Радости и грусти железной леди: Людмиле Гурченко исполнилось бы 80

Фото: ТАСС/В. Кречет

Кажется, нет у нашего зрителя артистки более любимой, чем Людмила Марковна Гурченко, при этом любовь к ней – что при жизни, что после смерти – носит истинно народный характер. Ею восхищались, ей старались подражать (сделать прическу "под Гурченко" или пошить платье "как у Гурченко в том самом-фильме" – навыки, которые невероятно ценились в Советском Союзе), при этом всем, конечно же, было интересно, что происходит в личной жизни любимой актрисы. А сама Гурченко возвышалась над всеми слухами с гордо поднятой головой, подобно античной статуе, не забывая оставаться на переднем крае популярности.

Она ворвалась в нашу жизнь в стремительном водовороте рязановской "Карнавальной ночи" – невиданном доселе бурлеске, почти настоящем кабаре с танцами, песнями, чечеткой и фокусами. Простая и бесхитростная комедия о посрамленном бюрократе надолго осталась одним из любимых новогодних фильмов: "Карнавальную ночь" регулярно показывали по телевизору, и обаятельнейшая Леночка Крылова с осиной талией, звонким голоском в очередной раз пела песенку про пять минут. Успех "Карнавальной ночи" был столь велик, что сам Игорь Ильинский, игравший Огурцова, рискнул спустя несколько лет снять продолжение – но фильм "Старый знакомый", повествующий о дальнейшей карьере незадачливого бюрократа, не сумел даже на шаг приблизиться к "Карнавальной ночи": без Крыловой-Гурченко история была уже совсем не та.

Фото: Фотохроника ТАСС/Лев Портер

Эльдар Рязанов, надо отдать ему должное, был верен своим актерам – в том числе и Гурченко, и мы могли бы снова увидеть ее на экране в комедии: она пробовалась на роль Шурочки Азаровой в "Гусарской балладе". Сегодня, конечно, можно долго фантазировать о том, какая это могла бы быть Шурочка – яростная, искрометная, заводная – но, увы, пробы прошли неудачно. Гурченко пробовалась в паре с Вячеславом Тихоновым, и эта проба оказалась двойным непопаданием в образы: Тихонов был слишком лощен для поручика Ржевского, а у Гурченко в момент проведения пробы сильно болела маленькая дочка – и роль не состоялась.

Но Рязанов все-таки подарит нам "другую" Гурченко – в "Вокзале для двоих" она сыграет одну из главных женских кинометаморфоз: ее официантка Вера (даже имя у героини было выбрано не просто так) на наших глазах превращается из классической общепитовской хабалки в ранимую и одинокую женщину, способную на самый настоящий подвиг: простой, безыскусный и честный – она идет за любимым мужчиной до конца, вплоть до тюрьмы, превращаясь чуть ли не в новую декабристку. И финальное гурченсковское: "Играй!", которое она бросает герою Басилашвили, уже опаздывающему на вечернюю поверку в колонию (и рискующему получить наказание вплоть до удлинения срока заключения) – это уже больше, чем просто приказ, это – единственный путь к спасению, который видит лишь она – женщина, преданная чувствам и готовая бороться за своего мужчину до самого конца.

Фото: ТАСС/В. Кречет

Гениальный Алексей Герман снимет ее в "Двадцати днях без войны", и дуэт с Юрием Никулиным станет настоящей жемчужиной мирового кинематографа: думаю, не станет преувеличенным утверждение о том, что роли в этом фильме – лучшее, что сыграли и Гурченко, и Никулин. Ее Нина Николаевна – романтичная, умная, но одновременно простая и понятная женщина, искалеченная войной (у Германа так или иначе в этом фильме искалечены все), но принимающая короткое счастье и быстрое чувство с невероятной радостью и одновременно с истинно христианским смирением.

В ней видели артистку универсального жанра – ее талант певицы и танцовщицы порой использовали куда чаще, чем актерские данные, но даже крохотное появление Гурченко в кадре запоминалось навсегда. Что мы помним от ужасающего окончания трилогии о "Неуловимых" – "Корона Российской империи"? Ну, разве что издевательскую фразу "Это есть факт, месье Дюк", и зажигательные куплеты в исполнении Гурченко. Смущало ли ее это? Наверняка, но она ни единым движением это не демонстрировала, совершая очередной яркий поступок за другим – например, Гурченко не чуралась выйти на подиум при показе очередной коллекции Вячеслава Зайцева, который шил для нее платья на протяжении долгих лет – и смотрелась она ничуть не хуже профессиональных моделей.

