Фото: Михаил Логвинов
Музыкальный театр имени Станиславского и Немировича-Данченко подготовил новый спектакль – балет "Анна Каренина". Немецкий хореограф Кристиан Шпук повторил в Москве свою швейцарскую постановку (премьера состоялась в 2014 году в Опере Цюриха). Отважный автор не побоялся представить свой, западноевропейский взгляд на "Анну Каренину" российской публике.
Накануне премьеры Шпук рассказал m24.ru, в чем сложность характера героини, отчего действие не перенесено в современность, и зачем сочинять балет по роману, который невозможно станцевать.
– Кристиан, чем московская версия "Анны Карениной" отличается от швейцарской?
– Мы адаптируем постановку под балетную труппу Музыкального театра. В Цюрихе в прологе участвовал кордебалет, а здесь его не будет. Финальные соло главной героини в нынешней версии расширены. У нас три исполнительницы партии Анны, очень разные балерины: это Ксения Рыжкова, Оксана Кардаш и Наталья Сомова. Ксения совсем молода, но я покорен тем, как она нашла способы выражать чувства Анны. Оксана по-иному работает кистями рук. Моя задача заключается в том, чтобы дать артистам возможность выражать себя. Балет – живая форма искусства. Я задаю параметры материала, но при этом всегда оставляю пространство, где солисты бы ощущали себя свободными.
– С вашей точки зрения, Анна Каренина – жертва? Палач? Роковая женщина?
– Самое восхитительное в образе Анны – то, что он не сводится к какому-то одному качеству. Он все время меняется. В какой-то момент ты думаешь, что хорошо изучил эту женщину, но Анна ускользает от окончательных определений. Меняется и гамма эмоций, которые она рождает: ты ей симпатизируешь, затем ненавидишь. Я до сих пор не понимаю некоторых мотивов ее поступков.
– Со времен Толстого понятия о приличиях поменялись. Поступки Карениной уже не вызвали бы скандала. Насколько остро воспринимает проблемы этой героини молодое поколение XXI века?
– Законы общества – неотъемлемая его составляющая, без которой оно не может полноценно функционировать. Но они же и делают людей несчастными. В этом основной конфликт "Анны Карениной". И это звучит актуально. Что касается московских исполнительниц, то они ярко показывают ее характер на сцене, но я пока не настолько хорошо их знаю, чтобы составить свое мнение об их отношении к Анне.
– Ваш спектакль – балет о любви или о морали?
– О любви и морали, об обретениях и потерях. О рамках, установленных обществом, и судьбе тех, кто осмелился нарушить правила.
– В балете три пары героев. Очень густо для двухчасового (или чуть больше) спектакля…
– Роман Толстого являет восхитительное разнообразие человеческих отношений. По сравнению с книгой в балете ограниченное количество сюжетных линий. Если б я делал спектакль только про Анну и ее мужчин, получился бы спектакль о ревности и любовном треугольнике. Но для меня это балет про "счастливые и несчастные семьи", о которых сказано в первой фразе романа. Анна, ее муж и Вронский, Долли – Стива, Левин – Китти – это все разные формы отношений. Китти и Левин движутся друг к другу, Анна и Каренин уходят друг от друга, Долли и Стива движутся зигзагами, потому что они согласились на несчастливый брак. На самом деле создать балет из этой книги невозможно, она слишком сложна. Но я был так восхищен ею, что очень захотел попробовать. Пришлось многое устранить, оставив только главную структуру. Анна и Вронский существуют не в безвоздушном пространстве, вокруг них что-то происходит. Было важно запечатлеть эту панораму жизни.
[html][/html]
Видео: youTube/пользователь: Stanislavsky Music Theatre
– Многие ваши коллеги ставят бессюжетные балеты. Вы, наоборот, любите рассказывать истории…
– Я стал танцовщиком поздно, в 21 год. До этого видел себя актером или оперным певцом. И в драме, и в опере есть сюжет. Возьмите античную мифологию или оперные либретто: часто в основе – обычный конфликт, но как бы раздутый до космических масштабов, рассмотренный, словно в огромную лупу. Бессюжетные балеты просто красивы. Мне же нравится добавлять к танцу психологию, искать ответы на философские – кто мы такие, чего мы хотим и куда мы идем?
