"Сколково" на экспорт: Рубен Варданян - об институтах мирового бизнеса

Рубен Варданян прочитал лекцию о роли менторов

В кампусе Московской бизнес-школы управления "Сколково" состоялась встреча слушателей с ментором программы MBA и советником президента Рубеном Варданяном, в ходе которой он рассказал о проблемах предпринимательства в России, бизнес-образованиях мирового уровня, институте менторства, а также об уникальной "Мастерской личностного роста".

Рубен Варданян: Я очень рад, что такая большая аудитория решила прийти и послушать о будущем, о том, что стоит или не стоит делать. Это такой шаг серьезный, связанный с обучением. Я постараюсь сказать несколько слов, как человек, который заразился тем, что в России должна быть хорошая, по-другому построенная бизнес-школа, и мне удалось заразить таким отношением очень много уважаемых мною людей, которые помогли мне поверить, что хорошая идея становится не твоей, а общей. И в этом смысле это большое преимущество нашего проекта. Это проект не Рубена Варданяна, а проект очень большого количества успешных бизнесменов из России и не только, менеджеров, которые готовы тратить на это время и силы, несмотря на все сложности.

Я в 21 год создал собственную компанию, стал через год ее генеральным директором, и я не заканчивал МВА. С этой точки зрения, я неправильный пример, но я человек, который в 2001 году уехал в Гарвард на 3 месяца. Мне было очень важно понять, правильно ли я все делаю. Я решил пройти обучения не только для получения знаний, но и для общения, для возможности понять, что происходит в мире. Как говорил, герой фильма «Тот самый Мюнхгаузен», чтобы вытащить себя из этого болота текущей жизни, время от времени надо делать это. И это уже продолжается 15 лет, я каждый год уезжаю на 2-3 недели в разные бизнес-школы, общаюсь с разными людьми.

Оглядываясь назад, я понял одну из причин своего успеха. В 21 год я ничего не знал о банковском бизнесе, но меня выделяло из всех моих друзей то, что у меня было большое количество менторов, которые помогали понять мне, что такое жизнь. Причем, иногда, что это были менторы, я понимал уже спустя годы. Я понимал, что это общение помогало мне стать старше, мудрее. Так получилось, что я сразу с должности эксперта стал генеральным директором, минуя многие этапы, и сразу оказался в области, о которой никто ничего не знал. Мне было очень непросто управлять людьми, намного старше себя, намного опытнее себя. Я брал на работу людей с Уолл-стрита, которые торговали там ценными бумагами и знали намного больше и лучше, чем я. Когда мы обсуждали философию бизнес-школы с людьми, которых я очень уважаю, это Андрей Раппопорт, Леонид Михельсон, и многие другие, Егор Айрапетян, мы обсуждали, что очень бы хотелось, чтобы люди пришли и не просто получили диплом, но и объем очень нужных знаний, и получили бы толчок к размышлению: А кто я, что я могу? Это нельзя сделать формально.

Сейчас много не очень хороших бизнесменов, это одна их бед бизнес-школ, и многие пытаются решить ее по-разному. Идея, которая родилась, состоит в том, что очень важно найти формат, который будет практичен, поэтому все цели МВА были нацелены на практику. Практические вещи требуют серьезного погружения и анализа, а почему это правильно, а это нет. Это не студенчество, не сдача анализа по физике или по математике. Бизнес – это материя очень аморфная, очень сложно структурированная. Вам предстоит для самих себя понять: могу или не могу, хочу или не хочу, готов или не готов искать – очень много сложных вопросов. И поэтому критерии оценки, в моем понимании, в бизнес-школе, это не то, что хорошо сдал, или не очень экзамен, сколько баллов в дипломе. На самом деле экзамен очень простой: какое количество раз вам, за время вашей учебы, ваши коллеги скажут вам: пойдем, будем вместе делать бизнес, я хочу на тебя работать, приди ко мне на работу, я делаю проект, или дадут денег, потому что понравилась ваша идея. Вы уже делаете больше, чем просто получаете очередной диплом, чтобы сказать: Я это сделал. И еще мы решили пойти по пути творческих мастерских, это такие подходы, которые особенно были приняты в художественных ВУЗах, таких как ВГИК, когда будет набираться группа менторов, которые будут помогать вам. Это требует много времени от нас, и высокой степени готовности вашей.

