Сергей Собянин подвел итоги летней навигации в Москве
Фото: David Elofer
14 ноября в концертном зале Чайковского прозвучит редко исполняемая опера Жоржа Бизе "Искатели жемчуга". Отношение к этому произведению, созданному французским композитором в возрасте 24 лет, со временем менялось: современники Бизе после премьеры "Искателей" в 1863 году в Париже высказывались в основном враждебно. Критики упрекали автора в слабом финале и слишком очевидном влиянии Вагнера. Иного мнения придерживался Берлиоз. В своей рецензии в Journal des Débats он писал об оригинальности и колорите музыки будущего создателя "Кармен".
В Москве "Искателей жемчуга" исполнит мощная команда во главе с Василием Ладюком, художественным руководителем фестиваля OпераLive: на сцену концертного зала Чайковского выйдут музыканты Госоркестра имени Светланова, дирижер Лоран Кампеллоне, а также солисты Ярослав Абрамов, Дмитрий Орлов. Приглашенная Ладюком Екатерина Сюрина, звезда мировой оперы, споет сопрановую партию Лейлы. Корреспонденту m24.ru Юлии Чечиковой удалось поговорить с певицей в перерыве между репетициями.
– Екатерина, нынешняя концертная версия "Искателей жемчуга" для вас станет преамбулой перед постановкой в Сиднейской опере, где у вас запланирована серия спектаклей в начале 2016 года. Вы дебютируете в Австралии?
– Действительно, я впервые спою в Сиднее. Для меня это необыкновенное счастье! Здесь выступала легендарная Джоан Сазерленд, моя любимая певица. Еще будучи студенткой, я слушала ее записи и повторяла за ней все колоратуры. Поэтому мне будет очень приятно выйти на эту сцену. Что касается "Искателей жемчуга", то с этой оперой я знакома: пела партию Лейлы в концертном исполнении в Европе, в США – вместе с моим мужем, тенором Чарльзом Кастроново. "Искатели жемчуга" – потрясающей красоты музыка, и, как ни парадоксально, сценический раритет, к которому не так часто обращаются режиссеры. Но если они ставят спектакли, то в красивых декорациях, с ажурными восточными костюмами. К счастью, никому не пришло в голову актуализировать эту романтическую историю до наших дней. На мой взгляд, она отделена от современности.
– Эта опера молодого Бизе существует в нескольких редакциях. В 2002 году Брэд Коэн выпустил на Edition Peters критическое издание. Какая версия прозвучит в Москве в эту субботу?
– Мы выбрали первое издание. Есть множество финалов этой оперы, но мы выбрали версию, где есть трио Лейлы, Зурги и Надира. Это как раз именно та версия, которую первоначально задумывал Бизе. Вторая редакция исполняется чаще, но там это трио, очень важное, на мой взгляд, для понимания всей оперы, отсутствует. Многовариантность часто связана с традициями – партитура не может существовать в неизмененном виде, такой, какая она вышла из-под пера композитора, все равно в ней появляются какие-то вещи, связанные с исполнительским искусством: певцам было удобно петь так, а потом по прошествии какого-то времени выискиваются фрагменты, по разным причинам не входившие в окончательный сценический вариант. Трио Лейлы, Зурги и Надира как раз из этой истории – в первой редакции оно присутствовало, а потом его купировали или заменили чем-то другим. Но в открытии забытого материала есть своя прелесть, тем более, если это музыка потрясающей красоты. Такие забытые жемчужины возвращаются все чаще – в наше время не проблема обратиться к другим редакциям – в большинстве своем они все известны. Когда мы собираемся командой певцов и с дирижером, у каждого уже есть свои идеи, пожелания по тому материалу, с которым предстоит работать. И, конечно, мы учитываем, что было бы интереснее для нас самих и для публики.
Фото: www.coc.ca
– Поправьте меня, если я ошибусь, сказав, что трио наглядно и музыкально отражает саму суть фабулы "Искателей жемчуга".
– Смотрите, в партитуре есть дуэт Надира и Зурги, наш любовный дуэт с Надиром, дуэт Лейлы с Зургой, в котором он понимает, что никогда не будет с возлюбленной, потому что ее сердце принадлежит другому. Трио необходимо! Все трое прощаются не в ссоре. Зурга отпускает их с чистым сердцем и жертвует собой. Это опера о любви, о злополучном треугольнике, в который вовлечены соперники, о дружбе, чести, самопожертвовании. И, конечно, в ней очень красивая музыка, включая и упомянутое мной трио.
– Как вы ощущаете себя в формате концертного исполнения?
– Я соглашусь с теми солистами, которые рассматривают концертные версии как проявления свободы в творчестве. Хотя, конечно, эти исполнения нельзя сравнивать с полноценными спектаклями. Когда мы в костюмах – это уже не мы, а герои, которые разыгрывают сцену, ставя себя в конкретные обстоятельства. В концертном исполнении больше места для полета фантазии зрителя – он может закрыть глаза и представить то, что хочет, дорисовать картину по своему усмотрению. Согласитесь – одно дело, когда тебе эту законченную, оформленную картинку предлагают, и совсем другое – когда ты сам ее создаешь, сидя в зале и наслаждаясь красивой музыкой. Что касается нас, солистов, то на концертах мы над музыкой более детально работаем, потому что мы уже не озабочены выполнением срежиссированных действий – как и куда проползти, кому передать ожерелье, кого "заколоть" и так далее. У солиста больше пространства, чтобы себя выразить, сымпровизировать. У него ровнее дыхание, и его действия более статичные, спокойные, хотя, конечно, от нервов никуда не денешься – они должны присутствовать, потому что плох тот певец, который не переживает.
