Собянин: пять лет назад запустили первые линии Московских центральных диаметров
Доисторические времена
В 30-х и до середины 40-х годов XX века московская улица мыкалась безъязыкая, перебиваясь фокстротами пополам с тремя блатными аккордами на гитаре. А потом возвращавшийся из Европы советский солдат привез чемодан трофеев, в котором среди прочего нездешнего барахла лежали пластинки с джазом, свингом и прочим буги-вуги.
Случившийся вслед за этим сталинский предсмертный патриотический поворот обернулся в том числе запретом на американскую и британскую музыку и в ответ вызвал к жизни стиляг. По законам рынка спрос родил предложение, и в Москве мгновенно появился черный рынок западных пластинок и их копий "на костях", то есть на рентгеновских снимках.
Примерно к середине эпохи большого рок-н-ролла у московских меломанов уже имелось несколько точек для приобретения и обмена западных пластинок. Главная толкучка располагалась в самом сердце страны – в музыкальном отделе ГУМа, на первом этаже 3-й линии. От "центровых" старались не отставать спекулянты, собиравшиеся у парадных дверей крупнейших магазинов фирмы "Мелодия": на Калининском (Новом Арбате), на Маяковке, на улице Кирова (Мясницкой) и на Ленинском. Самое крупное сборище филофонистов образовалось в "балочке" на Ленинских горах – на выходных туда приезжали до полутора тысяч человек. Еще одна популярная толкучка была на бульваре напротив МХАТа.
Эти люди знали о виниле и музыке буквально все: какая группа, сколько альбомов и где выпустила. Они мгновенно на глаз определяли югославские копии, подделки и дефекты. Что, в общем-то, и немудрено: коллекционирование пластинок и сейчас-то хобби не из дешевых, а в те времена цена фирменного диска доходила до 150 рублей при средней зарплате в 120. И скромный дяденька, одетый как поиздержавшийся в командировках инженер, запросто мог носить в своей неприметной сумке эквивалент стоимости новенького автомобиля "Жигули".
На всяких элоев, как известно, найдутся свои морлоки, и милиция щемила меломанов с особым остервенением. Во-первых, потому что она вообще стремилась уничтожить на корню любую "спекуляцию", за исключением разве что торговли овощами на колхозном рынке. Во-вторых – потому что "запрещенное". А в-третьих, переходившие из рук в руки "пласты" ценою в зарплату и впрямь как магнитом притягивали к себе разнокалиберный криминал. Те районные отделы, в зонах ответственности которых находились важнейшие виниловые толкучки, постепенно специализировались на борьбе с меломанами.
Полковник из отделения на Калининском знал все о западной музыке не хуже любого "спекуля", стоявшего у дверей "Мелодии": стоило только показаться из сумки краешку конверта, как он уже заносил в протокол название группы, альбома и год издания. На посетителей "балочки" на Ленгорах милиция устраивала натурально облавы с собаками, до дрожи напоминавшие аналогичные сцены из фильмов про партизан. За пару-тройку лет оперативные сотрудники досконально изучали специфический меломанский сленг и виртуозно внедрялись в доверие, подводя жертву к акту купли-продажи, в момент которого ее и вязали. При Андропове гонения усилились настолько, что все толкучки были вынуждены слиться в одну и перебраться за городскую черту – в лесок рядом с платформой Подрезково.
Общность судьбы и увлечений привела к образованию тусовки. Старейшие покупатели и продавцы знали друг друга по нескольку лет, и многие из них стали приезжать на толкучки уже не столько ради купли-продажи-обмена, сколько для того, чтобы пообщаться и узнать последние музыкальные новости. А в условиях, когда любой поход за пластинками мог закончиться в отделении милиции, чисто коммерческие отношения не могли существовать без доверия и взаимовыручки. Люди, принадлежавшие к кругу своих, порой отмечали на толкучках дни рождения, а некоторые экстремалы – даже свадьбы.
Вся эта пародия на плохой детектив продолжалась и во времена перестройки, вплоть до начала эпохи гласности. Как гласит легенда, после очередного разгона на Ленгорах трем друзьям-меломанам – Борису Симонову, Сергею Бродскому и некоему Александру Т. пришла в голову безумная идея, пользуясь моментом, все это легализовать. Так и был создан официальный Клуб филофонистов, долгое время мигрировавший между фойе "Мелодии" на Маяковке и ДК кожевенного комбината на Преображенской площади, но в конце концов осевший в актовом зале ДК имени Горбунова в Филях.