Менторство – это не прямое общение сделай так, и у тебя все будет нормально, это проходит процесс общения ментора со своими учениками, в определенном формате, часто очень жестко. У меня было несколько менторов, которые меня критиковали, что я делаю медленно, мало. Первый мой ментор Уолл Фриман, вице-президент банка. Я уже был генеральным директором, но я знал, что он сейчас проверит все мои отчеты, цифры, и будет жестко допрашивать, почему у меня эти цифры не сходятся с другими, и т.д. Но потом я понял, что это действительно важно. Это вопрос готовности вашей, готовы вы или нет. Есть еще важный момент, это тест, который я могу провести сейчас публично всем вам. Он очень простой, там нет правильных или неправильных ответов. Я просто хочу, чтобы вы задумались над ситуацией, которая высосана из пальца, но тем не менее имеет право на жизнь.

Представьте себе, что вы находитесь в большой аудитории, человек триста. Вы сидите в центре зала и играете в карты с тремя незнакомыми людьми. Правила просты: кто проигрывает – снимает один элемент одежды. И по ходу игры вы понимаете, что двое жульничают. Что вы будете делать в этой ситуации. Я хочу, чтобы вы подумали, потому что я очень много слышал вариантов, интересных. Один ответил, если у меня будет возможность, я не буду играть. Это очень важный ответ, он означает, что человек не готов психологически, что меня могут обмануть партнеры. Вы находитесь в большом бизнес-пространстве, и не каждый будет согласен с вашим мнением. Мне интересны ваши действия: уговорите вы их делать по-другому, заставите. Один ответил, что будет жульничать еще больше. Так что на самом деле это вопрос вашей внутренней готовности и выбора того, готовы вы это делать или нет. Я хочу сказать, что 97% людей не хотят рискованных ситуаций, катаклизмов, хотят, чтобы все было предсказуемо. Доминирующая составляющая людей не хотят изменений. Бизнесмен – человек, который хочет изменений. Вы должны понять насколько вы относитесь к этому небольшому проценту ненормальных людей. Потому что непредсказуемость и риск заставляет вас по-другому действовать, и брать на себя ответственность очень непросто. Эти три процента движутся чем-то очень сильным внутри себя. Это может быть желание прославиться, стать самым знаменитым и богатым, внутри должен быть атомный реактор, который отличает тебя от остальных. Это и умение общаться с незнакомыми людьми. У меня есть американский партнер, который начинал с того, что хотел работать в Уолл-стрит, и ради этого был готов на все, приносить ланч боссу, даже мыть пол. В итоге он стал лучшим. Если вы готовы на это, то Сколково – место для вас. Потому что это единственное место, где возможно такое общение. Это не значит, что вы заплатили деньги, и у вас все пошло как надо, надо бороться, добиваться. Просто так ничего не дается.

Я вам скажу, что ни когда я продал Джимми Моргану, мне никто не звонил, ни когда я продал "Стандартбанку", ни "Сбербанку". Есть такое упражнение, мы его делаем ежегодно. Мы обсуждаем стратегию развития компании, в том числе, какая будет экономика, какое будет будущее, мы стараемся прогнозировать на 5-10 лет вперед. Мы всегда пытались понять ситуации, которые возникали. Не всегда мы оказывались правы. Я всегда считал самой большой привилегией человека свободу выбора. Это самая большая ответственность, но и самая большая роскошь. У меня всегда был выбор: продать компанию, купить что-то, то есть иметь возможность многовариантности развития своей компании. У меня всегда бизнес был построен на партнерских отношениях. Именно поэтому в 2007 году, несмотря на фантастическое финансовое предложение, я, понимая, что будет кризис, не продал Джимми Моргану, и нисколько об этом не жалею.

Также в 2009 году было пять переговорных банков, мы пытались построить структуру, конкурирующую с американским банком. Мы не хотели, чтобы ключевой центр перемещался из Южной Африки в Лондон. И тогда был вариант оставаться как есть, продаваться двум российским банкам или уменьшиться, потому что понимали, что эта индустрия сжимается, было понятно, что она не будет двигаться в том направлении, которое мы предсказывали, когда думали о более позитивном развитии. Первый вариант был предложить партнерам выкупить компанию, но к сожалению, не удалось это сделать финансово, и второй – мы начали обсуждение со Сбербанком, это был правильный партнер, хотя у нас было лучше предложение по цене от другого банка, но мы осознанно пошли на "Сбербанк", потому что он был лучше по многим предложениям, чем банк, который просто хотел нас купить, просто, чтобы мы не мешали ему работать. В 2007 году я сказал своим сотрудникам, что я хочу построить партнерство, как и в предыдущие пять лет было объявлено, что я выплачу 10 млн долларов, если мы достигнем целей, я прыгну с парашютом, и мы устроим лучшую вечеринку в Москве. В 2007 году мы это сделали, я выплатил 20 млн долларов, я прыгнул с парашютом, и мы устроили супер вечеринку для сотрудников. Такое же обещание было и в 2012, но было объявлено, что если не получится, то я буду уходить из индустриального бизнеса, потому что я не собираюсь всю жизнь быть банкиром. Это было осознанное решение исходя из индустрии, моих желаний, из того, что было на рынке, и я понимал, что большое количество людей могли продолжить свою работу дальше.

