24 июня 2015, 13:28

Лидер Rammstein Тилль Линдеманн: "Я сумасшедший с темной стороны луны"

Фото предоставлено Warner Music Russia

Немецкая группа Rammstein покорила мир ревуще-кричащим металлическим звучанием и эпатирующими текстами песен. Недавно в рамках промо-визита сольного альбома лидера коллектива Тилль Линдеманн приезжал в Москву в компании своего нынешнего соавтора Петера Тэгтгрена и побеседовал с корреспондентом m24.ru о культуре последних 25 лет, а так же рассказал зачем сегодня петь про аборты.

– Поздравляю вас с выходом первого совместного альбома. Кстати, все композиции, вошедшие в него, были записаны на "международном" английском. С чем это связано?

– Петер: Для того, чтобы всем было понятно, о чем они. И вам, и мне. Я не говорю по-немецки. Для меня это был новый опыт.

– Тилль: Мы исходили из ситуации. Во-первых, Питер не понимает немецкого. Вернее, понимает, но не говорит. Он швед. Поэтому мы решили записать весь альбом на английском. А, во-вторых, на немецком это звучало бы по-другому, как для нас самих, так и для аудитории. Поэтому мне тоже так больше нравится. Изначально мы вообще не планировали записывать альбом. Мы записали одну песню. Потом другую, потом третью.

– А почему Питер не поет?

– Тилль: Вы слышали его голос?! (смеется)

– Петер: Вы не захотите меня слушать (смеется). Каждый из нас старался делать то, что лучше всего умеет. Я делал музыку, а он пел. Мы просто объединили лучшее, что у нас есть: его голос и его индивидуальность, мою музыку и мою индивидуальность.

– Тилль: У тебя нет индивидуальности! (смеется)

– Петер: Да, она ужасна. Но иногда во мне просыпается новая личность! На самом деле, самое важное было работать вместе и работать на максимум. Поэтому я оставил свой голос за скобками и вложил все свои идеи в музыку.

Фото предоставлено Warner Music Russia

– Россия – первая страна в этом промотуре?

– Тиль: Первая была Польша. Теперь Россия. Это первый совместный тур. Пока что публика незнакома с нашим проектом. Фактически у нас нет группы, но вы понимаете, о чем я говорю.

– И вы поехали на восток. Почему?

– Тилль: Все просто. Здесь, в России, самые лучшие фанаты.

– Вообще новый альбом получился достаточно жестким по содержанию. Это результат личного опыта или общее состояние культуры?

– Петер: Об этом лучше спросить у Тиля. Я могу сказать свое мнение, но интересно будет услышать его ответ.

–Тилль: В них отражено то, что вы видите на телеэкране, то, что вы находите в интернете, вокруг себя. Короче говоря, темы могут быть повсюду. И в плохом, и в хорошем. Иногда я вижу пожилую пару в парке и думаю – интересно, сколько лет они вместе? Сорок? Пятьдесят? Они до сих пор счастливы? Или, может, они только что встретились?

– Питер: Мои родители отметили 50-летнюю годовщину брака. Я восхищаюсь ими. Я был в браке три раза и три раза разводился. А мои родители прожили всю жизнь вместе. Они очень романтичные люди. Но когда я думаю о том, чтобы прожить с кем-то вместе всю жизнь, я понимаю, что у меня бы не хватало свободы и времени для творчества. В общем, альбом получился о жизни.

– А была ли у вас какая-то связующая концепция альбома от первой песни до последней?

– Тилль: Питер делал семплер альбома. И когда он доводил звук, он добавил акцент на басы и биты. Треки, которые оказались в середине, более спокойные, а треки в начале и в конце – более агрессивные и жесткие. В этих эмоциональных подъемах и спадах заключается стремительное движение. Альбом звучит там, словно это концертное выступление. Это как галоп – вверх и вниз. Как жизнь. Ты можешь быть агрессивным или начать плакать через минуту.

Фото предоставлено Warner Music Russia

– Почему композиция Praise Abort стала первой, на которую вы сняли клип?

– Тилль: Вообще песня появилась из реальной истории, поэтому ее легко было изобразить. Один мой друг разорился на своих семерых детях. Он пожаловался мне, что на них приходится тратить очень много денег, и каждый постоянно чего-то просит. Его жалобы на жизнь напомнили мне какую-то комическую молитву. Но песня не о том, что детей не должно быть. Читайте между строк. Это черный юмор.

– А планируете снимать видео на другие клипы?

