Сетевое издание m24.ru запустило проект "Поколение". Вы узнаете историю пяти десятителий – от 60-х прошлого века до нынешних "нулевых" – через рассказы участников событий.
В прошлый раз мы рассказали о "семидесятниках", в полной мере заставших ватные времена "застоя".
В этом материале речь пойдет о молодых людях 80-х, которые носили итальянские джинсы и чешские кроссовки, а также не скрывали слез, когда улетал олимпийский мишка.
С представителями пяти поколений пяти десятилетий беседовал обозреватель m24.ru Алексей Певчев.
Фото: ТАСС/Семен Майстерман
Рассказывает: Артем Липатов
В то время: в 1983 – лаборант кафедры перевода Литературного института им.Горького, студент-вечерник журфака МГУ
Между школой и армией, в которую я пошел (скорее, по глупости и лени, чем как-то еще), были два года. В 82-м, сразу после школы, я поступал на ИнЯз и не поступил, потому что средний балл аттестата помешал. Не сожалея ни о чем, я пошел работать и учиться на подготовительных курсах журфака МГУ. А работал в Литературном институте. Впрочем, кроме чисто человеческих отношений с некоторыми студентами и преподавателями, меня с этим вузом не связывало ровно ничего.
Фото предоставлено Артемом Липатовым
Я мотался от Пушкинской до Университета с плеером. Не своим, увы. Плеер мне дал на месяц драматург с 3-го курса Владлен Ушаков, купивший его у мелкого фарцовщика в туалете кафе "Лира", где литинститутовцы паслись регулярно. Плеер был Sony Walkman. И я, конечно, был в нем королем каждого вагона метро, в который заходил.
А играли в плеере кассеты "Аквариума" и "Зоопарка". Не помню, откуда взялся оформленный "Треугольник" на катушке, но копий с него было сделано только на моих глазах не меньше двадцати. "Зоопарк" же возник... Нет, даже не "Зоопарк", а сольник Майка Науменко "Сладкая N и другие" появился на ГДРовской кассете Orwo неожиданно с хромовой лентой. И звучал невероятно чисто. Я тогда не знал ни о Майке, ни о БГ ничего, но их песни отзывались во мне с нездешней силой.
С плеером Sony Walkman я был королем каждого вагона метро
А потом появился Цой, "45" – и он рванул в мозгу еще сильнее. Он был безыскуснее и как бы проще Майка и БГ, но в в его странном голосе было что-то вечное. Он словно подводил какую-то черту и начинал новую страницу. Это потом оказалось, что ни одна страница так до конца и не закрывается.
Это было удивительно счастливое время. Я поступил на вечернее отделение журфака и каждый вечер шел пешком по улице Горького к проспекту Маркса. В сумке-мешке, болтавшемся за моей спиной, лежали братья Стругацкие, или Сэлинджер. Или распечатки стихов Ходасевича, которыми меня снабдил поэт Олег Хлебников с Высших литературных курсов. Я не чувствовал себя несвободным, наоборот. Мир был огромен, открыт и прекрасен. Комсомольский оперотряд, отобравший у нас гитару, под которую мы возле памятника Ломоносову распевали "Алюминиевые огурцы", был неизбежным злом. "Голос Америки", ежевечерне звучавший с первого этажа служебной отцовой дачи – неизбежным спутником летних вечеров. А несчастные любови были несчастными любовями.
Я носил итальянские джинсы и чешские кроссовки, пил алжирское вино; в газетном киоске, стоявшем там, где сейчас находится кафе Pushkin (не могу я название этого новодела писать по-русски), торговали газетами хиппи, оставлявшие мне чешский журнал Melodie. А однажды, когда знакомый телевизионщик позвал меня на запись "Что? Где? Когда?", музыкальные паузы заполнял акустический состав "Аквариума": БГ, Дюша и Курехин.
Впрочем, их тогда все равно не показали по ТВ.
Весной 84-го меня забрали в армию, а вернулся я уже в другую страну.
Фото: Фотохроника ТАСС/Семен Майстерман
Рассказывает: Константин Логинов
В то время: выпускник школы, военнослужащий, студент
1980 – Мишка улетел навсегда, слезы трибун. Мишку мне не было жаль, а было жаль финских сигарет Ньюпорт и Мальборо, которые исчезли с прилавков год-полтора спустя. Начало 80-х – сплошь слезы.
Рыдающий директор школы вошел в класс и обьявил, что скончался Леонид Ильич. Это потом все привыкнут к пышным похоронам и лафетам.
