Поэт-песенник Константин Арсенев: "Попсовики не транслируют мессианских амбиций"

Фото предоставлено Константином Арсеневым

В огромном всесметающем потоке современной поп-музыки сориентироваться порой не так просто. Конвейерный механизм по производству шлягеров чаще всего не подразумевает "долгоиграющих" имен исполнителей и уж тем более в нем далеко не всегда известны технологии создания песен и имена их создателей. Среди заказчиков Константина Арсенева такие поп-артисты, как Леонид Агутин, Кристина Орбакайте, Татьяна Овсиенко, Михаил Шуфутинский, Григорий Лепс, Ирина Аллегрова и многие другие.

Накануне своего юбилейного концерта в Кремлевском дворце один из самых востребованных поэтов-песенников поделился с обозревателем m24.ru Алексеем Певчевым закулисными подробностями работы поп-машины и своими взглядами на современный шоу-бизнес и перспективы жанра.

– Я знаю, что вы начинали как рок-музыкант, но стали известны все-таки как автор поп-хитов. Как это произошло? Как вообще становятся поэтами-песенниками?

– К сожалению, поиграть, по большому счету, мне очень мало удалось, мое тяготение к року – это в основном тяготение к осмысленной музыке. Мой товарищ – композитор Игорь Зубко, окончивший Мерзляковское училище, консерваторию с которым мы в свое время писали песни для Кристины Орбакайте, Татьяны Овсиенко и Михаила Шуфутинского и переиграли много разной музыки, через 15 лет нашего знакомства вдруг увлекся роком и сказал: "Наконец я понял, чего ты требуешь от песни". Это посыл, месседж, идея. Для меня разделение жанров на умные и глупые несправедливо, я не считаю, что рок имеет приоритет на осмысленные тексты. Все песни должны иметь смысл.

У людей возникают разные эмоции, и не обязательно их надо призывать кардинально изменить жизнь. Повседневная жизнь, будничные радости, маленькие эмоции зачастую важнее. В них состоит важность нашего существования. И я пытаюсь с людьми разговаривать об этом. Поп-музыка как раз и должна заполнять эту нишу.

Я раньше просто пел свои песни, и люди спрашивали: кто написал слова? Сам, конечно! "А напиши нам", – ну и так, слово за слово, я начал сочинять для самых разных исполнителей. Понятно, что в основном это поп-музыка, потому, что рокеры и рэперы пишут себе сами. Хотя для рокеров пишет Маргарита Пушкина (московская поэтесса, работающая с группами "Ария", "Мастер", "Кипелов" – авт.), например, а я попал в поп-тусовку.

Работал в разных жанрах, и мне это нравится. Фанк, джаз, рок, шансон, латино, мюзикл, даже рэп писал. Это очень интересно: перемещаешься со своей позиции на позицию других людей. Когда ты начинаешь говорить от лица совершенно разных людей, ты как бы создаешь объемный портрет жизни, и получается такая голограмма.

Ко мне приходят совершенно неожиданные персонажи, и, когда я работаю над ними, получается целая драматургия. Почти Шекспир.

[html][/html]
Видео: youTube/пользователь: Tatyana Perezhogina

– Я с вами немножко не соглашусь: рокеры переживают и выплескивают свои эмоции, а тут, получается, что человек приходит к вам и, пользуясь вашим профессионализмом, покупает ваши переживания.

– Мне кажется, это стереотипы. Считается, что рокеры пытаются мир изменить, но, во-первых, это давно не так. Как и во всем шоу-бизнесе, форма съела идею, и красивые слова и позы служат лишь зарабатыванию денег. А если и пытаются изменить мир, то в какую сторону? Мне грустно видеть рок, в котором люди на себя берут роль мессии и должны учить людей жить. Но если рокер говорит: "Давай ломай все!" – в этом ничего ни умного, ни хорошего, история доказала. Получается игра на подростковых незрелых эмоциях в эгоистичных целях. Я полагаю, что рокеры должны больше думать над тем, что они поют, ведь им верят, это большая ответственность. Попсовики хотя бы не транслируют таких мессианских амбиций.

