Сергей Собянин сообщил о самой массированной атаке вражеских БПЛА на Москву
Фото: m24.ru/Владимир Яроцкий
В эти дни Гоголь-центр станет главной театральной точкой притяжения – до премьеры "Машина Мюллер" остались считанные часы. Постановка привлекательна по нескольким причинам. Во-первых, для российской публики это шанс вспомнить о существовании драматургии Хайнера Мюллера, одного из главных авторов в немецком театре последней четверти XX века, человека, имевшего тесные и сложные связи с Советским Союзом. В Германии его вклад в развитие театра (политического в большей степени) изучают в высших образовательных учреждениях Германии. Для России Мюллер пока отзывается "Квартетом" (1993 г.) в Театре на Таганке, где играла Алла Демидова.
Кирилл Серебренников, Константин Богомолов, Сати Спивакова и Евгений Кулагин сделали спектакль в рискованном пространстве, где холодная сексуальность встречается с подлинными межполовыми страстями. На долю хореографа Кулагина выпала самая сложная задача. В "Машине Мюллер" принимают участие двадцать обнаженных перформеров. Мы не могли обойти стороной тему сексуальности в премьере, но начали общение с Евгением издалека.
Место встречи: Artplay, 12:00
В корпусе 2а на Artplay расположена Московская школа кино. Здесь готовят конкурентоспособных специалистов киноиндустрии, и ключевые навыки студентам прививают преподаватели-практики – то есть если речь об актерском факультете, то курирует его Ингеборга Дапкунайте, а сценическое движение и танец ведет хореограф Евгений Кулагин, наш сегодняшний герой.
В учебной аудитории, последней на этаже, погашен свет, на нескольких рядах расположились будущие актеры, режиссеры, монтажеры, операторы. В полдень начинается презентация работ, которые в мае будут показаны на экране, уже как полноценные фильмы. Проектор выводит на экран один за другим слайды – с описанием сценария, локаций предстоящих съемок, эскизами костюмов, с раскадровкой. В мае эти истории с помощью всех необходимых средств кинопроизводства получат экранное воплощение. Евгений слушает выступления студентов внимательно, задает вопросы, делает замечания.
Фото: m24.ru/Владимир Яроцкий
"Ингеборга Дапкунайте пригласила меня в качестве преподавателя сценического движения и танца в Московскую школу кино. Я предложил ей свою программу, и она ей понравилась. Это двухгодичное обучение. Сегодня, например, вы увидели, чем занимаются студенты в начале четвертого семестра.
Ребята на сегодняшней презентации (совместно со студентами с факультета театрального дизайна) в процессе представления работ рассказывали кураторам о том, какие специалисты им понадобятся для реализации их идей на экране. В каждом из семестров мы занимаемся своей темой: современным танцем, физическим театром, кинотанцем, а в самом начале изучаем свое тело, открываем новый взгляд на пространство, жест, движение. Сейчас мы занимаемся кинотанцем.
Перед студентами стояла задача придумать идею движения и танца и воплотить ее в формате короткометражного кино, а для начала оформить в презентацию и рассказать о ней. Подготовка проводилась в течение двух месяцев совместных занятий. Часть проектов пришлось отсеять, часть уточнить. В итоге мы оставили восемь работ, которые и пустят в производство. Два предложенных проекта я закрыл. В первом случае посчитал, что для студента эта работа не станет каким-то значительным шагом, дал шанс еще подумать. Во втором меня не устроила художественная составляющая, очень на мой взгляд "олдскульная". Этот студент способен на большее, ему под силу придумать что-то более оригинальное. Просто некий танец в платье мало кому интересен сейчас. Экспериментируй! Меняй! Создавай другое, непохожее! Потом это будет делать все труднее и труднее. И уже сегодня автор этого проекта подошел ко мне с другой, на этот раз с безумной в хорошем смысле идеей...
Один студенческий проект я разрешил снять в формате музыкального клипа, с использованием образа Дэвида Боуи. Пусть это будет не совсем кинотанец, несколько другой формат, но нам это тоже интересно сделать. Некоторые ребята хотели в одном фильме попробовать уместить все, что им нравится. Конечно, то, с чем они столкнутся, даст им понимание о необходимости собственного отбора".