Начало 80-х – сплошь слезы
У меня слезы свои. Не стало Джона Леннона, распались Led Zeppelin и The Who. Откуда мне знать,что в мои нынешние 50 лет будет The Who и Hеху, а Uriah Heep и Deep Purple переживут многих моих друзей. МАИ не задержало романтикой. И, отказавшись становиться психопатом по 7Б, я надел на пару лет пару сапог. Отрочество с запахом молдавского розового и пива по 20 копеек за 385 мл, закончилось.
Вышел в 1986, сухо по приказу. В Москве металлисты и любера, к пластинкам классики рока 70-х на "толчке" относились неуважительно. Везде царили металл и новая волна, да и проблемы уже другие. Начались кооперативы, бандосы и шальные девчонки. Круто и весело.
Фото: Фотохроника ТАСС/Валерий Христофоров
Рассказывает: Руслан Ступин
В то время: выпускник школы, военнослужащий, музыкант
80-й год я встретил четырнадцатилетним диссидентом-спекулянтом. Пластинки были весьма прибыльным бизнесом, благодаря которому я мог себе позволить любой альбом любой группы. Как раз в это время я перестал слушать русский рок и полностью погрузился в бездну пятой колонны.
В Москве появилась куча классных мест с отличной музыкой. Начал делать дискотеки Минаев, в ресторане ЦДТ играли Кузьмин и Барыкин, я постоянно торчал за кулисами Ленкома и "Звезду и Смерть Хоакина Мурьеты" посмотрел раз сто! Тогда же познакомился с безумной тусовкой из знаменитой арбатской 12-й спецшколы им. Поленова (раз-два Поленова), где учились дети совпартэлиты и всяких крутышей.
Я вернулся из карельского леса и попал в другую страну
В основном дружил с Гогой Михалковым (это теперь он Егор Андронович), а тогда мы жгли с ним и его братом Степаном так, будто у нас есть запасной набор внутренних органов. Тогда же сблизился с "духовкой" – так называемыми эзотерическими кругами Москвы, которые группировались вокруг Валентины Павловны Пазиловой, редактора журнала "Наука и религия". Там же постоянно бывал Виктор Пелевин, которого она всячески поддерживала и даже пробовала печатать.
Восьмидесятые для меня четко поделены на две половины: до армии и после. До армии – центровые тусы и бесконечный угар. В 86-м я вернулся из карельского леса и попал в другую страну. Митинги, пешеходный Арбат, кооперативы, бандиты, любера и прочие атрибуты перестройки. Статью за тунеядство никто не отменял, поэтому я много где работал. Грузчиком, официантом, разнорабочим в детском саду, ремонтником мягкой мебели, артистом эстрадно-музыкального ансамбля в кафе. Возможно, еще где-то, но теперь уже не помню. В 88-м стал играть в группе "Наив". Несколько книжек написал о “восьмидесятых”, до того было весело!
Фото: Фотохроника ТАСС/Алексей Антонов
Рассказывает: Лера Лерман
В то время: выпускница школы, студентка ИнЯза Мориса Тореза
Заканчивала я легендарную школу № 30 на Большом Каретном, где учились дети артистов и министров. В общем, постоянно в окружении мажоров, которым по тогдашним серо-застойным временам и тотальным запретам все всегда доставалось в первую очередь. Первые японские кассетники с актуальной музыкой, которые привозили папы-дипломаты, видаки с первыми видеофильмами.
Все тогда строилось на протестной основе. Взгляды, вкусы формировались вопреки обрыдшей системе с ее партсъездами, линией партии и т.д. А у меня еще был профильный вуз со всеми вытекающими. Во всем был поиск свободы и глотка свежего воздуха – в книгах, музыке, фильмах, выставках.
Читали Воннегута и Ричарда Баха, Сэлинджера и Фицджеральда, Германа Гессе и Бориса Виана. Мейнстрим, конечно, слушали. Привозили модную новую волну – Duran-Duran, A-ha, Depeche Mode (а в школе не гнушались и ABBA с Boney M). Но хотелось большего. И вот уже появляются Madness и The Stranglers, Talking Heads и Van der Graaf Generator, Can и Cure, Tom Waits. Много всего еще, всех не перечислишь, не говоря уже о классиках – Led Zeppelin и Deep Purple, Rolling Stones и King Crimson, Pink Floyd…Впервые тогда привезли шедевры живописи из собрания Тиссен-Борнемиса, первая выставка работ Дали...
