Дорогой мастера русских народных галлюцинаций: Петр Мамонов глазами летописца

Фото: m24.ru/Виктория Виатрис

14 апреля свое 65-тилетие отмечает Петр Николаевич Мамонов – поэт, музыкант, танцор, актер театра и кино, в прошлом лидер великой группы "Звуки Му" Новые песни, составившие программу "Приключения Незнайки", Мамонов исполняет с молодыми музыкантами, обозначенными как "Совершенно новые Звуки Му". Это уже конечно никакие не "русские-народные галлюцинации", но это однозначно – Петр Мамонов, непредсказуемый и яркий. В свой день рождения он выйдет на сцену Театра Эстрады с программой, которую сам и объявит в день концерта. Сегодня мы с разрешения журналиста и культуролога Сергея Гурьева представляем несколько глав из его книги "История группы "Звуки Му", вышедшей в петербургском издательстве "Амфора", на сегодняшний день – наиболее полной биографии, охватывающей самые важные этапы творческого пути Петра Николаевича Мамонова.

ПРЕДЫСТОРИЯ

"Петр Николаевич Мамонов родился 14 апреля 1951 года и вырос в том же московском дворе близ Трубной площади, что и Владимир Высоцкий. Его окрестности – Хитров рынок, Косой переулок и т. п. – исстари считались самым блатным, хулиганским районом столицы, ее криминальным центром с соответствующей энергетикой. Здесь веками жили целые династии профессиональных воров. Весь колоритный антураж знаменитого сериала "Место встречи изменить нельзя", в сущности, навеян атмосферой этих мест. Такова была историческая родина группы "Звуки Му".

"Я с детских лет все время бежал, мне все было интересно, – много лет спустя вспоминал Мамонов. – Под трамвай рвался от бабушки: "Петя, домой! Петя!" Вечно этот крик: "Петя, сделай потише! Петя, домой! Петя, хватит! Петя, не надо!" Потому что меня рвало, разрывало всюду. И так жизнь вся".

С юных лет Мамонов отличался фантастическими способностями к современным танцам: он блестяще, в резко индивидуальной манере выплясывал шейк, рок-н-ролл и особенно твист. Старые алкаши-доминошники с его двора, помнившие еще юность Высоцкого, любили приглашать Петра с магнитофоном, чтобы он танцевал им твист под своего любимого Чабби Чеккера, – и благодарно выставляли портвейн. Неудивительно, что на школьных соревнованиях по скоростному выпиванию бутылки портвейна Мамонов занимал почетное второе место после футболиста Жени Жардецкого, который вскоре сел в тюрьму – за эксгибиционистское оскорбление малолетней соседки по подъезду.

К слову, на базе той же 187-й школы на Большом Каретном (в советские времена это была улица Ермоловой) была организована английская спецшкола №30. Классом младше Мамонова там учился другой юный футболист – будущий бас-гитарист "Звуков Му" Александр Давидович Липницкий. До тюрьмы у них с Петром Николаевичем дело, правда, не дошло, но из школы обоих выгнали почти одновременно: Мамонова – за диверсию со взрывом в кабинете химии, а Липницкого – за небезответную звериную ненависть к педагогу по математике.

Фото из архива Александра Липницкого

Мать Липницкого вторично вышла замуж за переводчика Брежнева Виктора Суходрева, большого меломана, лично знакомого с самим Фрэнком Синатрой. Редких западных пластинок в их доме было бесчисленное множество. Надо сказать, что Мамонов с Липницким были чуть постарше, скажем, Гребенщикова с Макаревичем, и элитная столичная спецшкола вкупе с коллекцией Суходрева открыли им уникальную для советских рок-меломанов возможность сформировать свои вкусы на добитловской музыкальной культуре. Помимо Чабби Чеккера, в фаворе у будущих кормчих "Звуков Му" находились, к примеру, Рэй Чарльз, а также Айк и Тина Тернер. "Черная" Америка счастливым образом завоевала их сердца раньше британского "окультуренного" рок-н-ролла, заложив магический фундамент для последующего проявления животной, буреломной русской дикости. Вскорости рок-героем номер один для Мамонова с Липницким станет такая экзотическая и эксцентричная фигура, как Кэптен Бифхарт (Captain Beefheart), а The Beatles в их глазах, нужно ли пояснять, всегда будут оставаться далеко позади The Rolling Stones…

В бытность старшеклассником Мамонов стал барабанщиком дворового ансамбля "Экспресс", базовым двором которого была воспетая еще Гиляровским знаменитая "Малюшенка" между Большим Каретным и Цветным бульваром. В самой варварской форме "Экспресс" исполнял стандарты "битлов", "роллингов" и даже только успевших зародиться Led Zeppelin. Уже тогда юный Петр проявлял тягу к мультиинструментализму: по рассказам очевидцев, он, бывало, играл и на дешевых клавишах – причем с такой былинной экспрессией, что клавиатура оказывалась залита кровью. А однажды на "джем-сейшене" в дружественной школе № 636 Мамонов, как всегда, барабанил, а вот Липницкий пел (!) модную, не так давно записанную в оригинале Satisfaction. Впрочем, после окончания школы период музицирования для друзей прервался более чем на десятилетие.