Маршрут: Artplay-Винзавод-Арма-Гоголь-центр
"Я продолжаю себя считать костромичом. Моя занятость в московских театрах позволяет мне оставаться независимым. "Машина Мюллер" – не первый мой спектакль с Кириллом Серебренниковым. Меня связывают тесные отношения и с Театром наций. А так я по прежнему руковожу компанией "Диалог Данс". Работа в Московской школе кино построена так, что я провожу не регулярные занятия, а интенсивы – это погружение на одну-две недели в ту или иную технику, тему или предмет.
Я окончил академию в Челябинске, потом меня пригласили в Кострому, где я работал в театре как драматический актер. Параллельно выстраивалась моя танцевальная база. Начало 2000-х ознаменовалось расцветом современного танца, и на российском пространстве Челябинск занимал одно из лидирующих мест наряду с Екатеринбургом. Это две серьезные школы contemporary dance. И что важно – там по-прежнему куют хорошие кадры.
Я учился на актера, параллельно занимался танцем, посещал мастер-классы, фестивали. Переезд в Кострому ознаменовался для меня созданием собственной компании вместе с Иваном Естегнеевым. Она существует по сей день. Мы создаем спектакли, параллельно работаем в драматических театрах как хореографы, участвуем в мультидисциплинарных проектах. Также накопили большой опыт в социальных проектах. Создали несколько спектаклей, один из которых – "Прикасаемые" – совместно с режиссером Русланом Маликовым".
Место: Гоголь-центр, репетиция спектакля "Машина Мюллер", 14:00
Фотогалерея
"Я не могу назвать "Машину Мюллера" проектом, относящимся к жанру драматического театра, для меня это мультидисциплинарный проект, в котором танец, видеоарт, драмтеатр, саунд-дизайн, музыка – встречаются в одном пространстве. У российского театра долгая дорога к синтезу искусств, но современный танец потихоньку внедряется в поле драматического театра, находит своих сторонников среди режиссеров. Хореограф современного танца часто может дать им больше в работе с артистом. Режиссеры понимают этот потенциал, а еще совсем недавно хореография, которую хотели видеть в спектакле, могла быть на уровне танцевального куска, интермедии или номера. Но все меняется. Работе с телом, с телесностью уделяется все больше внимания, появляются новые артисты. Например, можно ли назвать драматическим актером Сашу Горчилина, который играет в нашем спектакле? Он уже актер-трансформер. Он подготовлен одинаково прекрасно как для физического театра, так и для драматического театра. И такими должны быть все актеры.
Навык физического театра, импровизации и современного танца даст ему возможность пойти чуть дальше в драме. Однажды я был на двухнедельной лаборатории у одного кубинца, который живет в Вене. С ним мы исследовали сложные импровизационные структуры, работали над телесной памятью. Запомнить 50 страниц из "Гамлета" сложно, но и запомнить куски импровизационного материала не легче. Многие не понимают, что такое память физических движений. Для чего нужны будут эти навыки в драматическом театре? Как это поможет в практике актера? Просто имея другие знания и объем памяти движений ваше тело, мозг и все что с этим связано – станет гораздо богаче. Тело срефлексирует уже по-другому. Оно обретет больше возможностей, и "выиграет" у тела неподготовленного артиста. Это как начитанный человек и нет. Тоже самое с телом. Умное тело. Это сейчас крайне важно!"
Место: кафе Гоголь-центра
Евгений и его перформеры обедают. Евгений рассказывает, как удалось из артистов, прошедших кастинг, сформировать ансамбль, которому предстоит выйти на сцену в первозданном виде.
"Ансамблевость этих ребят сформировалась на уровне межличностных отношений. Я не позволил им неуважительно относиться друг к другу, ориентировался на строгую дисциплину (даже выгнал одного человека с проекта, взял другого, потому что понимал, что тот способен испортить все). То, как они трепетно относятся теперь друг к другу, я бы назвал доверительностью. Это не значит, что они стали любовниками. Они научились иначе относиться к своей внешней оболочке, поняли, что у каждого есть свое личное пространство. С этим же связано и чувство уважения – времени, решений, труда партнеров.
