Генри Роллинз: "Я расскажу истории про Дэвида Боуи"

Фото: Zuma/TASS/Sandy Carson

Если бы у Генри Роллинза была трудовая книжка, в ней давным-давно закончились бы страницы: музыкант, издатель, писатель, актер, артист в жанре spoken-word, владелец собственного лейбла, публицист, радиоведущий и это, кажется, еще не все. В любви к его первой группе Black Flag расписывался Курт Кобейн, Игги Поп и Эдвард Нортон. Но в Москву он приедет не с музыкой, а с историями. Второго февраля Генри Роллинз выступит в жанре spoken-word в клубе "Москва". Шоу называется "Очаровательный упрямец". Чего ждать от упрямца Роллинза на этот раз – телеканал "Москва 24" решил узнать заранее.

– Совсем скоро вы выступите в Москве уже, кажется, в шестой раз. Когда вы приезжаете сюда не с музыкой, а с разговорным шоу, у вас нет боязни, скажем так, быть неправильно понятым?

– Вот это не мне судить. Я не знаю, что происходит в головах у моих слушателей. Но прекрасно помню два шоу в Москве несколько лет назад. И могу с честной совестью признать, что они были катастрофой. У меня был переводчик, который должен был переводить синхронно. Помню, я спросил его: "Ты делал это раньше?" Он сказал: "Нет". Я спросил: "А у тебя хороший английский?" И он такой: "Прити гут". Люди сидели театральном зале с наушниками, слушали меня, слушали его и выглядели крайне смущенными. По-моему, они вообще не понимали, что происходит. В итоге и я, и промоутеры признали, что это была плохая идея.

– Вы не чувствуете, что что-то потеряли с музыкой? В том смысле, что музыка – более универсальный и понятный язык, где по большому счету смысл не особо важен. Дело скорее в энергии на сцене.

– Я всегда мечтал быть на сцене. Даже когда я был юным скромнягой, я никогда не испытывал неловкости на сцене: когда играл в школьных спектаклях, или когда начал петь в Black Flag. Это было типа "Не хочешь попеть в группе?" – "Да, конечно, давайте микрофон". Я стеснялся говорить с людьми, но только не когда находился на сцене. Быть на сцене – единственное, что меня интересовало всегда. Не знаю, насколько я в этом хорош, но я определенно это люблю.

– Можете вспомнить, какую песню вы "зашэзамили" в последний раз?

– Последняя песня, которую я что?

– Ну, Shazam, мобильное приложение...

– Понял. Я никогда не использовал это приложение, но я знаю, что оно есть. Как-то мне прислали старую блюзовую песню и сказали: "Ты разбираешься в этой музыке, ты должен узнать год, исполнителя и из в какой части страны была написана эта песня". И мы с друзьями ломали голову: "Что же это за песня, что же за песня?", пока в конце концов кто-то не взял телефон и не "зашэзамил" ее. Так что приложение работает, но я им не пользуюсь.

Фото: PA Photos/Dennis Van Tine

– Несмотря на то, что сегодня все есть в интернете, мода на аналоговые носители – те же самые кассеты – возвращается. Вы сами недавно снимались в документальном фильме об аудиокассетах и их возвращении на рынок. С чем, по вашему, это связано?

– Да-да, сегодня молодые люди – это я не про себя, конечно, мне 54, но я знаю молодых людей, которые никогда не были в музыкальном магазине! Вся музыка есть в их телефонах. Они скачивают, слушают онлайн, делятся и так далее. Но их полки пусты. А я из той эры, когда поход в магазин был событием. Мы писали рекорд-лэйблам, просили прислать понравившуюся запись. Мне важно держать что-то в руках, обладать чем-то по-настоящему, понимаешь? Это мой подход к музыке. И я все чаще встречаю людей намного моложе меня, которые разделяют мое мнение. И мода на винил и кассеты действительно вернулась. Потому что цифра никогда не сравнится с аналоговой записью. Аналог просто звучит лучше. Это не то чтобы я сноб или брюзга. Но я готов поспорить, что если я поставлю вашу любимую песню на CD и, например, на виниле, вы выберете винил.

– То есть в этом смысле вы скорее старомодный, но в целом вы не похожи на ностальгирующего по прошлому человека.