Период меломании в это десятилетие, однако, продолжался. В начале 70-х друзья знакомятся с молодым коллекционером грампластинок Артемом Троицким: конкретно Липницкого с ним особенно сблизила обоюдная любовь к творчеству Van Der Graaf Generator. Помимо того, они активно тусовались с золотым поколением московских хиппи, во главе которых стоял знаменитый Юра "Солнышко" Бураков (прототип героя известного фильма Гарика Сукачева "Дом Солнца"), и не пропускали ни одного концерта культовых в "волосатой" среде "Ветров Перемен" Александра Лермана. Вялый хиппистский пацифизм, впрочем, претил экспрессивному нутру Петра Николаевича. Дело доходило порой до открытых конфликтов: однажды Мамонов настолько озлобился, что отлупил зарвавшуюся волосню досками от скамеек. Гораздо больше его менталитету подошли бы идеалы панк-движения, но для этого будущий солист "Звуков Му", увы, родился слишком рано.

Фото из архива Александра Липницкого

Не любил Мамонов и "Машину времени". Если Липницкий устраивал Макаревичу & Ко концерты в той самой 30-й школе, то Петр Николаевич принципиально обходил их стороной. "Мамонов всегда вел себя по отношению к "Машине" крайне агрессивно, – вспоминает Липницкий. – Никогда не здоровался, смотрел волком. Было полное ощущение, что вот-вот даст кулаком по дыне. Свойством его артистического таланта было категорическое нетерпение пошлости – то есть отсутствия вкуса и стиля".

Между тем нашим героям нужно было как-то зарабатывать на жизнь. Липницкий вскоре с головой уходит в теневой антикварный бизнес, а вот Мамонову финансовые вопросы даются с трудом, потом и кровью. Он попеременно осваивает и забрасывает непостижимо широкий спектр профессий: работает наборщиком в типографии, заведующим отделом писем в журнале "Пионер", банщиком, лифтером, корректором, рабочим в продуктовом магазине, в бойлерной на ТЭЦ и наконец, переводчиком с норвежского (к слову, последнюю и самую цивильную в этом списке специальность будущему творцу подарила его мама, Валентина Петровна Мамонова, известная переводчица со скандинавских языков). Перед глазами будущего артиста, как в калейдоскопе, сменяли друг друга сюрреалистические картинки иллюстрированной энциклопедии советской жизни. Накопившиеся параноидальные впечатления переплавятся в дальнейшем в творчество. Причем иногда – самым простейшим образом: например, работая в "Пионере", Петр Николаевич увлекался патологическими стихами, которые присылали в журнал безумные советские дети. Одно такое особо отъявленное стихотворение превратилось впоследствии в текст песни "Звуков Му" "Восторг".

СОЗДАНИЕ ГРУППЫ

Воодушевившись, Мамонов поначалу собрал некий ансамбль из местных чертановских хулиганов, где все подпевали, а он, рыча, играл на гитаре. Сии эксперименты скрупулезно записывалась на магнитофоны "Астра" и "Маяк". Одна из данных песен – англоязычная Me & Motocicle – много лет спустя, в 1999 году, оказалась включена в сборник архивных записей "Звуков Му" "Шкура неубитого".

Затем Мамонов рассказал об этих опытах своему младшему сводному брату Алексею Бортничуку по кличке Лелик. Того потянуло поучаствовать. Вскоре группа чертановских хулиганов была распущена, и Мамонов с Леликом стали, так сказать, "работать" вдвоем. Эта ранняя формация-протагонист будущего состава "Звуков Му" имела рабочее название, вполне отражающее ее суть: "Братья по матери". Петр Николаевич пел и играл на акустической гитаре, Лелик барабанил чем попало по чему попало – перевернутым стульям, кастрюлям, баночкам из-под майонеза – и энергично тряс детскими погремушками. Мало того, изредка и он брался за вторую гитару. Подобные опыты также записывались и превращались в конкретные "домашние" магнитоальбомы, которые до сих пор хранятся в архивах первопроходцев: "Бомбейские раздумья", "Разговор на площадке № 7" и т. д. Композиция "Бомбейский блюз" из "Бомбейских раздумий" также была впоследствии включена в "Шкуру неубитого" – под названием "Новый год".

