Елена Харакидзян: "Привезу Жарусски, если предложит оригинальную программу"

23 апреля в Рахманиновском зале "Филармонии-2" завершится IV Международный фестиваль вокальной музыки "Опера априори". На этом концерте впервые в России будет исполнено единственное сочинение в жанре оперы основоположника финской классической музыки Яна Сибелиуса "Дева в башне".

Елена Харакидзян, автор и продюсер фестиваля, рассказала m24.ru о тонкостях организации музыкального события такого масштаба, как "Опера априори".

Фото: Анна Артемьева/100 LIVES

– Елена, расскажите, пожалуйста, о концепции фестиваля. По какому принципу выстраивается порядок концертов?

– Конечно, здесь есть ориентир на графики музыкантов, возможности концертных залов, а в конкретном случае с нынешним фестивалем речь идет о трех разных площадках. Концепция строится на исполнении музыки разных эпох – начиная с рубежа XVI-XVII веков и зарождения оперного жанра и заканчивая актуальными произведениями. В программу также обязательно входит камерная музыка и редкий или забытый шедевр оперного искусства. Еще одна неотъемлемая составляющая – солисты, которые нечасто приезжают или никогда прежде не выступали в России или в Москве.

– Между концертами достаточно длительный промежуток времени. Чем это обусловлено?

– Каждый день ходить на плотную программу очень сложно. Если вы приезжаете на фестиваль в Люцерн, Вербье, Зальцбург, чтобы не только послушать музыку или посмотреть спектакль, но и отдохнуть на природе и в атмосфере, создаваемой историко-культурным контекстом – это одна история. В Москве каждый день на сотнях площадок проходят тысячи концертов, и в условиях такой насыщенной культурной жизни, не только музыкальной, но и театральной, порой гораздо более привычной, публике сложно посвятить несколько вечеров подряд одному фестивалю. У нас есть свой слушатель, который ходит на все наши концерты, даже не вдаваясь в детали программы. "Опера априори" за короткий период зарекомендовала себя как яркое событие, стоящее внимания. Люди просто доверяют моему музыкальному вкусу.

– Как в программе нынешнего фестиваля появилось имя аргентинского контратенора Франко Фаджоли?

– О Фаджоли все говорили и спрашивали. И хотя я не люблю программы, составленные из арий, и мне как слушателю и как организатору претит такой "суповой набор", в случае с Франко получилось иначе: если мы называем это "супом", то это аппетитный буйабес, дорогой и изысканный. Практически половина того, что он исполнил, относится к раритетам. Фрагменты из опер Россини "Эдуардо и Кристина" и "Деметрий и Полибий" вряд ли когда-либо звучали в России. Он также продолжил ряд контратеноровых выступлений на "Опере априори". В рамках первого фестиваля не сложилось с Филиппом Жарусски (его менеджер решил схитрить и не поставил меня в известность о сольном концерте певца на другой московской площадке в том же сезоне). Мне пришлось отменить его концерт, который был запланирован на май 2014 года.

– Вы не отказались от перспективы привезти его на один из следующих фестивалей?

– Я не уверена, что хочу этого. Наверно, это было бы возможно, если Жарусски предложит какую-то экстраординарную программу. Кроме того, многое зависит от возможностей площадок, от финансовых условий, самоокупаемости концерта. Должно сойтись воедино огромное количество факторов, чтобы состоялось одно-единственное выступление. Зачастую с момента обсуждения перспектив выступления до самого концерта проходит несколько лет. И, как правило, это годы работы и потраченные нервы, потому что подписанный контракт – не гарантия, что все пройдет гладко (например, совершенно непредсказуемо здоровье артиста). Каждый состоявшийся концерт я воспринимаю как чудо.

– Возвращаясь к Фаджоли – он привозил программу из арий из опер Россини, записанную им на Deutsche Grammophon. Это было обязательное условие звукозаписывающей компании?

– Мы заключили контракт с Фаджоли за несколько недель до того, как он отправился в студию записывать диск Rossini. Выступление на "Опера априори" вошло в мировые турне по его раскрутке, причем на фестивале это уже третий подобный случай. Когда Йонас Кауфман выпустил Winterreise с Хельмутом Дойчем на Sony Classics, был организован тур в поддержку этого диска, и Москва вошла в десятку городов, где Кауфман дал концерты. Программа не была продиктована звукозаписывающей компанией. Открою секрет: чтобы привезти Кауфмана в апреле 2014 года на концерт в Большом зале консерватории, я начала переговоры с менеджментом артиста в ноябре 2011 года. Тогда, конечно, Winterreise еще не было в планах. Макс Эмануэль Ценчич также выступил в рамках турне, правда без оркестра Il Pomo D'oro, которым руководит Максим Емельянычев. Кстати, Ценчич, как и Чечилия Бартоли, известен тем, что постоянно что-то откапывает в архивах. Ему интересно смахивать пыль с барочных манускриптов, и в его исполнении они звучат потрясающе.