Начало великой эпохи
Сбор меломанов на старой "Горбушке" начинался по выходным в 9:00, а заканчивался в 14:00, если, конечно, администрация клуба не требовала очистить помещение досрочно ради детского праздника или съезда заслуженных агрономов. Уже к девяти у входа в ДК выстраивались первые, еще хмурые с утра, посетители, раздраженно мявшие между пальцами входные билеты. Среди них можно было найти самый разный народ: тех самых филофонистов, богатеньких музыкантов, приехавших посмотреть на новинки, первое поколение еще советских аудиопиратов – "писателей", как их тогда называли, и, разумеется, неформалов всех мастей. Для последних "Горбушка" была чем-то вроде выставки достижений народного хозяйства, поскольку денег на фирменные диски у них почти никогда не было.
Разумеется, "клуб своих" для хорошего настроения всегда стремился разбавить торговлю общением, а еще желательно шашлычком и водочкой. Но все же это была не совсем тусовка в привычном понимании этого слова. Впрочем, очень скоро появились и настоящие тусовщики – поклонники тяжелых стилей рок-музыки, как раз в это время находившиеся в стадии размежевания с рокерами, которых теперь называют байкерами. Размежевание, впрочем, было очень условным: просто одним больше нравилось слушать металл, а другим – ездить на мотоциклах. Будущий основатель "Коррозии металла" Паук, Хирург-Залдостанов и ныне покойный генерал всех московских металлистов Дима Саббат тогда составляли одну большую дружную компанию, одним крылом опиравшуюся на Клуб филофонистов, а другим – на мотоциклы и все, что с ними было связано.
Обособлению отечественных металлистов в немалой степени способствовали советские идеологические органы, почему-то считавшие их специфическую атрибутику – кожаные куртки-косухи, заклепки, напульсники и прочее – фашистской. Именно места обитания металлистов наряду с тусовками панков сперва стали излюбленными объектами для атак науськанных милицейским начальством люберов. Из-за постоянного прессинга московским металлюгам пришлось на короткое время вслед за филофонистами перебраться за город, а когда появилась "Горбушка", они стали собираться прежде всего там.
Третьим источником культового статуса "Горбушки" стала Московская рок-лаборатория, которая 14 февраля 1987 года организовала в ДК свой Фестиваль надежд. С тех пор почти на полтора десятилетия "Горбушка" стала главной концертной площадкой Москвы, на которой переиграли буквально все – от "Звуков Му" и "Гражданской обороны" до Ника Кейва и Cardigans. К сожалению, после реконструкции 2006 года объем зала был сокращен, а в партере были установлены новые, недемонтируемые сидячие места, так что крупных концертов в ДК Горбунова видимо уже больше не будет. Так что строчки Шевчука: "На "собаках" летаешь в Москву, // На железных "волках" – до "Горбушки" – придется разъяснять будущим поколениям с энциклопедией в руках.
Лихие 90-е: московская Тортуга
Начало "Горбушке" в том виде, в котором мы ее запомнили, положил отец московского видеопиратства Тигран Дохалов. Он то ли первым, то ли одним из первых пригнал к зданию ДК видавшие виды белые "жигули", багажник которых был до отказа забит кассетами. Через выходные "жигулей" приехало уже несколько, а к концу 1991 года рынок окончательно выплеснулся за пределы актового зала и фойе ДК, заодно поглотив и растворив в своих недрах бренные останки старого Клуба филофонистов.
В середине 90-х "Горбушка" окончательно стала главным московским рынком контента: там продавалось буквально все и на любых носителях. Музыка на кассетах и компактах – "фирма" по безумным ценам, дешевые болгарские переиздания и совсем уж паршивого качества "Китай" и отечественный производитель. Видео: "нулёвые" – то есть студийные копии по 100 долларов за кассету и "единички" – то есть первые копии со студийных по более демократическим ценам, упакованные в самодельные коробки. Сделанные на коленке шедевры дизайнерского искусства или просто надписанные авторучкой.