– "Анна Каренина" – балет, поставленный для классической труппы с помощью классического танца. А как на вас влияет современный танец?
– Да, основной материал здесь классического характера. Но на спектакле вы убедитесь, что в нем присутствуют элементы современного танца. Я не вполне согласен с четким разграничением: здесь классика, а здесь – модерн-данс. Мы с артистами ищем наилучший способ выразить идеи.
– Но современный танец с его телесной свободой не лучше ли выразит душевные порывы героев "Анны Карениной"?
– Не обязательно. В больших сценах на балу, например, все зажаты куртуазными манерами, и тут без классики не обойтись. А когда Анна вырывается из общества, она двигается по-другому, гораздо свободнее.
– При постановке этого балета вы шли от истории, а не от партитур. Как вы подбирали музыку?
– До сих пор я только один раз ставил балет на заранее заданную музыку – "Ромео и Джульетта" Прокофьева. В прочих случаях я искал ее сам. На подготовку "Карениной" ушло два года. Рахманинов и Лютославский (основные композиторы балета), Цинцадзе и Барданашвили – в их партитурах ведущий инструмент – фортепиано. Грузинские композиторы в еще большей степени, чем Лютославский, отвечают в балете за чувство одиночества, постепенно охватывающее Анну.
– Ваши артисты танцуют в тяжелых костюмах, приближенных к реальной одежде девятнадцатого века. Это для вас важно – соблюдение авторского времени действия? Не было соблазна перенести действие в наши дни, как это часто делают оперные режиссеры?
– Не думаю, что смена костюмов сделает конфликт для нас более актуальным. Неважно, что носят на сцене: мы либо понимаем настоящую драму, либо нет. Мне было очень важно создать простую сценографию и сконцентрироваться на персонажах.
– Когда вы готовились к постановке, смотрели экранизации романа? С Софи Марсо, Кирой Найтли, или, может быть, нашу, с Татьяной Самойловой? Видели ли вы балет "Анна Каренина" Алексея Ратманского?
– Я посмотрел и прочел все, что смог найти. Потом нужно было принять какое-то решение и забыть все, что узнал. Для меня это особый познавательный шанс, поскольку до "Карениной" я не делал постановок с таким количеством предшественников.
– Для этого спектакля нужны танцовщики с драматическим дарованием. Что вы говорили на репетициях исполнителям в Музыкальном театре? Как вытаскивали из них драматизм?
– Я хотел, чтобы танцовщики были честными на сцене. Я говорил, что им нужно думать о своем персонаже и о том, как бы он отреагировал в каждый конкретный момент. Мы делаем не балет, а театральную постановку – и традиционный балетный пафос начал медленно из них уходить. Вначале артисты нервничали, ведь их учили большим балетным жестам. Но я сторонник того, что небольшим движением балерина способна передать интонации всего мира. В моем балете вы найдете много моментов, когда на сцене вроде ничего не происходит, но поворот головы или иной телесный ракурс выражает некую глубокую мысль. Я видел некоторые спектакли Музыкального театра и думаю, что это будет новый подход для танцовщиков, и, возможно, для зрителей.
– В чем для вас заключается специфика работы в российской балетной труппе?
– У ваших артистов тела – как прекрасный инструмент. Они обладают сильной техникой. Они дисциплинированы, но при этом как-то отстранены, держат почтительную дистанцию. Я не мог понять, удобно ли им делать то или иное движение. Он боятся это высказать, просто хотят сделать все правильно. А мне интересно, когда что-то не работает. Именно в этот момент я могу начать что-то создавать. Я старался пробудить в артистах инициативу. Надеюсь, что это удалось.
Майя Крылова