Она реализовывалась не только как актриса – она много сочиняла: ее книги и короткие заметки-рассказы о друзьях и близких были проникнуты удивительной теплотой и фантастической нежностью: особенно трогательно писала о собственном отце – по сути главному мужчине в ее жизни, умном и благородном человеке, привившем маленькой Люсе любовь к музыке, песням и танцам, научившем ее трудиться и не склонять голову ни перед какой бедой. Эта железная воля и отнюдь не женская выдержка позволят Гурченко, несмотря ни на какие трудности и опалы, вынести все тяготы и не изменить собственным принципам. Так, например, она никогда не состояла ни в какой партии – и стала единственной артисткой-не членом КПСС, кто был удостоен звания Народного: и в самом деле – если Гурченко – не Народная артистка, то кого же тогда считать народными?

Она любила джаз – более того, она его прекрасно знала (и даже коллекционировала пластинки классиков джазовой музыки). Эту любовь она искренне делила с друзьями по съемочной площадке и театральной сцене – Зиновием Гердтом и Андреем Мироновым, о чем Гурченко потом сама напишет в маленьком рассказе Sunny Boy. Она и сама была, как джаз – всегда готова на неожиданную импровизацию, в ее танцах был ритм, и, ах, как же она чувствовала свинг! Даже американские музыканты, однажды работавшие с Гурченко, поразились тому, как "эта русская актриса" умеет петь и играть джаз наравне с самыми настоящими американскими джазменами!

Молва часто обвиняла Гурченко в излишней театральности, картинности и склонности к позерству, но на все эти упреки она молчаливо отвечала очередным резким и по-гурченковски прямолинейным поступком. "Обвиняете в ретроградстве? – Да пожалуйста!" – Людмила Марковна гордо вскидывает голову и записывает в начале 2000-х собственную версию "Хочешь?" Земфиры, которая, во всяком случае на мой взгляд, звучала куда откровеннее, интимнее и нежнее оригинала.

"Прошлое живет внутри": Людмиле Гурченко исполнилось бы 80 лет

Даже физическая боль ей была нипочем: свою Тетю Машу в "Маме" она играет все с той же обаятельной улыбкой, но при этом никто из зрителей не догадывается, что свою маму-Козу Гурченко играет… со сломанной ногой. Травма произошла прямо на съемках фильма, но процесс нельзя было останавливать – и Гурченко вернулась к работе без малейших внешних признаков травмы: никакой хромоты или стесненности в движениях. Поразительно, какая невероятная сила была заложена в этой женщине! И даже в откровенно комические роли – как, например, в свою Раису Захаровну из меньшовского фильма "Любовь и голуби" – она ухитрялась вплетать элементы драматичности и порой даже – трагизма: когда одинокая и брошенная Васей Раиса плачет, прижимая к себе крохотную собачонку, героиню Гурченко поневоле жалеешь. Но одновременно – цитаты ее Раисы Захаровны мы произносим чуть ли не ежедневно, включая самую знаменитую – "Ну, отчего же – крашеная? Это мой натуральный цвет". И тут, конечно, дело не только в отличной режиссуре Меньшова, но и в стопроцентном попадании Гурченко в роль.

Она – и об этом мало кто знает – всю жизнь сочиняла музыку и песни, но, увы, в статус официального композитора ей перейти так и не удалось: в советские годы это было недопустимо – и Гурченко сочиняла, но сочиняла "в стол", и лишь за несколько лет до смерти сняла как режиссер фильм "Пестрые сумерки", где исполнила и главную роль, и выступила в качестве автора песен.

Она любила и умела дружить, а друзья платили ей тем же: сегодня старый друг Гурченко Зураб Церетели начинает работу над памятником актрисе, и что-то подсказывает мне, что это, пожалуй, будет единственная работа Зураба Константиновича, которая не вызовет у москвичей вообще каких-либо нареканий.

Ее яркая жизнь никак не вязалась со смертью – уход Гурченко был внезапен, она всегда излучала невероятный оптимизм и жизнелюбие. В день прощания с ней в московском метро звучали песни в ее исполнении: Гурченко прощалась верным зрителем, который всегда ее любил и был ей верен, несмотря ни на какие тягости и властные распоряжения. Железная леди с чутким сердцем и нежной душой ушла в вечность, оставшись с нами навсегда.

Павел Сурков