Содержание варьировалось от шедевров Годара и Пазолини до японской порнографии. По части программного обеспечения "Горбушка" так и вовсе попала в Книгу рекордов Гиннесса в номинации "Самое быстрое пиратство": когда в 1997 году Билл Гейтс на собрании совета директоров Microsoft объявил о начале продаж Office 97 и назвал цену полного пакета – 495 долларов, то уже через четыре часа новый "Офис" разбирали с филевских лотков по цене 4,9 долларов за копию. В Европе и США полиция во время антипиратских рейдов изымала огромные контейнеры с дисками, следы происхождения которых вели на "Горбушку".
Можно сколько угодно ругать пиратов, топать ногами и требовать платить за все – но важно понимать, что только благодаря горбушкинским лоточникам за 90-е и удалось вырастить в стране компьютерно грамотное и знакомое с мировой культурой поколение. В условиях, когда свежая версия Windows стоила как три месячные зарплаты, ему просто неоткуда было больше взяться. В конце концов, именно благодаря этим лоточникам у нас смог появиться и лицензионный рынок софта: с болью в глазах взирая на плывущие мимо кассы гигантские прибыли, всевозможные "1С" и "Бука" начали выкупать права и печатать так называемые русские версии игр и ПО, стоившие чуть дороже, чем пиратские, но дававшие минимальную гарантию качества и технической поддержки.
А о том, насколько важна была "Горбушка" для любителей музыки, говорит хотя бы факт существования местного хит-парада, составлявшегося по результатам продаж за месяц. Этот рейтинг на протяжении целого десятилетия был главнее чартов всех FM-радиостанций вместе взятых.
Как уже было сказано, тусовка постепенно разбежалась или потерялась в дебрях коммерции. Любители винила по-прежнему приходили к ДК по субботам и воскресениям, но в торговле уже почти не участвовали, а в основном общались и менялись пластинками в своем кругу. Разумеется свои небольшие сборища возникали и вокруг "культовых" лотков с редкими фильмами и музыкой, но единого круга своих на "Горбушке" 90-х так и не возникло.
В конце концов московские власти под давлением фирмачей из Polygram, Microsoft и Sony объявили филевской Тортуге войну не на жизнь, а на смерть. Первым могучим ударом стал закон о запрете торговли лицензионной продукцией с лотков и автомобилей. Затем во время очередной ежегодной раздачи разрешений на торговлю "лицензией" все московские рынки получили их на следующие три года, а "Горбушка" – только на 6 месяцев. И наконец, всем торговцам вежливо предложили перебраться в здание завода "Рубин", где уже располагался рынок бытовой техники, а попутно почистить свои ряды от явных пиратов. И это был конец легенды.
Наши дни
Фото: ТАСС/ Александр Данилюшин
Период безвременья был характерен в основном войной за бренд "Горбушка", которую вели между собой Митинский радиорынок, "Музыкальный парк" у станции "Марьино", рынок у Можайского шоссе, спорткомплекс ЦСКА и, по слухам, чуть ли не Московский дворец молодежи. Тем не менее, вставший у руля и на новом месте Тигран сумел застращать всех судами и сохранить название за рынком на заводе "Рубин", хотя первое время ему все же пришлось месяц работать под вывеской "Ля-ля парк". В наши дни заводской рынок, давно уже превратившийся в мегамолл, носит гордое имя "Горбушкин Двор", но духа старой школы там при этом нет и в помине, а торгуют в основном гаджетами и аксессуарами к ним. Впрочем, в наш век широкополосного интернета эта метаморфоза была неизбежна.
Но тусовка не умерла. Клуб филофонистов по-прежнему жив и каждую неделю собирается в одном из кафе "Горбушкина Двора" и даже проводит свой собственный музыкальный фестиваль "Горбушкин звук". Все то же и даже почти все те же, разве что приоритеты у современных коллекционеров слегка поменялись: если на старые "балочки" советские пластинки было стыдно даже приносить, то теперь на Клубе интересные диски Зыковой или Магомаева в хорошем состоянии ценятся не ниже "фирмовых" Iron Maiden и Led Zeppelin. Только вот винилом от года к году интересуются все меньше и меньше.