По большому счету, да, я должен заполнить смыслом музыку. Да, люди на мне пытаются заработать денег. Это нормально, и это – бизнес. Недаром он называется шоу-бизнесом. Я, конечно, хотел бы больше творчества, больше общения с людьми, которые поют мои песни. Но я делаю свое дело, и, если люди споют мои слова, они донесутся до народа, и этого, в принципе, уже достаточно. Программа-минимум выполнена. Если артист сам мне за это спасибо не скажет, ну что ж, это его карма, не моя. В целом, я стараюсь давать людям, что они от меня просят, ну, а если не просят – я продолжу жить своей жизнью и не пытаться влезть к ним в душу.

– Насколько вам важно, для кого писать, кто будет исполнять или это вопрос рынка?

– Вопрос рынка, конечно, существует. Понятно, что звезда может твою песню растиражировать и сделать из нее хит быстрее, чем начинающий артист. С другой стороны, звезды больше увязли в стандартах. Нераскрученная молодежь часто более подвижная, более склонная к эксперименту, но тут есть риск – они могут песню "не засветить". Огромное количество моих гениальных вещей просто до людей не дошло.

В принципе, такое может быть и со звездой. Песня войдет в альбом, но ее не заметят, потому что альбомы уже не слушают. Мои общеизвестные хиты – не лучшие мои песни. Чем песня глубже, многограннее, тем сложнее ей выжить в этом мире плоских и примитивных хитов.

[html][/html]
Видео: youTube/пользователь: Matvey Music

– У вас есть по настоящему сильные поп-хиты: "Танго втроем", "Не бей любовь об пол", выстроенные совсем не в рамках поп-традиции и, вероятно, более близкие жителям мегаполисов в отличие от песен той же "Фабрики". При написании шлягеров вы четко разделяете аудиторию и социальные группы, на которую они рассчитаны?

– Ну нет, я просто пытаюсь развить тенденцию, которую задает музыка. Выступаю в роли адвоката, который должен объяснить публике, зачем эти люди вышли на сцену. Текст действительно может интересно рассказать любую историю, раскрыв музыку под новым интересным углом. Мнение о том, что тексты пишутся о чем попало – просто вредное. Многие говорят: "А я в попсе слова не слышу", на что я отвечаю: " А что вы в ней тогда слушаете? Барабаны, обрывки мелодий, которые везде одни и те же?"

В итоге страдает поп-музыка, которой, хотим мы этого или нет, мы окружены. Легкая музыка должна иметь свой смысл. Для меня абсолютно гениальный поп-проект – AВВА. Музыка красивая, осмысленные тексты. Наверное, человека лучше учить жизни не в момент, когда ты его посадил перед собой, линейкой долбишь по лбу, говоришь: "Давай!", а как раз в момент, когда ему хорошо, когда ты с ним вместе отдыхаешь и веселишься. В это время он более доступен, более способен воспринимать тебя.

Что такое, скажем, танцы? Ты же танцуешь не один, а с девушкой, она слушает слова песни и представляет, что ты ей их говоришь. Слова становятся смыслом вашего общения. Если они о любви, о настоящей, а не о той, которую в попсовых песнях постоянно мурыжат, тогда у вас может что-то получиться настоящее.

– Давайте возьмем вашу песню "Не бей любовь об пол". Есть какой-то механизм создания качественного хита?

– Для меня это была не очень простая по решению песня. Вообще Игорь хотел сделать песню в стиле Mambo No.5. Я сказал: "Ты знаешь, в Mambo очень тупая аранжировка. Давай сделаем что-то типа той песни в "Маске", под которую танцевали Кэмерон Диас с Джиммом Керри, она более живая, более интересная". С текстом вообще было сложно: я придумал фразу "Не бей любовь об пол, это же тебе не баскетбол"– месседж понятен, мысль сказана, что дальше? Я начал писать на тему, как девушка может объяснить парню, что он делает что-то не то, но выходила страшная нудятина. В итоге я решил, что надо просто нарисовать картинку, а в картинку ненавязчиво залить философию. Получается, что в то время, когда парни проливают кровь и зарабатывают бабло, девушки танцуют модный танец "Не бей любовь об пол". Изящно? Это, кстати, было в 90-е, и эта эстетика была актуальна.

[html][/html]
Видео: youTube/пользователь: StarPro

– Вам не кажется, что современная поп-музыка, причем это касается не только отечественной, жутко усреднена. Хиты-однодневки существовали всегда, но сейчас они как никогда правят балом?