- Меня зовут Ирина, у меня такой вопрос: Я очень часто слышала в научных кругах, что они очень негативно отнеслись к Сколково. Скажите, пожалуйста, как вы относитесь к современной российской науке, и видите ли в ней какие-то перспективы?

Р.В.: Сколково – это не про нас. Так уж получилось, что есть два Сколково. Большое Сколково было создано с тем же самым именем, все права на это имя у нас запатентованы. Мы говорим про другое техническое Сколково. У нас есть уникальное научное наследие. Проблема в том, что мы никак не можем его национализировать, сделать более практичным, у нас тяжелый период формирования новой элиты, в том числе, и научной, которая была создана в советские времена. Потом был разрыв серьезный, лет 15-20, который был вымыт 90-ми, когда люди ушли в бизнес из науки, и мы потеряли огромный потенциал. Сейчас он восстанавливается маленькими кусочками, но есть серьезные проблемы с моделью сотрудничества науки с обществом. В Америке больше все связано между собой: обучение, наука, исследования. А наши академические структуры оторваны от государственного финансирования, и не работают отдельно. Нужна серьезная ломка этого всего, чтобы компании потратили 3-5 процента от своего бюджета на развитие науки. Сейчас таких компаний единицы. Ноя считаю, что у нас фантастически талантливая нация, народ, который может сделать невозможное, в том числе в одних лаптях.

- У меня такой вопрос, было озвучено, что у вас было два ментора, но ведь их было гораздо больше?

Р.В.: Да, их было несколько. Еще раз подчеркну, что ментор – это не официальное название, нельзя сказать: вот ты будешь моим ментором. У меня была фантастическая возможность, я познакомился с основателем Сингапура, он стал ментором в Сколково. Я с ним ужинал в 2005 году, он предсказал нашу идею, когда еще не было этого здания. Он приезжал каждый год, и я ежегодно ездил к нему в Сингапур, мы с его дочерью поехали в Армению. Когда я служил в армии, у меня была очень неприятная история, за месяц до окончания службы я чуть не попал в штрафбат, была драка, но слава Богу, все обошлось. У меня был замечательный начальник штаба, я сказал ему, что если бы был уверен, что в армии есть хотя бы треть таких людей, как он, я бы остался и стал офицером. Я понимаю, что ментором может быть человек любой профессии. Например, благодаря своей старшей сестре я прочел много книг, фильмов много посмотрел. Она композитор, никакого отношения к бизнесу не имеет. Менторство – это наставник, но не значит, что он возьмет тебя за руку и научит ходить по воде, это намного сложнее, это воспитание, умение открывать глаза на мир, какие то принципы фундаментальные давать, философия.

- Я недавно прочитала мемуары о Сингапуре, у меня политический вопрос. Сейчас в связи с ситуацией в Украине стали говорить, что Крым нужно сделать маленьким Сингапуром. Вот вы знакомы с человеком, который сделал Сингапур, как вы считаете, возможно это в близком или далеком будущем?

Р.В.: Я человек, который прочел книжку Аксенова «Остров Крым». Я отношусь к категории людей, которые считают, что в мире нет ничего невозможного. Все возможно, это вопрос воли, последовательности, усилий. Сингапур не копируется. У него есть одно преимущество, которое является и его недостатком. Когда создавался Сингапур, у него не было истории, у него не было прошлого. У него была возможность с нуля заставить три национальности: китайцев, индусов и малазийцев учить английский. Установить правила. Я не думаю, что в Крыму, где исторически есть огромный накопленный опыт и традиции, можно будет так сказать: с завтрашнего дня мы говорим на другом языке, и соблюдаем новые правила. Вот в Сингапуре была ситуация с плевками. Для китайцев это часть менталитета, они плюются всегда. Понимая, что это не понравится туристам, ввелись штрафы, но это не помогало даже после увеличения их вдвое, тогда стали людей фиксировать камеры, и списки плюющихся печатались в прессе и по телевидению. Для китайцев самое страшное – потерять лицо, в итоге через два месяца все перестали плеваться. У нас, я думаю, нечто подобное будет невозможно сделать.