Фото: m24.ru/Виктория Виатрис

Николай Иосифович Бортничук, отец Лелика и отчим Мамонова, занимался производством электронно-лучевых пушек в институте электронно-термического оборудования (ВНИИЭТО). У одной из сотрудниц его отдела имелся сын с музыкальным образованием – некто Паша Хотин, который учился в МЭИ и играл на клавишах в институтском ансамбле, исполнявшем всевозможные кавер-версии "в диапазоне второго гребенщиковского тракториста" – от Santana до Weather Report. Братья, составлявшие хоть и самобытную, но достаточно пещерную в музыкальном плане формацию, решили пригласить к себе в ансамбль этого чуть загадочного молодого человека, у которого, помимо музыкального образования, к тому же имелась институтская репетиционная база.

Летом 1981 года, когда Петя с Леликом позвонили Паше, он только что вернулся из "академки". Участники его группы разъехались по отпускам, база простаивала. Хотин решил помочь друзьям… Однако на первой же репетиции выявилось, что его взращенное на классике джаз-рока музыкальное мышление абсолютно несопоставимо со зверино-интуитивными опытами первопроходцев проекта, и ансамбль безнадежно не складывается. Но настоящий мастер всегда найдет выход! Паша мудро перешел на бас, играть на котором почти не умел, а за клавиши пригласил примерно так же ими владеющего институтского приятеля Диму Полякова. Лелик сидел за барабанами, Мамонов пел и играл на гитаре. Инвариантный ряд сложился, стало получаться намного лучше. Подтянулся Троицкий, который попробовал играть на скрипке, причем без смычка – пальцами. Подзвучить ее оказалось нереально, так что игру Артема никто не слышал, и он, как минимум, никому не мешал. Дело двигалось. К примеру, изобретенная на том этапе аранжировка песни "Шуба-дуба блюз" оказалась настолько удачной, что с успехом использовалась впоследствии каноническим составом "Звуков Му". Тогда это название по отношению к группе, впрочем, еще не утвердилось, и группа, по предложению Троицкого, именовалась "Бронепоезд без колес". Увы, вскоре этот зачаточный этап становления коллектива был прерван самым жестоким образом. Безобидный разгильдяй Лелик решил социализироваться и неосторожно устроился в какую-то злосчастную бойлерную, где у него не сложились отношения с районной милицией. Расстроившись, он перестал ходить на работу и… получил два года исправительной колонии за тунеядство. Не пережив такого удара, ансамбль временно распался.

Тем временем Саша Липницкий с легкой руки Артема Троицкого перезнакомился со всеми лидерами новой волны ленинградского рок-андеграунда: Гребенщиковым, Майком и Цоем. В квартире Липницкого на Каретном ряду образовался своего рода богемный салон, в котором будущие звезды исполняли (иногда впервые) свои песни для узкого круга московских друзей, потребляли алкоголь, а также священнодействовали: пялились на экран одного из первых в стране видеомагнитофонов. Как вспоминает Троицкий, на одном из таких домашних концертов "Аквариума" он "посреди всеобщего пьяного словоблудия" и услышал впервые из уст Петра Николаевича заветные слова "З-з-звуки М-Му": великий артист, как известно, немного заикался.

На совместных попойках Мамонов вообще иногда произносил запоминающиеся фразы. Однажды у него вдруг вырвалось: "Алкоголь – это я". В другой раз, чокаясь с Гребенщиковым, он задумчиво сказал: "Люблю я тебя, Боря. Люблю! Но не очень…" В свою очередь, сам Гребенщиков любил цитировать другую пословицу "Звуков Му": "Человек человеку – композитор".

На правах старого друга Липницкого и Троицкого Мамонов стал принимать участие в совместных с питерцами квартирных концертах в "салоне на Каретном", который он называл "Дом культуры". Это было для него отличным тренингом: начинающий артист мог повариться в соку, а точнее, в самых сливках русского new wave – ничего более свежего и стилистически актуального в отечественном роке той поры не существовало и близко. Липницкий, впрочем, поначалу не воспринял экзерсисы бывшего школьного товарища всерьез и представлял его друзьям как эдакую диковинку, экзотический курьез. Троицкий, напротив, горячо втолковывал всем, включая владельца квартиры, насколько все это ярко, самобытно и круто.