С Йонасом Кауфманом в Большом зале консерватории. Фото: ART-BRAND Artist Management/Ira Polyarnaya

– Российские вокалисты заинтересованы проводить время в архивах в поисках раритетов?

– Честно говоря, от моих знакомых друзей-певцов, солистов Большого театра, "Мариинки", Геликон-оперы, Музыкального театра Станиславского и Немировича-Данченко никогда не исходило идеи исполнить на концерте найденное неизвестное произведение. Это в большей степени прерогатива инструменталистов, среди которых есть много специалистов по музыке разных эпох. Я уверена, что кто-то из певцов занимается поисками, просто я об этом не знаю. И потом – если мы говорим о традиции барочного пения, то она не принадлежит нашей культуре.

– Да, но этим можно заниматься в библиотеках Европы.

– Есть такие артисты, как Юлия Лежнева (кстати, открывшая Первый фестиваль "Опера априори" в 2014-м году; это был ее первый сольник в БЗК). Действительно, она записывает раритеты, но нужно учитывать то, что она на протяжении длительного времени живет в атмосфере западной барочной субкультуры. В отрыве от этой насыщенной информацией среды Юлия вряд ли бы добилась столь выдающихся результатов в искусстве исполнения барокко. Европейские музыканты, выросшие в этой эстетике, безусловно, имеют существенное преимущество, так как взращены на благодатной почве традиций. Это как идеальный английский газон, который стригут из поколения в поколение в течение трехсот лет. Сейчас мода на контратеноров. Но у нас в России их толком нет, потому что певец, обладающий таким уникальным голосом, может получить достойную огранку только в Европе, где проще найти специалистов-педагогов, хотя Фаджоли считает и доказывает на своем примере, что контратенора может воспитать любой хороший педагог, в его случае – сопрано и баритон.

– Но в русской музыке также можно обнаружить неизвестные шедевры.

– Да. Екатерина Семенчук, меццо-сопрано №1 в мире для вердиевских партий, периодически достает какие-то редкости русской камерной музыки. По крайней мере, я не знаю другую такую певицу, которая бы составляла программы концертов из романсов Метнера.

С Франко Фаджоли. Фото: Opera Apriori/Ira Polyarnaya

– Поделитесь опытом – с чем связаны трудности в приглашении европейских топовых исполнителей? Выступление в Москве – не престижно?

– Дело не в этом. В России очень слабый институт планирования. У нас очень многие процессы запускают в самый последний момент. Московские филармония и консерватория, музыкальные театры планируют свои абонементы за год, но у востребованных западных певцов графики расписаны до 2020 года, хотя, подписывая контракт, они понятия не имеют, как будет звучать их голос через два-три года. И когда подходит время концерта случаются замены, отмены по причине здоровья. Конечно, финансовый вопрос всегда остается определяющим – можно ли провести концерт без спонсоров, да так, чтобы затраты окупились? Спонсировать классическую музыку никто не рвется…

– Но есть же такие площадки, как Барвиха Luxury Village, где периодически появляются такие звезды, как Пласидо Доминго.

– Там был концерт и у Кауфмана, причем ровно за полгода до "Оперы априори". Он выступал с тем самым "суповым набором" из арий Верди. Для меня это был в каком-то смысле неожиданный удар. В нашем контракте были прописано условие clause of non-performance, что означает, что артист не выступает за полгода или год на территории РФ или в Москве. Этот концерт свалился как снег на голову. Конечно, ценовая политика Барвихи отличалась от фестивальной. Место в партере Большого зала консерватории стоило 8 тысяч рублей, второй амфитеатр – 400 рублей. В Барвихе ценник был иной – от 8 000 до 40 000 рублей. Тот концерт поддерживал большой спонсор, с которым были достигнуты договоренности на весь тур. Концепция бренда связана с luxury-сегментом и вписывается в имидж Барвихи. Если концерт проходит на классической площадке, то поддержка такого уровня на него не распространяется. Так что большие имена требуют участия больших спонсоров.

