В театре "Практика" прошла премьера спектакля "Черное море", главную роль в котором посменно играют Александр Алябьев и Егор Корешков. В чем феномен спектакля и зрительской интерпретации, а также каковы отношения между актерскими мастерскими, Егор рассказал корреспонденту портала Москва 24 Екатерине Кинякиной.
Фото: Дима Чёрный/предоставлено пресс-службой театра
Полноправными участниками спектакля становятся Куклы и Кукловоды, роль которых принципиально изменена. В спектакле команда кукловодов, собранная из талантливых молодых актеров Театра кукол им. С.В. Образцова, Московского детского театра марионеток и Московского театра теней, создает вокруг главного героя вечно изменяющийся мир и является для него маяками во время плавания по реке Жизни.
– В театре "Практика" состоялась премьера моноспектакля "Черное море" с вашим участием. Но допустим, что читатели ничего о нем не слышали. В двух словах расскажите, о чем он.
– "Черное море" – это спектакль о пути к себе, к осознанию себя в этом мире, в этой жизни. Это путь мужчины, который проходит через семью, через любовь, через аскезу, полное отстранение и полное погружение в людей – через разные крайности возможного жизненного опыта.
– Вы представления об этих крайностях искали в своем опыте?
– Изначально автор идеи – Игорь Гатин, который предложил Марине Глуховой (генеральный продюсер – прим. ред.) сделать спектакль. Марина стала собирать команду и обратилась ко мне, чтобы я со своей стороны тоже привлек людей. Получилось собрать очень свежую команду, которая до этого вместе не работала. В частности, [художник и бывший дизайнер "Гознака"] Дима Пантюшин впервые делал что-то в театре.
Для меня, например, новым опытом было находиться на сцене одному с куклами. Но в постановке мы ориентировались в основном на идею Гатина и на его историю. Это стало для нас отправной точкой, в которую каждый стал привносить что-то свое. Когда я пытался объяснить суть идеи композитору Зауру Парсиеву (написал музыку для спектакля – прим. ред.), я говорил, что у нас тут и Ницше, и Ситхартха, и Герман Гессе и "Мартин Иден" Джека Лондона – то есть целый симбиоз знаний. [Режиссер] Кирилл Вытоптов, [режиссер-хореограф] Олег Глушков, [второй исполнитель главной роли] Саша Алябьев, я – мы все стали наделять героя своим осознанием материала. И я думаю, каждый зритель тоже увидит в этом что-то свое.
– Вторым исполнителем главной роли стал Александр Алябьев. Можно ли сказать, что в этом герое больше от вас, чем от него? Или же у каждого из вас этот персонаж получился индивидуальным?
– Могу точно сказать, что спектакль, который играю я, и который играет Саша – абсолютно разные. Хотя казалось бы: одни и те же сцены, та же кукла, тот же свет, но наша энергетика, наш жизненный опыт, тот путь, который мы проходим от начала до конца, то что мы транслируем – вся мимика и жесты – все это очень разное. И говорить, что кого-то там больше, а кого-то меньше – сложно. Это был обоюдный равнозначный вклад. Групповое бессознательное, собранное по крупицам. С самого первого прогона, со дня премьеры все постепенно меняется и мы продолжаем этот поиск.
– Какими получились ваши герои? Можно ли сказать, что один из них – более лирический, а другой, скажем, трагический?
– Это все зависит не только от наших двух версий, но и от сегодняшнего настроения, эмоционального заряда. Я не имею в виду, что если я сегодня в плохом настроении, то я буду это транслировать на зрителя – мы оба знаем, какой сюжет должен быть рассказан. Но важен даже первый взгляд на аудиторию, которая сегодня пришла. Важно сонастроиться с ними.
Фото: Дима Чёрный/предоставлено пресс-службой театра
– Получается, что в спектакле есть огромное пространство для зрительской интерпретации. Зрителю нужно как-то подготовиться к просмотру?
– Нужно приходить абсолютно чистым. Белым листом. В спектакле очень много символов и ассоциаций, которые каждый прочтет по-своему, основываясь на своем жизненном опыте. Мы хотели оставить человека максимально свободным и в то же время очень точными и простыми элементами погрузить его в состояние, где он сможет найти себя и осознать, что все не случайно.
– Как появилась история с куклами-марионетками?
– Это была идея Олега Глушкова, которая оказалась очень символична. Никакой другой актер не заменил бы нам ее: ничто не могло бы дополнить получившуюся форму, кроме безликой куклы. Минимальными средствами – смехом или плачем – можно передать ее настроение, наделить ее статусом отца, матери, жены, сестры – кого угодно. Каждый раз в импровизации кукла проявляется по-разному, хотя, казалось бы, повторяет одни и те же жесты.