Фото: m24.ru/Михаил Сипко

Наконец, Мамонов сам предложил Липницкому, в котором всегда чувствовался неплохой организатор, объединить усилия в работе над проектом. Прозвучало это крайне своевременно: антикварный бизнес, в котором по уши погряз Александр Давидович, находился в глубоком кризисе. Кто-то уже сел в тюрьму, кто-то – на иглу, всех плотно обложили мастера "глубокого бурения". В моду входило выражение "антиквариат – это тебе не муха на палке". Так что Саша был рад сменить род занятий и с головой уйти в прогрессивное искусство. К тому же он реально ощутил, что его школьный друг добился в творческом саморазвитии чего-то весьма значительного.

Музыкантов в формирующейся группе не хватало: кроме потенциально верного клавишника Паши Хотина и сидевшего в колонии Лелика, из которого Мамонов твердо надеялся вырастить гитариста, рассчитывать было не на кого. Среднестатистический профессиональный музыкант, услышав поющего Мамонова, мог и осатанеть. Стало ясно, что придется натаскивать кого-то из своих.

Какое-то время Петр Николаевич пытался сделать бас-гитаристку из своей новой жены Ольги, эффектной танцовщицы кордебалета, работавшей в знаменитых своими варьете московских ресторанах "Новый Арбат" и "Звездное небо". Появилась она в мире "Звуков Му" очень изящно.

"Как-то раз мы отправились в еврейский театр Шерлинга на Таганке, который тогда еще не был уничтожен,– рассказывает Александр Давидович. – Зашли и видим: в фойе светлая шатенка ест мороженое. Мы встали в "стойку": как разбирающимся в женской красоте мужчинам она нам сразу понравилась. Худая, необычная, в темных тонах. Скромная, но с шармом, романтично-бледная. Открытое поедание мороженого придавало ей, такой томной женщине, особую пикантность. Познакомились, обменялись телефонами… Оля была девушка с амбициями, ей хотелось большего, чем мог предложить советский ресторанный шоу-бизнес. Может быть, в какой-то степени ее тотальное увлечение возлюбленным и потом мужем, "Звуками Му", – сублимация. Ей как артистке свою индивидуальность в условиях того времени реализовать толком не удавалось. А тут – человек вопреки всему смог такое… И она все сложила на этот алтарь. Безусловно, в их отношениях была сильнейшая эротическая составляющая. И Ольга, и Петр – одаренные, яркие в плане эротики люди. Именно Ольга Мамонова стала источником вдохновения для песни "Ремонт", когда они с Петей сами отремонтировали свою квартиру в Чертаново".

Но как бы Олю ни вдохновляли Петр Николаевич и "Звуки Му" в целом, дергать изящными пальчиками толстенные струны на бас-гитаре ей было слишком тяжело. К тому же недавнюю звезду кордебалета тогда уже куда больше интересовали совсем другие проблемы: в момент начала репетиций она была на седьмом месяце беременности.

Петр с грустью понял, что новая Тина Уэймут из жены не получится. Правда, много лет спустя из Ольги Мамоновой получился директор последнего состава "Звуков Му"… А тогда, андроповской зимой 1982-83 гг., друзья решили, что функции директора и бас-гитариста группы постарается совместить Саша Липницкий. (Кстати, больше всех эта идея грела именно Ольгу, освобожденную от бас-гитарной пытки.) Помимо басиста, группе, правда, требовался и барабанщик, но на барабанах в тридцать лет научиться играть – дело уж слишком мудреное. А что бас-гитара: четыре струны… И Саша самоотверженно стал пытаться освоить инструмент, который до этого ни разу не держал в руках. Сразу же обнаружилось, что чувством ритма Липницкий не обладает, но для Петра было важнее то, что это его старый надежный друг, с которым они, бывало, стояли спина к спине в темных дворах Большого Каретного и отбивались вдвоем от десятерых. "Не было и мысли, чтобы Саша дрогнул!" – рассказывал потом Мамонов с гордостью друзьям. Чтобы разобраться с бас-гитарой, мужественный Липницкий даже изобрел собственную нотную грамоту: он завел специальную тетрадь в клеточку, нарисовал в ней 4 линии (струны) и стал обозначать последовательность, в которой требовалось дергать нужным пальцем за нужную струну нужное количество раз, да еще с нужной силой. Мамонову столь серьезный подход к делу очень нравился.

Фото: m24.ru/Виктория Виатрис

По рекомендации Цоя с Гребенщиковым барабанщиком этого невероятного ансамбля поначалу стало молодое питерское дарование из свиты Сергея Курехина – 16-летний Сергей Бугаев по кличке Африка, ученик "аквариумиста" Петра Трощенкова, будущий герой фильма "АССА" и художник-бизнесмен. В марте 1983 года начались репетиции, и стало ясно, что играют все вкривь и вкось. Было решено натаскивать неофитов в отсутствие и без того обладающего чувством ритма Хотина – и подключить его к делу попозже, когда все более-менее наладится. Пару месяцев Мамонов, Липницкий и Африка втроем отчаянно рвали струны и барабанные пластики прямо в "салоне на Каретном": Африка привез из Питера и разместил в гостиной Липницкого полную барабанную установку Amati. К счастью, звукоизоляция в доме была хорошая, равно как и приученные ко всему соседи.