– Расскажите, с чем была связана краудфандинговая кампания, которую вы запустили в поддержку "Реквиема" памяти Жоскена Депре? Какими финансовыми источниками пользуется фестиваль?

– Деньги для второго концерта я начала собирать от полного отчаяния – после отказа последнего фонда, куда я обращалась за поддержкой. Российский большой бизнес и государственные институты зачастую не считают нужным даже снизойти до письменного ответа – они просто затягивают ситуацию или кормят "завтраками". С западными независимыми компаниями такого никогда не бывает – они всегда честно отвечают, в том числе, когда не могут ничем помочь. Обратная связь работает всегда. Безусловно, хорошо, если проект самоокупается, но просветительско-миссионерская деятельность, которой я занимаюсь, все-таки требует вливаний.

Репетиция "Реквиема". Фото: Opera apriori/Ira Polyarnaya

– Вам приходится вкладывать в фестиваль собственные деньги?

– Изначально я не планировала финансово отвечать за "Оперу априори" сама. Все началось с того момента, когда произошел один неприятный инцидент. Сложившаяся ситуация требовала безотлагательных действий – либо все отменить, либо прыгать с закрытыми глазами в пропасть – и будь что будет. Отменять на тот момент пять концертов "Оперы априори" было бы самоубийством. Инициаторы и спонсоры пропали – и я стала заниматься фестивалем сама. На какие-то проекты я нахожу партнеров по принципу бартера за рекламу, размещение логотипов. Порой это "живые" деньги или долевое участие, оплата нотного материала, скидки на проживание в отелях, машины для звезд и т.д. Последний концерт нынешнего фестиваля, к счастью, проходит при небольшой финансовой помощи – поддержку оказывает посольство Финляндии и одна финская компания.

Возвращаясь к "Реквиему", я запустила кампанию по сбору средств в конце января. Надежды связывала с одним зарубежным фондом, который априори поддерживает такие проекты современной музыки, но получила отказ. К счастью, кампания собрала 50 процентов от суммы, но организация этого концерта отняла у меня часть собственных денег.

– Неужели вы делаете фестиваль в одиночку? У вас нет команды?

– Есть координатор – моя помощница Алина, без которой я бы повесилась во время репетиций и концертов. Команда была, когда мне было чем платить. Когда у вас все получается, и вы – успешный, красивый и здоровый, вокруг вас много людей. А когда начинает все рушиться, и пропадает возможность финансово взаимодействовать, вдруг оказывается, что ты один. Внутренний запал, энтузиазм – то, что нужно тебе, но остальные выполняли какие-то функции из иных побуждений. Люди считают, что любая работа должна оплачиваться – и это правильно. Но я из другого теста. Я – генератор идей, и остановить этот креативный процесс не в силах.

– Расскажите о последнем концерте "Оперы априори" в этом году. Как в программе возникла российская премьера оперы Сибелиуса?

Олли Мустонен. Фото: Оути Тормала

– Несколько лет назад я совершенно случайно наткнулась на информацию о том, что на фестивале в Бакстоне две оперы – "Кащей Бессмертный" Римского-Корсакова и "Дева в башне" Сибелиуса – были соединены в одну постановку. Для меня было полным открытием, что у Сибелиуса есть опера. Только узкие специалисты, которые целенаправленно занимаются исследованием творчества Сибелиуса, знают об этом произведении. Пианист, дирижер и композитор Олли Мустонен рассказал мне, что в 1981 году впервые услышал по радио "Деву в башне". Даже в Финляндии, где Сибелиус – национальное достояние, ее очень редко исполняют. Может, благодаря недавней редактуре Олли, сделанной по рукописям Сибелиуса, опера получит новую жизнь. В коротком музыкальном тексте на 36-38 минут он нашел порядка 50 спорных моментов. Это означает, что записи, осуществленные под руководством Неэме и Пааво Ярви, записаны по нотному материалу с ошибками. Так что теперь, я надеюсь, эта музыка зазвучит по-другому.

История с "Девой в башне", исправленной Олли Мустаненом, – благоприятное стечение обстоятельств и действительно исторический момент, который совпал со столетием независимости Финляндии. Смог бы другой дирижер разглядеть неточности в партитуре? Я считаю, что это уникальное событие. Мы все находимся в предвкушении, как "Дева в башне" прозвучит на премьере.

Юлия Чечикова