– С одной стороны я старомоден – я как и раньше хожу в магазины и покупаю винил или кассеты. Но с другой стороны, я хожу на концерты групп, в которых играют люди вдвое моложе меня, и не считаю, что они чем-то хуже музыкантов моего поколения. Музыка всегда прекрасна. Я не люблю вспоминать прошлое, мне намного интереснее открывать что-то новое, потому мир меняется каждый день, и глупо держаться за то, что было когда-то. Я не стараюсь претворяться молодым, мне приятно осознавать каждый период своей жизни.

– В какой-то период вы активно занимались издательской деятельностью. У вас, кстати, никогда не было желания издавать русских авторов?

– Все русские авторы, которые мне нравятся, очень известны и, естественно, уже изданы. В моем издательстве уже много лет только один автор – это я. Так что сейчас я не заинтересован в поиске новых авторов (смеется. Понимаете, в моей стране очень сложно продавать книги. Люди не особо заинтересованы в литературе.

– А вы сами можете вспомнить, какую последнюю книгу вы прочитали?

– Так, последняя книга, которую я прочитал, называется Thе Great War for Civilisation Роберта Фиска. Это серьезная историческая книга, написанная британским журналистом, который много лет работает на Ближнем Востоке. Он знает, о чем пишет, и понимает связь между историческими событиями.

– Откуда у вас столько времени, чтобы колесить по миру, заниматься журналистикой, читать толстенные книги, готовить собственное шоу на радио и так далее...? Все дело в грамотном тайм-менеджменте?

– Смотри, у меня нет семьи, мне не нужно заниматься детьми. Так уж получилось. Все свое время я трачу на то, что вы перечислили. Сейчас я нахожусь в Германии, у меня есть пара часов до выступления, у меня всегда с собой ноутбук. Прямо сейчас я готовлю новый выпуск своего радио-шоу и буду заниматься этим до самого выхода на сцену. А после я сяду в автобус и продолжу писать. И так постоянно.

– При этом вы не ощущаете себя в каком-то смысле таким уходящим музыкантом-символом?

– Ага, я понял, что вы имеете в виду: не чувствую ли я себя большим человеком в музыке с легендарным лицом?(смеется)

– Да нет, в том смысле, что такие герои – уходящая натура. Я сомневаюсь, что современная музыкальная индустрия подарит нам кого-то вроде вас или Дэвида Боуи...

– Во-первых, нет, я не ощущаю себя легендой или кем-то в этом роде. Во-вторых, поймите, я был большим поклонником Дэвида Боуи, и когда он умер, это был настоящий удар. Вот в чем разница между эпохой Дэвида Боуи, Queen, Led Zeppelin, Игги Попа и нашим днем. Тогда все казалось более загадочным. Сегодня у каждого музыканта есть свой аккаунт в инстаграмме, где он каждые пять минут выставляет новые фото. Вот что я думаю, вот где я нахожусь, вот что я вижу. Это отличная коммуникация с аудиторией, отличный отклик, но из-за этого пропадает магия. Ну и во-вторых, изменились средства записи музыки. Раньше, если ты не умел петь – это было слышно, это невозможно было спрятать на пленке. Сегодня компьютер все может исправить. Отсюда появилось много в каком-то смысле талантливых музыкантов. Но если им вручить гитару и отправить на сцену, сказав: "Ну давай, покажи, кто ты есть", они сдуются. Нам будет очень сложно найти нового Боба Дилана.

Фото: Zuma/TASS/Sandy Carson

– О чем вы собираетесь рассказывать на концерте в Москве?

– Вы будете слушать меня какое-то время. Я буду говорить на английском языке. Если вы слабо им владеете, что же, может быть, шоу действительно не для вас. Но если вы готовы слушать – я буду рассказывать о своих путешествиях по всему миру: Северная Корея, Афганистан, Пакистан и так далее. У меня есть несколько прекрасных историй про Дэвида Боуи и про Лемми Килмистера – еще одного героя, который недавно ушел из жизни – он был моим большим другом. Это не лекция и не урок. Это просто истории из моей жизни – я расскажу о том, что я видел, что я пережил... Обычно у меня это получается весело.

– А вы можете сказать про себя, что всегда говорите только правду?

– Да, мне кажется, я всегда говорю что думаю. Иногда для этого нужна храбрость... Понимаете, я рос в страхе. Я боялся говорить в принципе. Но после того, как я это переборол, я решил, что пора бы людям узнать, что у меня на уме.