– Над спектаклем работали два режиссера: Кирилл Вытоптов и Олег Глушков. При этом каждый может поставить спектакль, который будет совершенно не похож на спектакль другого. У них не было разногласий в том, что в итоге должно получиться?
– Все мы – выпускники Олега Павловича Кудряшова. Втроем с Сашей (Алябьевым) и Кириллом мы учились в одной мастерской, а Олег Глушков – наш педагог. Поэтому, даже если кто-то говорит "черный", а кто-то говорит "белый", то мы понимаем друг друга. И это действительно может быть и черным, и белым одновременно. Про это и спектакль – все зависит лишь от того, принимаешь ли ты это условие или не принимаешь.
– В одном из интервью как раз у Глушкова, кажется, спросили про феномен "актера-хипстера", появившегося на рубеже нулевых-десятых годов. В этом смысле театр "Практика" стоял у истоков хипстерского театра.
– Может быть, в самом начале. Когда туда пришел Вырыпаев, я бы не назвал этот театр хипстерским.
– Но в вашем случае вы все-таки вышли именно из такой, условно "хипстерской" тусовки, поснимались в сериалах и кино, а потом в нее вернулись – в частности, если говорить о новом спектакле. Для вас это какие-то разные форматы игры? Или это просто какой-то разный опыт?
– Я бы это вообще не разделял. Для меня актерство, что в сериале, что в театре, – это одна природа. Другое дело, что материал, который я транслирую, – разного характера. Если это комедийный сериал, там не надо вкладывать какой-то глубокий смысл, создавать какие-то глубокие метафоры. Но и в нашем философском спектакле тоже есть элементы иронии, по отношению к нашей жизни.
– Извините, но, если говорить о фильме "Горько", который был понятен каждому, и об этом спектакле, рассчитанном на очень камерную аудиторию, – это две совершенно разные формы.
– Здесь просто разный язык повествования. В спектакле он более сложный, потому что многое отдано на работу зрителю. В фильме "Горько" был найден язык, понятный и для человека, не желающего думать в принципе и просто веселящегося над смешными ситуациями, и для более умного зрителя, который увидел в этом иронию и сумел посмеяться над собой. И может быть даже для того, кто считал в этом какую-то драму. И на самом деле Першиным (он же – Жора Крыжовников, режиссер фильма) все это было заложено изначально. Он – ученик Захарова и прошел через классическую школу. Все свои работы он основывает на сюжетах из Островского и Шекспира. Сверху этого может быть и не видно, но внутренняя структура, архетипы там заложены. Поэтому все эти истории так хорошо работают на самых разных уровнях.
– Вы наверняка слышали, что права на экранизацию фильма "Горько" выкупили в Мексике и пересняли его сцена в сцену? То есть даже при транскрипции на другую культуру эта история оказалась очень близкой и понятной. В этом, наверное, ее гениальность.
– Вообще Андрей Першин очень дружил с нашей мастерской и часто бывал на наших показах, еще когда мы учились. Он дружил с Олегом Глушковым, от этого у них и юмор был схожий, они вообще друг на друга сильно повлияли. Не знаю, кто на кого больше. Но у каждого из них есть свой интернациональный и понятный язык. У Глушкова это, в первую очередь, благодаря отсутствию слов в танце. Но в отличие от большинства хореографов он наполняет танцы какими-то историями, ассоциациями, понятными каждому. Также Першин международен, основываясь на своем опыте. Также и Вытоптов. У Кудряшова вообще вся мастерская была музыкально-танцевально-театральная, поэтому в наших спектаклях больше звуковых и танцевальных элементов, нежели вербальных.
– Складывается представление, что в театре сегодня вообще все живут какими-то отдельными кастами-мастерскими: "Седьмая студия" Серебренникова, брусникинцы, вы говорите о выпускниках Кудряшова. Действительно ли все стараются работать только со своими? И потом, что в этом случае важнее — сам актер или мастерская?
– Я воспринимаю свою мастерскую как семью, но как раз с нашего курса все разбежались работать в разные места, и то что мы теперь собрались сделать что-то совместно, – какая-то уникальная ситуация. Из старших "кудряшей" несколько актеров продолжают вместе работать в "Театре Наций": [Юлия] Пересильд, [Павел] Акимкин, [Артем] Тульчинский. Евгений Витальевич [Миронов] их держит у себя костяком. Есть еще несколько совместных спектаклей в "Практике", например, "Бабушки", но он был сделан еще на курсе. Есть еще две постановки Гриши Добрыгина – "Youtube / В полиции" и "ГИПНОС", который он с Глушковым сделал в качестве продюсера. Он в каком-то смысле пытается продолжать дело "кудряшей". Но, конечно, в любом коллективе, в любом театре есть свои "главные" артисты. Везде складываются определенные коллективы, которые могут ставить спектакли в определенных жанрах, но так всегда было: каждому свое место.