Все тогда строилось на протестной основе
Мощно зрела волна отечественной альтер-музыки, и близко с ней соприкоснуться мне дали возможность несколько факторов: 30-ку заканчивал Липницкий, басист "Звуков Му" и обладатель первой домашней студии на Каретном ряду, где писался первый "Аквариум", например. Именно он организовал концерт на вечер встреч выпускников школы с таким вот умопомрачительным по тем временам составом: первый (ну, может быть, второй) концерт группы "Браво", акустический сет Цоя (Гребенщиков тоже присутствовал, но не пел).
Мой тогдашний муж учился в МИИТе, вместе с Хавтаном и младшим Елиным (старший – автор текстов "Арии" и один из основателей московской Рок-лаборатории), а я ездила работать вожатой в Курчатовец, вокруг ДК которого тоже проходили все неформальные концерты. Кстати, на первой свадьбе у меня планировалось выступление группы "ДК", но не сложилось…Концерты в Курчатнике и Горбушке мы посещали регулярно – "Аквариум", "Звуки Му", "Оберманекен", "Странные игры", "Кино". На одном из последних Цой пригласил всех такого-то числа в Зеленый театр на очередной концерт. Так мы оказались на съемках "Ассы".
Параллельно начались первые привозы звезд. Папа, работающий в префектуре, "достал" билеты на Pink Floyd, первый приезд Uriah Heep, которые потом, надо сказать, порядком надоели. Но тогда это было круто, потому что было круто все, что постепенно начали пускать в Россию.
А дальше начались 90-е.
Фото предоставлено Михаилом Бастером
Рассказывает: Михаил Бастер
В то время: выпускник школы, в настоящий момент – исследователь эпохи, автор книги "Хулиганы 80-х"
Так получилось, что я тусовался больше с людьми 65-70-го года рождения. Мой возраст пришелся точно на распад СССР, а окончание школы совпало с распадом всех институций и формальных связей.
Получилось первое "стертое" поколение, как говорят социологи. Не умевшее жить, и не особо пытавшееся этому научиться у старших, но сбившееся сначала в стайки на школьных задворках. А потом: кто в субкультурные племена, кто в лавочки, а кто и в бригады. Всеядное полимеломанское поколение, получившее серьезную прививку иностранной моды и музыки. От прогрока и дойче велле 70-х до каких-то самых радикальных и экзотических групп индустриальных и ньювейверских. Но при этом лояльно относившееся к людям, слушавшим примитивный шансон или наш эрзац-рок. Сторонились, но не отвергали. Такое вот наследие советских времен и детских спортивных секций и площадок, которые мы застали в изобилии.
Дефицит порождал охоту
И если люди застойного возраста активно выступали по алкоголю и чтению самиздата и фэнтези, то в нашей среде это совмещалось со спортом и мелким фетишизмом. Марки, значки, винил, какие-то вкладыши от жвачек в школе и субкультурный фетишизм одежды и мерча после школ. Досугу как-то уделялось внимание. Дефицит порождал охоту, различные виды подросткового карго. Коллекционирования были на высоте и подстегивались открытием магазинов соцлагеря. Это магазины "Ядран", "Бургас", "Белград", "Лейпциг". Многие паслись возле чековых "Березок", открывались валютные бары и первые молодежные кафе, в которых (помимо итало-диско и немецкой эстрады) изредка ставили хемиметаллистические композиции и музыку для брейк-данса.
Поколения 80-х металлисты и бабушка. Фото предоставлено Михаилом Бастером
В общем-то, грех жаловаться. И если не выставлять заоблачных счетов, то все было неплохо, если ты был активен и самостоятелен. Проблемы начинались уже во взрослой жизни, когда ты понимал, что все вокруг летит в трубу. И No future – это не только забавная песенка британской панк группы, но и то, в чем мы все тут живем.
Из особенностей юности – это повальное уклонение от армии в столицах. В военкоматах стоял вопрос, в какую армию идти: советскую или российскую. Смешные запреты идеологического и эстетического характера (запреты на тяжелый рок, списки запрещенных групп и радикальных мод) были достаточно легко преодолены субкультурными племенами. Глобальное расселение центра города, в результате которого молодежь на окраинах достаточно быстро перезнакомилась. Затем стали выясняться межрайонные отношения, что привело к еще более густому замесу. И все это чередовалось с выездами в "сити". Достаточно пустынный центр, который уже осваивали "неформалы". Бомжей было минимум, а сквотов в достатке. Можно было поселиться в пяти минутах ходьбы от Красной площади и прожить так лет 15, не оплачивая практически ничего.