В мае пустующее место Лелика, продолжавшего отбывать срок где-то под Брянском, решил занять Артем Троицкий, обладавший тогда купленной у легендарного "Вайта" Белова гитарой "Star-7". У Троицкого, как и у Мамонова, имелся опыт игры в школьных ансамблях: в Праге, где работали его родители, журналисты-международники, он тряс маракасами в ансамбле The Whirlwinds; а затем, после событий 1968 года, уже в Москве, Артем пел и играл на басу в группе Cry Babies. Но собственно на гитаре он ранее играл только дома, для себя: по его воспоминаниям – "всяческий нойз под ритм-бокс, опираясь на концепцию Хендрикса". Сей факт оказался роковым: Троицкий пытался привносить эти авангардные "соляки" в "Звуки Му" и упорно не желал играть аккордами, а Мамонов безуспешно стремился склонить его к манере игры Энди Саммерса из The Police. Кроме того, Артем каждый раз интерпретировал одну и ту же вещь по-новому, и Петр Николаевич, пытавшийся заставить его остановиться на какой-либо удачно прозвучавшей гитарной партии, наталкивался на непонимание строптивого партнера. "Петр говорил мне: "Все, играй так!" – вспоминает Артемий Кивович. – А для меня это было сродни стоянию у конвейера в ботинках Чарли Чаплина в фильме "Новые времена".

Павел Хотин, в свою очередь, вспоминает, что Артем тогда выглядел как настоящий голливудский красавец и, стало быть, еще и по имиджу не вписывался в "Звуки Му" – ансамбль монстров. Люди в группе и впрямь были как на подбор: лысеющий щербатый Мамонов с птичьим носом, лысый и чернобородый "Карабас-Барабас" Липницкий, Хотин с лицом вампира, ушастый малолетка Африка… Короче, Троицкий в группе не прижился. "Да и слава Богу, – рассуждает Липницкий. – А то сломал бы себе жизнь. Был бы сейчас такой худой, заросший алкоголик… Зато смотрелись бы они потом с Леликом как Рон Вуд с Китом Ричардсом".

ПРОРЫВ НА ЗАПАД И АЛЬБОМ С БРАЙАНОМ ИНО

Осенью 1988 года, "Звуки Му" вступили в полосу заграничных гастролей. Процесс начался с Венгрии, куда по рекомендации Троицкого группа выехала на фестиваль Hungary Carot ("Венгерская морковка"). Это был весьма авторитетный, престижный форум альтернативной музыки: достаточно сказать, что в его программе значился Джинджер Бейкер. Увы, до "Морковки" бывший барабанщик Cream не доехал, будучи снят в промежуточном аэропорту с самолета из-за наркотической интоксикации.

Видео: [URLEXTERNAL=https://www.youtube.com/watch?v=lOtiDcx1hIs]YouTube[/URLEXTERNAL]/ Пользователь: Vlad Piskunov

Наши герои едва не попали в сходную ситуацию, но вышли из нее с честью. За сорок минут до выхода на сцену почтительные венгры внесли в гримерку "Звуков Му" ящик пива и ящик вина. Девственные в плане масштабов заграничного сервиса братья Мамоновы потребовали от Липницкого выяснить, что это значит. Получив предсказуемый ответ, они за полчаса набрались до состояния глубокого сна. В шоке от происходящего стали напиваться и остальные члены группы. Но, в конечном счете, железная воля подсознания Петра Николаевича заставила его очнуться, жестоко оживить брата, и в последний момент вся группа вылетела на сцену – в полубезумном состоянии. Играли агрессивно, раскованно, блестяще – по воспоминаниям членов ансамбля, это был их лучший зарубежный концерт вообще. Овации были столь сильны и продолжительны, что выступавшие после "Звуков" Pere Ubu в течение получаса (!) не могли выйти на сцену.