– Мир вообще катится в одноразовость. Если раньше девушки могли нарядиться в бабушкины платья, а парень нацепить отцовские ботинки и петь вечные песни, разъезжая на автомобилях, которые тоже были сделаны навечно, и иметь при этом свое лицо, то сейчас все делается на один день. Здания Древнего Рима до сих пор стоят, а всему, сделанному сейчас, с самого начала дается короткая жизнь: компьютер должен прожить 5 лет и сломаться, машина должна прожить чуть больше, но тоже сойти на нет. Это бизнес, это просто деньги.

Но с другой стороны, это же и наша жизнь. Мы живем среди этих вещей. Песне отведено жить 3 месяца, а потом пора продавать новые. "Отойди в сторону, старая песня, дай дорогу новым торгашам".

Боюсь, в этом и есть философия сегодняшнего дня, но мне очень хочется с ней бороться. Раньше писатели, поэты, музыканты несли великое и вечное, сейчас попробуй сказать современным артистам, что надо нести что-то подобное? Да тебя просто засмеют, а то и в сумасшедший дом уедешь после этой фразы.

Музыка была раньше сродни молитве, а сейчас она превратилась в товар народного потребления, и это мировой процесс. Мы же свою традицию потеряли, а чужую не приобрели. Как говорили, из деревни уехал, в город не приехал. По большому счету я бы сказал, что современные песни перестали выполнять функцию друга и советчика, а стали раздражителем. Как лягушке в мозг электрод вставляют, пускают ток – и она начинает дрыгаться, вот это та же самая история. Поймали какую-то мелкую эмоциональную щекотку – такую нервную – и поют: "Не бросай меня, не бросай!" На этих эмоциях из человека выделяется сопутствующий нервный пот, мелкая истерика, и этот пот и считается эмоцией на песню.

Вообще шоу-бизнес – это конвейер наподобие "Форда". Ты стоишь с гаечным ключом и должен повернуть одну гайку под названием "текст". Все, дальше песня едет дальше. Что сходит с конвейера? Человек с ключом не отвечает.

– А есть ли четкая схема планирования хита? Скажем, звонит вам менеджер артиста и говорит: "Дружище, мне нужна песня, чтобы все было четко разложено по одной схеме – здесь любовь, тут расставание". Что вы делаете дальше?

– Как правило, люди просто говорят: "Нужен хит" – и все, дальше пиши, что хочешь. Это стандартный заказ. У меня были пару раз ситуации, когда я переводил тексты с иностранных языков. Например, у Севары в песне прекрасный текст на английском языке, какой-то даосский. Мне все это близко и понятно, я просто перевел то, что написано.

Кстати говоря, "Школьная пора" возникла, когда Игорь Зубков мне сказал: "Я представляю себе название "Школьная пора", и мы написали об этом песню.

[html][/html]
Видео: youTube/пользователь: ALEX STERN

– Бывает, что заказчик просит переделать?

– Бывает. И я готов идти на изменения текста, в том случае, если понимаю, что это правильно и улучшит песню. Бывают такие ситуации, когда я пишу песню и представляю, как ее человек споет. Потом слышу, что он ее спел иначе, и там такая аранжировка, что поменял бы слова. Потому что поменялась эмоция вокалиста, и слова звучат нелепо. Я стремлюсь к максимальному раскрытию песни как к правильному решению решению задачи.

Когда люди совершенно не врубаются и просто тупо тыкают пальцем, мол, "поменяй слова", которые нельзя менять, то я этого не делаю. В шоу-бизнесе у меня с этим есть проблемы, многие говорят: "С Арсеневым невозможно работать, он такой пафосный, не меняет слова!", а я делаю это для них, чтобы песни жили, и многие из них потом кормят их всю жизнь.

– Сейчас в распоряжении поп-композиторов и аранжировщиков огромные технические возможности, тем не менее они пользуются ими так, что от засевшей в мозгу примитивной мелодии, да еще и соответствующим текстом, не знаешь как отделаться.

– Музыка становится более нарезанной. Развернутые мелодии ушли, а у тех, что создаются сейчас, осталась пара нот. Все повторяют примерно одинаковые мелодические ходы. Почему мне и смешно, когда люди говорят, что они не слушают текст, а слушают музыку! Людям подпихивают поп-корн, одноразовые пластиковые игрушки, которые хорошо продаются, потому что они дешевые. Продавцам нужна послушная масса, это всегда было так, но не быть массой – в наших руках. Есть песни, которых хочется, чтобы было больше. В мире таких песен много.