В Европе я видел аналогичные проекты. Оливье Дюбуа строит так "Трагедии". Но у него задействованы еще и разные фактуры. Мы исследуем телесную эстетику, а он от этого отказывается: он выбирает танцовщиков с разным цветом кожи, порой, странных, не танцевальных форм. Для нас же была первична эстетика тела, его сложение. Перед нами не стояло задачи бросать вызов через несовершенство тела – мы такие, какие мы есть. Да, этот лозунг имеет место быть, но в "Машине Мюллер" тело прекрасно".
Место: Гоголь-кафе
Через несколько столиков от нас сидит пышнотелая девушка в красном трико.
Фото: m24.ru/Владимир Яроцкий
"Оля в этом спектакле рождает ощущение телесной честности. Она рыжая, с белой кожей. Это здоровое, "вкусное" тело. Тело жизни и безграничной свободы. Она – элемент, иногда разрушающий эту композицию идеальных пазлов.
Мы все прекрасно осознаем, насколько трудная перед нами стоит задача – создать спектакль и не переступить грань деликатности, чтобы все не превратилось, как мы шутим между собой, в эротический театр "Каскад". Каждое прикосновение, жест, ракурс должны быть строго выверены и регламентированы, чтобы не возникала ни на секунду ни пошлость, ни вульгарность. Должна быть очень хорошая энергия. Гендерность должна быть холодной. И тогда мы увидим женщин и мужчин во всей своей красоте. Именно такая сексуальность настоящая".
Место: кафе Гоголь-центра, 17:00
Перформеры переместились в зал.
"Тот фрагмент, что мы сейчас репетировали, отбирался из часов совместных поисков. В результате возник список из десяти движений. Хореография для меня заключается в том, чтобы правильно и точно сделать отбор движений. Это авторство другого уровня. Казалось бы, что какое-то движение может восприниматься как очень простое, но найти его было неимоверно сложно, зато теперь оно на месте и работает на 100 процентов. За каждым движением – труд этих ребят.
В "Машине Мюллер" перформеры движутся под очень разную музыку: C одной стороны, это Штраус, Найман, Пёрселл, а с другой – электронная The HET и современный композитор Андрей Сысоев. И все прекрасно совмещается вместе. Я люблю работать с музыкой, но считаю, что в спектакле ее существование не связано с настроением артиста. Она больше помогает зрителю. Артисты же не должны "сидеть" на музыке. У нас есть два условно называемых "менуэта". Я настойчиво требую от ребят, чтобы они шагали мимо сильной доли, создавали дисгармонию. Когда я не могу понять, что ими движет, это гораздо интереснее. Мне хочется, чтобы они находили общее дыхание. Я могу назвать себя противником грубой ритмичности. Людей, с которыми мне приходится работать, прошу ориентироваться на периферийное зрение, подключать предельную внимательность ко всему происходящему вокруг. После проекта "Прикасаемые" пришло понимание, что обычным артистам вообще не нужно объяснять, что они должны видеть и слышать. Когда они это не делают, моя реакция всегда одинакова: "Как вы можете себе позволять такое неуважение к тому, чем вы обладаете?! Вы не можете собрать свое внимание за счет зрения и слуха. А люди, лишенные этого, научились по вздоху ориентироваться, дышать вместе, не видя и не слыша друг друга".
Фотогалерея
Синхронность для меня заключается в принятии решения – вместе соединиться в одной точке. В этом уникальность – найти это соединение, прийти к нему, не по счету хореографа. Этот навык формируется не за день и не за неделю. Мы до сих пор работаем над этим. Вопрос внутренней дисциплины тоже никто не отменял. Кстати, продолжение репетиции в 17.00, все должны быть в зале. Как видите, – их нет, они все на своих местах. Помощнику режиссера не нужно бегать по театру, собирать их на репетицию. Ответственность перед партнером и общим делом – одно из главных составляющих хорошего ансамбля. Это мы уже усвоили".