– Питер: есть планы. Но придумать что-то гораздо быстрее, чем реализовать.

– Вы в музыке более 20 лет. Что изменилось за это время?

– Петер: Сегодня проще реализовать то, что я сочиняю. Это не только про меня. Это вообще про музыку. Проще контролировать звук. Больше свободы. Я могу сказать: "Тиль, давай попробуем сделать так или вот так, или давай здесь ты споешь вот это".

– Тилль: Да, в плане сочинения музыки сегодня гораздо проще выразить то, что думаешь. И можешь свободно говорить о том, о чем хочешь сказать.

Фото предоставлено Warner Music Russia

– Тиль, вы росли в ГДР. Это сказалось на творчестве?

– Тиль: Без моей истории я бы не был тем, кто я есть. У меня бы не было группы "Раммштайн" или нынешнего проекта. Тогда я бы был грабителем, наверное. Или автоугонщиком.

– Петер: Если жизнь легкая, то вам нечего выразить. Если жизнь трудная, вам есть о чем говорить.

– Тилль: Конечно, персональная история формирует нас. Даже не то что мы говорим, а то, как мы это делаем. Я рос в культурной семье, получал образование, читал книги. Телевизор практически не смотрел – это было что-то особенное. Час или два в неделю. У нас было только два канала. Первый и второй. Папа смотрел новости и лишь изредка фильм, который показывали после новостей. Чтобы приходить из школы и садиться смотреть телевизор – нет, это было невозможно. Сегодня дети растут в компьютерах.

– Петер: Да. Сегодня все по-другому. Я не жалуюсь на прошлое или настоящее. Просто это жизнь такая, какая она есть. Я тоже был из социалистической страны. В Швеции тоже был социализм, вы знаете? Не такой, как в России, конечно, и не такой, как в Восточной Германии. Но у нас тоже было два телеканала и две радиоволны. У нас не было интернета.

– Тилль: Даже Deep Purple не было. Были немецкие шлягеры. Такие мелодичные, знаете. И больше мы ничего не могли получить.

– Петер: Ну и ABBA конечно. Сейчас, когда оглядываешься назад, думаешь: это же была классная группа! Швеция была такой рыбной страной Аббалэнд. Икеа и Аббалэнд.

– Тилль: А какая сейчас в России самая популярная группа?

– Сложно сказать. У нас с культурой вообще большие проблемы. У нас есть прекрасная классическая музыкальная школа. Есть массовая культура. Есть исполнители, популярные среди локальных групп. Но у нас нет такой группы, которая была бы действительно знаком своего времени.

– Петер: Да! Мы вчера обсуждали "Тату". Я понимаю, что это лэйбл и продюсерский продукт. Но музыка у них неплохая.

– Тилль: Мой самый близкий друг из Москвы играет в "Арии".

– Но "Ария" пережила пик популярности в 90-е. Сейчас это кажется чем-то устаревшим.

– Тилль: Да, это олдскул. И секрет как раз в том, чтобы попасть в свое время. Попасть в струю, что называется.

– Петер: Почувствовать воздух. Быть популярным среди тинэйджеров.

– Тилль: Лучшее, что может быть, это когда на концерт приходят люди от 8 до 80 лет. Тогда ты делаешь все правильно. Тогда ты делаешь что-то действительно хорошее. Вдохновляешь много людей.

– Черный юмор и провокация. Можно ли сказать, что это язык современной культуры и современного общества?

– Тилль: Я могу только сказать, что раньше мы должны были следить за тем что думаем и говорим. Не было свободы творчества. После того, что вы называете "перестройкой", мы получили возможность говорить обо всем. И если ты можешь сегодня со сцены заявить I like to f*ck, люди шепотом спрашивают "Что? Что он сказал?!" Это значит, тебя услышали, тебе удалось поймать их внимание.

– Петер: На самом деле даже для меня это было шоком. Когда Тиль пришел с идеей "Praise abort" или "Ladyboy", я вообще не понял, о чем он говорит. А потом подумал, что это он умный парень! (Смеется). И мне начала нравиться эта идея.

– Тилль: все началось с того, что у меня закончился гастрольный тур (с группой Rammstein (прим. ред.)) и мы с Петером встретились в Швеции. И я предложил поработать вместе, как 15 лет назад.

– Петер: И первое, что я услышал, было слово "ladyboy". Я решил, что он сошел с ума.

– Тилль: это была проверка. (Смеется). Я сказал: давай выложим в интернет и посмотрим, что люди об этом скажут.