У нас есть три проблемы, которые мы не можем решить. Первая: мы не уважаем деньги. Мы до сих пор остались социалистами. Вторая: всегда надо было что-то произвести, а себестоимость никого не интересовала. И третья: неумение продавать готовый продукт. Здесь большая ломка в понимании что такое продукт, что такое коммерция, что такое уважение к инвесторам, деньгам. Но процесс идет, хоть и слабо. У нас большая проблема с защитой прав собственности, контроля аукционов. Но надо двигаться.

- Как вы считаете, доллар будет главной мировой валютой или евро?

В.Р: Нет ничего вечного, история такова, что все приходит к концу, даже самые могущественные империи: Римская, Китайская, Египетская, просуществовав тысячи лет, распались. Так что, и доллару когда-нибудь придется уступить место другой валюте. Но это не значит, что мы снова придем к натуральному обмену, что-то придет на замену. Все новое является и угрозой и возможностью. Я не являюсь специалистом в экономике, и мало что понимаю в новых технологиях. Виртуальный мир не может заменить наши потребности кушать и пить. Какая разница: вексель это будет, шкура оленя или доллар, все равно остается соглашение, что мы договариваемся об эквиваленте, что на что менять.

- Расскажите на своем опыте, что вам больше помогло: обучение в Гарварде и дальнейшее обучение, или та решимость, которой Вы хотели добиться определенных целей?

Р.В.: Есть китайская притча, когда к учителю приходит человек, который прочитал кучу умных книг и просится стать его учеником. На что он отвечает: бессмысленно, твой стакан переполнен. Я думаю, что учиться надо идти тогда, когда ты подошел к каким-то важным рубежам, и хочешь найти ответы на вопросы, но тебе не хватает системности, возможности подумать об этом не 15 минут, и ты готов потратить время, потому что понимаешь, что не ответив на этот вопрос ты дальше идти не можешь. Обучение, особенно бизнес-образование, это не 2*2+4, а что за этим стоит, как это влияет на меня. Учиться надо всегда, а чему учиться и когда – вопрос готовности понимать и воспринимать. Я многое взял не от профессоров, а от тех ребят, с кем учился. Это вопрос многостороннего общения.

- У меня два вопроса: Не считаете ли вы, что через 20-30 лет исключительность развития банковской системы в Сингапуре сойдет на нет, и какие проблемы кроме школы управления Сколково важны лично для вас?

Р.В.: Про вопрос о Сингапуре. Он понимает, что например, Шанхай является более динамичным, развивающимся, и через 20 лет может обогнать Сингапур по развитию, поэтому интересы Сингапура в нашей школе связаны с тем, что его интересы распространяются уже сейчас на территорию 2/3 России. На вопрос о диапазоне планирования, он ответил, что больше, чем на 80 лет не получается, с грустью в голосе, и я подумал: да, мне бы ваши проблемы. Он очень хорошо понимает проблемы. Они начинали страну, когда на человека доход был 300 долларов, сейчас – больше 100 тыс долларов. Три миллиона сингапурцев, миллион иностранцев, и они думают куда двигаться дальше. По поводу второй части вопроса: Я сейчас делаю несколько больших проектов. Один связан с индустрией благотворительности, попытка создать платформу, которая позволит разным фондам получать поддержку, пытаюсь помочь богатым людям понять как следует проводить преемственность бизнеса, как нужно правильно передать состояние следующим поколениям. Создание культуры завещание у нас считается фатальным. Кроме Сколково мы открываем сейчас школу с супругой и друзьями в Армении, в сентябре к нам приедут 100 детей из 50 стран мира, проект рассчитан на детей 13-18 лет. Есть четыре крупных проекта в Армении, связанных с развитием туризма. Есть проект, который связан с годовщиной столетия геноцида – проект для людей, которые помогли, спасли армян в 1915 году. В первую очередь, образование, развитие филантропии, благотворительности, и много индустриальных проектов, связанных с новыми технологиями, топливом.

- Почему в России не так развит бизнес как на Западе?