Вслед за Венгрией последовала Италия, куда "Звуки Му" полетели вместе с "Браво" и "Телевизором". Рим, Падуя, Турин. Но устраивали все это люди, близкие к коммунистам (Unita), и результат получился соответствующий. Если в Венгрии группа получила адекватную, целевую аудиторию, то здесь – более случайную и праздную, да еще и с поправкой на достаточно спокойное отношение к рок-музыке, традиционно процветающее в Италии. Однако никто особо от этого не расстроился, ибо ансамбль находился в состоянии глубокого алкогольного анабиоза. К примеру, когда год спустя, во время повторных гастролей на Апеннинах, местные журналисты поинтересовались мамоновскими впечатлениями от прошлогоднего турне, Петр Николаевич простосердечно ответил: "Извините, ребята, я в Италии раньше никогда не был".

Далее, уже весной 1989 года, была Варшава. С муками освобождавшаяся от советского ига Польша ненавидела все, что к востоку от Бреста, и годом раньше дружно освистала "Машину времени". Когда "Звуки Му" заиграли свою новую "цивильную" программу, публика машинально решила, что это очередной Макаревич, и стала забрасывать ансамбль яблочными огрызками. В дело был экстренно пущен "Серый голубь", и его старый добрый варварский примитивизм дал полякам понять, что перед ними группа антисоветская – и, стало быть, "своя". Свист плавно перешел в аплодисменты.

Но поездка в Польшу состоялась уже после еще одной важнейшей вехи в истории "Звуков Му" – записи альбома в продьюсе легендарного Брайана Ино. Бывший клавишник Roxy Music и продюсер лучших альбомов U2 и Talking Heads, Ино тогда со своей супругой Энтией Норманн-Тейлор возглавил небольшой лейбл "Опал Рекордз" (Opal Records), специализировавшийся на выпуске некоммерческой музыки. Когда на Западе по поводу России начался околоперестроечно-горбачевский бум, Ино решил пошарить в этой огромной и загадочной стране на предмет музыкальной экзотики. Троицкий, уже зарекомендовавший себя в глазах "зарубежных специалистов" в качестве надежного поводыря-Вергилия по кругам русского рока, посоветовал Ино обратить внимание на "Звуки Му". Тот решил, что это – "своеобразный маниакальный минимализм", а Мамонов – "удивительный и страшный тип, явившийся словно из какого-то глубокого средневековья". Назревала запись. Бюджет у Ино был скромный, и он сразу стал на всем экономить. Выяснилось, что прямо в Москве можно дешево арендовать студию ГДРЗ ("Дом Радио") на улице Качалова (ныне – Малая Никитская, а здание это теперь принадлежит ГТРК "Культура"). В общем, решили записать все там, а сведение делать в надежном Лондоне, куда к тому же можно не тащить всю группу, ограничившись Мамоновым-художником и Липницким-директором.

Увы, опытнейший Брайан Ино не знал великой русской поговорки про бесплатный сыр в мышеловке – куда и попался. Первой крупной неприятностью для него стало общение с общественным туалетом ГДРЗ, откуда он всякий раз выбегал с мученическим выражением лица и долго потом тяжело дышал у открытой форточки. Более криминальным моментом стало отсутствие в студии миди-пульта, из-за чего не удалось обработать звук баса и барабанов. В итоге он остался таким же случайно-левым, как был записан, и ритм-секция просела. Наконец, Мамонов, как это уже повелось в студийных условиях, слишком усердно старался петь правильно и точно - с предсказуемо-унылым результатом.

Запись заняла 12 ноябрьских дней 1988 года. Новый этап мучений начался уже в следующем году, в ходе лондонского сведения. В промежутке Петр Николаевич впал в очередной запой, разгар которого пришелся на момент прилета в Лондон, где на 10 дней была заказана дорогущая Air Studio Джорджа Мартина на Оксфорд-стрит. Ино поселил Мамонова с Липницким на квартире своего друга-продюсера Майкла Брука (известного на постсоветских просторах, в частности, по своему совместному с армянским дудукистом Дживаном Гаспаряном альбому Black Rock). Ничего не подозревающий Брук в тот момент безмятежно находился на гастролях. За три дня была полностью истреблена коллекция старинных вин хозяина квартиры, которую он собирал в течение 10 лет. Вернувшись с гастролей, Брук буквально остолбенел. Светские хроники английских газет запестрели заголовками: "Русские выпили коллекцию вина известного лондонского музыканта".

На протяжении всего сведения Мамонова примерно раз в два часа одолевал зеленый змий. В этих случаях он, не выходя из студии, с головой залезал в свою черную сумку – якобы в поисках конспектов – и прикладывался к фляге. Молодые звукоинженеры Air Studio поражались: русский музыкант, ознакомившись со своими таинственными заметками, из злого вдруг становился добрым.