Фото: www.coc.ca
– Последние несколько сезонов у вас связаны с Баварской оперой. Выстроилось ли у вас собственное представление о художественных и концептуальных направлениях этого театра? К чему он тяготеет?
– Политика, диктуемая театром – любым – в театральной сфере, как правило, зависит от интенданта и его вкусовых предпочтений. Что касается Мюнхенского театра, то он классический репертуарный. У них один спектакль выпускается за другим, поэтому существует огромный выбор для слушателя. Кстати, в январе в Мюнхене я спела "Любовный напиток", причем с этой оперой связано одно важное событие в моей жизни. Мы познакомились с мужем десять лет назад как раз на "Любовном напитке" в Берлине. Все эти годы не пели его вместе. Наша свадьба была в феврале, так что этой постановкой мы отметили юбилей брака. Хотя я шучу, что из десяти лет прожили вместе только половину, а вторую – в разных странах и в разных театрах. Сейчас можно свободно общаться по скайпу, а восемь лет назад, когда я была беременна, мы этого делать еще не умели. Я пела в Нью-Йорке, муж – в Париже, и мы друг друга не могли увидеть целый месяц. Я даже не могла ему показать своего растущего животика.
– Вы недавно вернулись из Канады, где тоже дебютировали…
– Да, я пела Виолетту в новой "Травиате". Мой хороший друг, директор оперы Торонто пригласил меня открыть сезон. В Торонто замечательный зал с прекрасной акустикой, а сам город – как маленький Нью-Йорк, мегаполис, но чистенький, аккуратненький. Канада расположена в той же климатической зоне, что и Россия, поэтому тут чувствуешь себя комфортно. Очень красивая природа и потрясающий Ниагарский водопад. Было приятно находиться там осенью.
Фото: www.coc.ca
– Режиссером постановщиком той "Травиаты" была Арин Арбас, чей театр в Нью-Йорке специализируется на Шекспире. Как вам работалось с ней, девушкой феминистических взглядов?
– Мы советовались по многим вопросам, и у нас получилось такое доверительное партнерство и дружба. Я приятно удивлена, потому что в процессе работы я ни разу не заметила нервозности, которая часто сопутствует выпуску спектаклей. Костюмы, стилизованные под XIX век, тоже созданные Кайт О'Коннор, были очень пышные, красивые. В таких платьях я давно не пела, и получила огромное удовольствие. Публике все-таки нужно давать возможность отдыхать глазами, чтобы люди пришли и просто посмотрели действо, а не ломали голову над вопросом – почему такой-то герой одет в пиджак, а у другого – ведро на голове. Такие модерновые постановки порой немножко сводят с ума. Подчас просто хочется наслаждаться музыкой и переживать за трагическую любовь, не сникая в чрезмерно сложный замысел режиссера.
– В этой "Травиате" ваш сценический партнер – ваш муж Чарльз Кастроново. Как семейные связи соотносятся со сценической работой?
– Он меня хорошо чувствует, и для меня это колоссальная поддержка! И он от меня получает то же самое. Но с другой стороны, наш тандем в одном спектакле – двойные нервы. Когда он поет, естественно, я не ухожу в гримерку, не могу расслабиться, слушаю его за сценой, переживаю вдвойне. Зато когда мы поем дуэты, мы всегда чувствуем, где и кому нужна поддержка.
– То есть вы не делите сцену, не соперничаете?
– Бывают забавные моменты, когда окружающие думают, что мы капризничаем, а на самом деле мы ищем варианты, чтобы было удобно и тому, и другому. Когда режиссер диктует тебе определенный актерский рисунок, ты просто следуешь его указаниям, а когда получаешь возможность сказать свое слово, могут возникнуть споры.
Фото: David Elofer
– За сценой они не продолжаются?
– У нас обычно не бывает трений. Мы можем обсудить что-то, если на репетиции не хватило времени. Но чтобы мы обсуждали какую-то мизансцену минут пятнадцать – такого не бывает. Мы – мама и папа, у нас дети, так что в приоритете другие заботы. Надо разделять работу и дом. Все дела можно на время оставить, а вернувшись домой, посвятить время детям. Мы много путешествуем, и у каждого работа съедает много времени, так что надо стараться это компенсировать.
– Ваши дети смотрят спектакли с вашим участием?
– Сашенька, старший наш сын, не захотел пойти на последний показ "Травиаты". Сказал, что не хочет смотреть, как мама там умирает. Ему восемь лет, он уже все понимает. Еще ему не нравилось, когда папа на сцене швырял маму. Я ему пыталась объяснить: "Сашенька, когда папа, играет Альфредо, ему больно, и в порыве ревности он не знает, что делать". "Тебе не больно?" – спрашивал он. Я объясняю ему, что это актерская игра. Еще был случай, когда директор театра сидел вместе с Сашей в ложе. После спектакля сын пришел и говорит: "Мама, он на меня смотрел, а я пытался подавить слезы, чтобы он не видел, что я плачу". Хороший мальчик, любит музыку, слушает нас в опере, но я не настаиваю на его музыкальном образовании. Если человек захочет связать свою жизнь с этой сферой, судьба его выведет. Я научила Сашеньку играть несколько произведений на фортепиано, и когда приходят гости, ему нравится перед ними выступать. Младшему, Валюшке, будет два года. Иногда у нас волосы дыбом встают от его неимоверно громкого голоса, а родственники успокаивают – он родился в семье двух певцов.