Р.В.: Во-первых, мы не относимся к бизнес-проектам как инвесторы. У нас много олигархов, которые просто на клиентские деньги позволили себе сделать большое количество активов. Большинство людей управляют компаниями не для того, чтобы получать дивиденды, а чтобы создавать большой денежный поток и класть его в карман. К тому же у нас в стране государство спасает не бизнесы, а собственников. Поэтому у нас все системы защиты бизнеса. У нас нет «длинных» денег, и не хватает хороших менеджеров. Поэтому, я думаю, что в последующие 10-15 лет очень много людей выйдут из бизнеса, продадут его, или потеряют, потому что они просто не знают, как им управлять дальше, как правильно передать его следующему поколению. Но я надеюсь, что появятся механизмы финансирования, защиты бизнесов.

- У вас есть проекты по производству каких-то продуктов?

Р.В.: Да, я являюсь членом компании американской, которая производит этанол, и другой, которая производит биопродукт, инвестирую немецкую электронную компанию. Для меня очень важно с кем я иду на проект. В основном, развитием бизнес-проектов я занимаюсь в России.

- Чем бы вы занялись, если бы сейчас только начали заниматься бизнесом?

Р.В.: Я бы попытался, как и тогда, ответить для себя на вопрос что я хочу, чего не хочу. В 1991 году я сказал, что хочу продавать свои мозги, и для меня очень важно иметь признание профессионалов. Я нашел тогда работу в рекламной компании, ноя понял, что смогу заработать много денег, но это не те критерии, к которым я стремлюсь. И я ушел, у меня было 4 человека, 5 тыс долларов и американский учитель. Все могло сорваться, но я точно знал, чего хочу. Россия – страна возможностей, и к сожалению, проблем. Но не бывает возможностей без проблем.

- Кому принадлежит идея создания бизнес-школы на территории Армении, что вами движет, и как Вам удается привлекать уважаемых партнеров, которые не связаны напрямую с Арменией, как вы? Правительство сейчас приняло решение выдавать кредиты на обучение за рубежом, сумма ограниченная, но в рамках этих новостей, как Сколово себя оппозиционирует, есть ли какая-то конкуренция, и как видите дальнейшее развитие Сколково?

Р.В.: Мне очень везет, мои сумасшедшие мечты нравятся людям, многие готовы разделять со мной риски, им нравится моя масштабность и амбициозность. Очень опасно для страны, когда дети уезжают и очень важно, чтобы они приезжали. Сколковский проект делает все возможное, чтобы у наших детей была возможность учиться не хуже, а лучше, чем на Западе. Инфраструктуры в наших школах не хуже, чем в Сколково. К сожалению, кризис не все позволил реализовать. Задача очень простая: я хочу, чтобы как можно больше иностранцев приезжало в Россию, в Армению, как можно меньше денег уезжало из нашей страны. Чтобы дети оставались здесь, сохраняли культуру и ценности, это нравится людям, они готовы в этом участвовать. На операционные издержки я плачу из собственного кармана, поэтому масштабный международный проект привлекает людей, это коллегиальный проект, а не проект Рубена Варданяна. Без многих людей этого бы проекта не было.

- У вас такое огромное количество проектов. Как вы находите время, распределяете энергию, чтобы все реализовать?

Р.В.: Как говорится, у зайца сто песен, и все они про морковку. Все мои проекты очень между собой связаны, это все о том, как сделать так, чтобы в России и в Армении можно было жить, чтобы люди больше доверяли друг другу. Я не занимаюсь противоположными вещами, я хочу развивать страну, в которой будут жить мои дети, мои внуки. И у меня все проекты коллегиальные. Если бы я сам занимался всем, я бы сделал на 20% по-другому, но не смог бы больше заниматься ничем другим, а я доверился партнерам, и в итоге все проекты имеют жизнь. Очень важно находить компромиссы. Самая главная модель богатства – это то, что у меня есть люди, которым я доверяю.

- Как вы считаете, чтобы быть успешным в бизнесе, нужно ли иметь хорошие ораторские данные?

Р.В.: Очень много успешных людей интровертов. Я общался с Биллом Гейтсом, он не очень хороший оратор, стеснительный даже человек. Главное, чтобы вы знали свои сильные и слабые стороны, и нашли людей, которые усилят ваши сильные стороны, а слабые прикроют, и тогда у вас все получится.

- Как вы рассматриваете государственный бизнес, сейчас есть такие тенденции.