Фото: m24.ru/Михаил Сипко

По мнению Липницкого, самым фатальным оказалось то, что Мамонов Ино не доверял. Еще в самом начале процесса, когда Александр Давидович сообщил другу о готовности Брайана продюсировать альбом, Петр Николаевич сделал козью морду и сказал, что предпочел бы Кэптена Бифхарта или, на худой конец, Фрэнка Заппу. Даже в Roxy Music он, дескать, всегда больше уважал одержимого половыми бесами Ферри, нежели плешивого интеллигента Ино.

Поэтому при окончательном сведении старый тоталитарист Мамонов просто не подпускал обходительного продюсера альбома к пульту – и делал все сам. Слишком хорошо воспитанный Ино только разводил руками. А так как Петр Николаевич традиционно хотел, чтобы все было "солидно и по-взрослому", итогом его стараний стал скучный вылизанный звук, не содержавший и тени фирменной "звукомушной" маниакальности.

"Самобытность, энергия, чумовой стержень – всех этих качеств группы на альбоме в который раз передано не было, – комментирует Паша Хотин. – В студии Петя все это всегда старался подавить. Ведь по-человечески он был самый сумасшедший! Нужно было отстранять его от записей. А он лез – на "отходняках". Старался петь наиболее верно и наиболее скучно. Самопродюсирование почти всегда кончается крахом! Тут нужен человек со стороны. Что же касается Брайана Ино, то для "Звуков Му" лучшим продюсером был бы не тонкий эстет, а человек, знающий толк в тонкой грубости. Ино для нас оказался слишком интеллигентен".

Лишь под конец записи Липницкий убедил Мамонова "сделать Брайану подарок" и позволить ему собственноручно свести хотя бы один из 10 треков альбома – пресловутую "Гадопятикну" (включая ее, пять композиций для "опаловского" CD Ино отобрал с "Крыма", четыре – с "Простых вещей" и одну – "Забытый секс" – с еще не записанной "Транснадежности"). Но и "Гадопятикна" прозвучала здесь по настроению бледнее, чем "крымский" оригинал, – а, пожалуй, главным достижением записи стала архирафинированная "Сумасшедшая королева": именно здесь иновский продьюс даже при мамоновском сведении оказался наиболее органичен.

Так или иначе, выпущенная "Опалом" и поддержанная супердистрибьютором WB пластинка за две недели разошлась тиражом 35 тысяч экземпляров. Авторитетный журнал Village Voice, оценивая сразу три альбома русских "независимых" групп, почти одновременно появившихся на американском рынке, поставил по 5-балльной шкале "Звукам Му" 4-, тогда как Radio Silence БГ – лишь 2-. Зато аж 5 баллов получила "Группа крови" "Кино", выпущенная Джоанной Стингрей фактически в первозданном виде на Red Wave: беспристрастные рецензенты весьма адекватно оценили сравнительную степень аутентичности всех трех релизов. Кстати, в то же самое время на московском "черном рынке" зарубежный винил "Аквариума" стоил 100 рублей, а "Звуков Му" – 120. Все покупатели "опаловской" пластинки видели на ее обложке авангардно-загадочную рожицу, принадлежавшую, что любопытно, кисти художника Юрия Родина, в незапамятные времена работавшего с Мамоновым в журнале "Пионер": Брайан Ино самолично выбрал это произведение из множества вариантов, предложенных Петром Николаевичем. К слову, Родин впоследствии стал основным дизайнером практически всех изданных альбомов ансамбля.

После распада второго состава "Звуков Му" в жизни Мамонова произошел глобальный духовный переворот. Сначала он испытал сильнейший шок: ему казалось, что его вновь предали все музыканты группы – теперь уже вплоть до брата, с которым они начинали проект и, казалось, останутся вместе до самого конца. Потом пропал интерес к жизни. И тогда Мамонов, окончательно переехавший жить в деревню Ефаново, становится православным христианином, воцерковляется.

С этого момента история жизни артиста делится для него на две части: до и после. В той, что "до", еще более-менее приемлема для него оказывается первая половина 90-х, начиная со времен проекта "Мамонов и Алексей". Образ жизни, который он вел в 80-е годы, Петр Николаевич объявляет "скотоподобным" и старается полностью вычеркнуть этот период из памяти. Кроме того, в корне меняется отношение Мамонова к интервью. Отныне он старается давать их как можно реже, а в процессе беседы уходит от ответов на вопросы – по-видимому, считая, что неверующий человек хорошего вопроса по определению не задаст. В процессе интервью Петр Николаевич теперь предпочитает произносить нравоучительные монологи, переходящие в сумбурные потоки сознания, – иногда отталкиваясь от подходящих для этого случайных слов собеседника.

