишь дизайнер. Художника попросят "сделать красиво" – и он должен сделать красиво, попросят "сделать жестко" – он сделает жестко. Из-за этого и возникают все эти вопросы: "А какую задачу ставил перед вами режиссер?" Возвращаясь к вашему вопросу, за кем из молодых художников я слежу, выделю, наверное, учеников Дмитрия Крымова – Веру Мартынову, Машу Трегубову: они создают визуальный театр, где сценограф все-таки претендуют на роль человека, формирующего язык и всякие смысловые вещи.

Фото: m24.ru/Владимир Яроцкий

– Помимо театра, вы активно занимаетесь и самостоятельными проектами, выставляете свои работы на различных выставках современного искусства. Что для вас сейчас в приоритете?

– Для меня сейчас в приоритете самостоятельные проекты, поскольку эта работа связана с моей личной ответственностью и личным развитием. В театре все друг от друга зависят, как ни крути. И, по большей части, это интертейнмент. Но когда я начал отдавать предпочтение внесценической деятельности, театр сразу же включился в эту игру. Получился немножко хитрый ход: раньше я занимался театром и все время с ним конфликтовал, потому что он меня зажимал. Переключившись на что-то другое, я эмоционально вышел из этого состояния конфликта и, отдалившись, как бы со стороны, стал заниматься театральными работами. Кстати, знаете, по какому направлению уже давно идет западный театр? В Европе оформлять спектакли зовут не профессиональных сценографов, а обычных художников с определенными эстетическими взглядами. Например, нужно решить спектакль в стиле Шагала. Они не просят сценографа придумать декорации в манере этого художника, а самого Шагала и приглашают. Это самый прогрессивный и, на мой взгляд, правильный метод.

Ирина Мустафина