Р.В.: Нет такого понятия государственный бизнес. Не важно, кто является акционером – государство или частная компания. У нас есть специальные проекты и в социальной сфере, но это не является государственным бизнесом. Главное, чтобы он был эффективным.

- Сейчас идет развитие информационных технологий, не считаете ли вы, что роботы заменят людей в бизнесе?

Р.В.: Нет, этого не произойдет, у человека есть душа, и она не измеряется битами, байтами. Надеюсь, что мы будем жить в обществе, где люди сохранят свое место.

- Могу ли я работать у вас, если не являюсь студенткой Вашей школы?

Р.В.: Вы заблуждаетесь, если думаете, что поговорили со мной, и вас взяли на работу. Вы должны будете еще пройти интервьюирование, тестирование, потому что мы работаем в команде, и вы должны понравиться не только мне. И вы не только должны быть хорошим бизнесменом, но ваши навыки, ваши умения должны совпасть с тем, что нужно мне. И вас может не устроить управленческая модель. Для того, чтобы попасть к нам на работу, не обязательно лично со мной разговаривать, тем более, учиться именно в нашей школе. Главное, чтобы наши цели совпадали.

- Вы говорили про ВГИК. Как вы относитесь к развитию кинематографа, и готовы ли работать в этом направлении.

Р.В.: Нет, не готов. Это направление, которое работает по определенным правилам. Кино, как и любой бизнес, требует профессиональных знаний и умений, это не моя область. А что касается Голливуда и России, нужно брать все хорошее, но не учиться плохому.

- Какие преимущества есть у России перед Европой, Америкой, Канадой в развитии обучения и бизнеса? Что бы могло заставить людей остаться учиться и работать здесь?

Р.В.: Это вопрос к каждому из нас. Это очень персонально, вопрос возможности выбора. Каждый решает сам, где ему работать, и по какой модели: свой-не свой, когда ты зависишь от начальства, и много таких компаний, когда меняется власть, начинается чистка кадров, потому что человек предыдущего начальника становится врагом. У нас в стране гораздо больше возможностей, здесь много национальностей. Это большое богатство на самом деле, здесь возможна реализация амбициозных проектов. Это обогащает общение и взаимное проникновение культур. В маленьких странах чужому человеку очень сложно попасть в струю и добиться многого. И вообще, сам факт, что ты работаешь на обогащение родины – это большое счастье.

- Как собрать сильную команду для бизнеса?

Р.В.: В 90-е гг мне приходилось убеждать иностранца, что в России все будет нормально, и я могу управлять, будучи на 10 лет младше него. Здесь есть несколько фундаментальных вещей: четкая формулировка чего ты хочешь от всех этих людей, надо понимать, что ты живешь в обществе, ты публичное лицо, и надо понимать, что находишься под зеркалом, и все твои действия обсуждаются. Ты должен жить своей мечтой, должен уметь убеждать людей, не считать себя великим, работать больше других, не считать чей-то труд менее важным. Но это моя модель, есть другие, которые тоже работают.

- Как вы успеваете воспитывать четырех детей и участвовать в таких амбициозных проектах?

Р.В.: Плохо успеваю. Помогают дедушки с бабушками. Ничего хорошего в этом нет, потому что много времени отнимает внешняя среда, и жертвуешь близкими. У меня большое чувство вины перед детьми, что мало уделяю им времени.

- Как вы принимаете решения, как отдыхаете, снимаете напряжение?

Р.В.: Очень люблю думать в самолетах, потому что никто не отвлекает, и можно спокойно подумать. Но решения принимаю на сессиях, это коллегиальные решения, мне так комфортно и позволяет сделать правильный выбор. А отдыхаю я читая. Я много читаю книг, что непросто с моим графиком жизни, но в основном смена разных проектов тоже помогает мне переключиться. Хотя темп жизни у меня ненормальный. Я за последнюю неделю был два раза в Америке, в трех странах, у меня в среднем 280 e-mail в день, и 40-50 звонков. Я могу заснуть в любой точке, где можно прислониться. Сплю где-то 4-5 часов ночью, но обычно у меня ночные перелеты. Поэтому у меня есть лишний вес, нужно подбирать специальную диету, но это вопрос одержимости. Чтобы жить в таком ритме, нужно получать кайф от того, что ты делаешь, иначе ты сломаешься. Надо уметь быть самодостаточным и самоудовлетворенным. Желаю вам, чтобы вы были в мире сами с собой.