В творчестве Мамонов, расставшись со своим последним составом, принципиально остался один – и в музыке, и в театре. Он продолжал избавляться от "балласта" – теперь уже внутри себя: придирчиво систематизировал прошлое и очищал от наносного настоящее (в том числе от песенного начала). Петру Николаевичу удалось издать две собственноручно составленные им компиляции из архивных треков разных лет – "Шкура неубитого" и "Инструментальные вариации", а также своего рода The Best "Набрал хороших на один компакт". Кроме того, лейбл "Отделение ВЫХОД" выпустил превосходный сборник записей с квартирных концертов Мамонова 1984-87 гг. – правда, сам Коврига сетовал на то, что жестокий автор, "гоняясь с ножницами за своим прошлым", вырезал из фонограммы хранящие живое дыхание тех акций авангардно-нетрезвые "базары" в паузах между песнями.

Видео: [URLEXTERNAL=https://www.youtube.com/watch?v=0vkFAWjwNnE&nohtml5=False]YouTube[/URLEXTERNAL]/ Пользователь: Петр Мамонов

После неудачи своей второй работы в театре Станиславского "Полковнику никто не пишет" (по Маркесу) одинокий лидер "Звуков Му" с успехом переключился на моноспектакли. Его третий театральный опыт "Есть ли жизнь на Марсе" – крайне личное прочтение одноактной чеховской пьесы "Предложение" – стал, по мнению критиков, едва ли не самой совершенной мамоновской работой на этом поприще. "Больше не надо бояться навязчивых классиков: Мамонов пробрался в заповедник русской тоски и сделал там все, что захотел", – восторгалась пресса. Для спектакля было написано несколько весьма ярких музыкальных композиций а-ля рэп: Петр Николаевич собственноручно сыграл и прописал в своей деревенской студии все инструментальные партии. На представлениях, где артист под сделанную таким образом home-taping-минусовку пел, играл на гитаре и даже на расческе, общее достойное звучание обеспечивал последний из могикан проекта – Антон Марчук, становящийся ответственным за саунд всех мамоновских спектаклей. Любительские видеосъемки этой работы, смонтированные самим Мамоновым, были выпущены в 2005 году на DVD "Отделением ВЫХОД".

Музыкальные треки из "Жизни на Марсе" могли бы иметь известный успех и сами по себе, но Мамонов, не успев закончить работу над аудиоверсией спектакля, оказался полностью поглощен новым проектом. В перспективе здесь также предполагался спектакль, но на этот раз все вышло ровно наоборот: аудиоверсия произведения под названием "Шоколадный Пушкин" оказалась впереди своего театрального паровоза. Некоммерческий характер этой работы побил все возможные рекорды: рок-эстеты в ту пору любили приговаривать, что в данном ракурсе, скажем, любой альбом The Residents выглядел бы на фоне "Шоколадного Пушкина" какой-то "Аббой". Нарочито сбивчивые авангардные речитативы, начитанные Мамоновым поверх вновь наигранного им же медитативно-зловещего бэкграунда, абсурдистские аллюзии на разной степени продвинутости DJ’s, потоки принципиально неразборчивого бормотания "а капелла"... Говорили даже, что по масштабности, типу подачи материала и отношению к публике последний альбом Мамонова оказался конгениален вышедшему примерно в то же время фильму Александра Германа-старшего "Хрусталев, машину!". В "Шоколадном Пушкине" Петр Николаевич довел до логического конца свое наметившееся еще на "Жизни амфибий" стремление к синтезу поэзии со звуковым минимализмом – получившийся стиль определяли как "метафизический русский рэп" или просто "лит-хоп". Кроме того, продвинутые рок-специалисты увидели в "Шоколадном Пушкине" "дадаизм, выходящий на уровень общения с духами", "поэзию на грани сумасшествия" etc.

Видео: [URLEXTERNAL=https://www.youtube.com/watch?v=-iWNJN7dq4U&spfreload=10]YouTube[/URLEXTERNAL]/ Пользователь: MERCIFILM

На вопрос, почему Пушкин у него стал шоколадным, сам Мамонов отвечал так: "Открою секрет. Один из известных черных ди-джеев в Нью-Йорке пел I'm chocolate Elvis. Элвис в Америке самый знаменитый певец, поэтому черный ди-джей поет: "Я самый крутой черный!" Вот я и подумал: а кто у нас самый крутой? Конечно, Пушкин! К Александру Сергеевичу спектакль не имеет никакого отношения. А шоколад вообще вещь модная… на мой взгляд". Кроме того, на выбор Петром Николаевичем своего "русского Элвиса" наверняка повлияла оголтелая волна "пушкиномании", захлестнувшая Россию в период замысла программы: как известно, в 1999-м году имело место двухсотлетие великого поэта.