[html][/html]
Видео: youTube/пользователь: Певец ПАСКАЛЬ

– Например?

– Я люблю Стинга, Эрика Клэптона, можно долго перечислять. Из наших мне нравятся отдельные песни. Если говорить о поп-музыке, мне ближе всех Леонид Агутин, из более ранних нравится Виктор Резников. К сожалению, он недолго пожил, но был настоящий "фирмач", его песни на русском языке звучали, абсолютно фирменно. Мне очень нравятся песни, написанные Дербеневым. Жалко, я с ним не встретился: зашел в шоу-бизнес, когда он умер. Я бы просто встал на колено перед мастером. Мне говорили, что я в чем-то его напоминаю, и это приятно. Дербенев писал в то время, когда не было такого разнообразия стилей, и он имел и свой язык, который я даже в некоторых своих песнях применял.

– Вы общаетесь с кем-то из коллег – поэтов-песенников – или жесткость поп-мира этого не подразумевает?

– Я могу так сказать: все мы гребцы на одной галере. Нам, конечно, есть о чем поговорить, но это не совсем творческий разговор. Мы все привязаны к задачам, которые перед нами стоят, и они имеют мало общего со свободным творчеством. Бывает, я горжусь своими песнями, но все равно это работа, с таким же успехом могут встретиться военные и обсудить какую-нибудь стратегию или автослесари: "О, классная тачка!" Но сокровенное редко получается достать.

[html][/html]
Видео: youTube/пользователь: MELOMAN VIDEO

– Давайте перейдем к вашему Кремлевскому концерту. Наверное, волнуетесь, ведь встреча автора поп-песен со зрителем происходит куда реже, чем с их исполнителем?

– С концертом все получилось спонтанно, и многие артисты, кого я хотел позвать, оказались в этот день заняты. Другое дело, что если бы все были, тогда концерт продолжался бы три дня. Единственное, на что я надеюсь – что все будет организовано правильно, и все будут на хорошей волне, тогда получится праздник. Для меня это знакомство со зрителем, который через исполнителей не может до конца понять, о чем я думаю и что я хочу им сказать. Ведь песни, вырванные из моего контекста и вставленные в общий репертуар, воспринимаются уже по-другому. Только собранные вместе, они раскрывают меня.

Я себе говорю: "Костя, не волнуйся, это не вопрос жизни и смерти!" Но в душе кажется, что это именно так... Надо будет выйти и спеть самому, и мне страшно, но страх этот нормальный, я думаю, что ребенок перед рождением испытывает что-то подобное...

Кроме звезд, я хочу там показать некоторых людей, не сильно известных, но хороших. Мне хочется перекинуть мостик, порадовать народ старым и новым.

– Недавно поп-общественность утвердила "Российскую национальную музыкальную премию", которая позиционируется как принципиально новая и объективная. Вы верите в объективность, а главное – в целесообразность каких-либо премий в принципе?

– Секрета я не открою, если скажу, что хиты выбирает не народ. А важна народная любовь. Да, не меньше 100 моих песен удостоены наград. Сколько точно, не знаю. Причем фишка есть такая – на многие премии авторов песен даже не приглашают. Скажем, "Песня года" авторов касается, а "Золотой граммофон" нет. И про то, что мои песни что-то получили, я узнаю случайно. Это шоу-бизнес в действии. Есть вещи, которые людей объединяют – жизнь, любовь, дружба, а бизнес людей разделяет.

Монополизация бизнеса приводит к тому, что человек, который сидит на радийной кнопке, говорит: "Я делаю вас звездами, несите сюда бабло". Все премии проходят примерно в одних и тех же кулуарах, и те же самые люди будут решать, кто уйдет, а кто останется. Если будут решать совсем новые люди, тогда – может быть, ну а если нет, то это очередная замануха.

– Тем не менее народная любовь важнее. Какие наградные статуэтки у вас имеются и как вы их используете?

– Ко мне как-то приезжали журналисты домой и задавали этот вопрос. У меня есть статуэтка "Лучший поэт года" и еще одна, с хлопающими ладонями. Они примерно по весу одинаковые, так я сказал журналистам, что я их использую вместо гантелей. Конечно, когда тебя награждают, это приятно, но мне важнее общение с людьми, имеющими свое мнение. Все остальное – игры.