Марсианин с человеческим сердцем: Рэю Брэдбери исполнилось бы 95

Рэй Брэдбери.Фото: ТАСС

22 августа писателю Рэю Брэдбери исполнилось бы 95 лет. Об авторе, изменившем мировую литературу и ставшем классиком еще при жизни – в материале обозревателя m24.ru Артема Липатова.

В детстве Рэй Брэдбери начал писать продолжения романов Эдгара Берроуза про Марс потому, что сам патриарх фантастики их уже не писал, а юному Рэю хотелось узнать, что будет с Джоном Картером дальше. В 16 его впервые напечатали; в 22 он написал рассказ "Озеро" – первый, который понравился ему самому.

Но началось все чуть раньше, когда школьный психолог, советуя, как мальчишке избавиться от застенчивости и косноязычия, отправил его в библиотеку. С тех самых пор и до самой смерти Брэдбери считал книги вершиной достижений человечества. Именно потому, представляя в "451 градусе по Фаренгейту", каким может быть главное преступление против человечества, он, вспомнив костры в предвоенном Берлине, остановился на сжигании книг.

В России Брэдбери всегда считался как бы главным фантастом Америки. Это как минимум странно, потому что, по сути, он никогда не был фантастом – ну или тогда фантастами следует называть всех хороших писателей. Антураж знаменитых "Марсианских хроник" явно был для него лишь поводом поговорить не о марсианах, а о людях; в едва ли не лучшей книге о взрослении, в "Вине из одуванчиков" в качестве машины времени выступает не странная конструкция из шестеренок и хрусталя, как у Уэллса, а полумертвый старикан, помнящий еще войну Севера и Юга; наконец, в страшной притче "Что-то страшное грядет" мир провинциального американского городка куда более реален и ощутим, чем все волшебное и зловещее, желающее его себе подчинить.

Рэй Брэдбери. Фото: raybradbury.ru

Да и сам Брэдбери, так желавший увидеть при жизни первые шаги человека по Марсу, был приземлен куда более, чем большинство его современников: он не любил ездить на автомобилях и летать на самолетах, и всякая необходимость к перемещениям вызывала у него раздражение и стресс. Но Бррэдбери потому и велик без преувеличений, что его космос гуманен, он внутри человека, и человек в нем остается человеком, и те же "Марсианские хроники" написаны из-за возникшего у писателя вопроса: куда и зачем лететь, если ты на своей Земле не можешь ужиться сам с собой?

Да и фантастика не была для него необходимым жанром – он с охотой писал детективы и стихи, мелодрамы и травелоги. Впрочем, он любил элемент волшебного, непредсказуемого и рационально малообъяснимого – и потому в его книге об Ирландии "Зеленые двери, белый кит" (едва ли не лучшей из написанных не ирландцами), совершенно реалистической и населенной временами непридуманными персонажами, так много невероятных чудес.

В сущности Брэдбери был предводителем того крыла американской фантастики, которое занималось не реконструкцией будущего, а изучало готовность к нему Homo Sapiens – и если, скажем, Роджер Желязны временами горько сетовал на отсутствие кредита доверия этому виду живых существ, а Харлан Эллисон в этом кредите человеку просто отказывал, то Брэдбери, Клиффорд Саймак и много кто еще были полны истовой, но не слепой веры в светлое будущее – не лозунгово-тупой, не национально-ориентированной, а основанной на чистом разуме, добром сердце и стойкой надежде, и тем спасали умы и сердца.

Рэй Брэдбери. Фото: wikimedia.org

А в остальном он был просто чудаковатым обывателем, человеком мирными тихим. Когда ему исполнилось 90, и СМИ вдруг вспомнили об авторе нескольких очень важных для XX века книг, Брэдбери почти в каждом из интервью самозабвенно рассказывал о своем хобби – он собирал автографы голливудских знаменитостей (в его коллекции – около полутысячи автографов и ровно столько же подписанных фотографий). А еще с какой-то детской непосредственностью говорил о том, что совершенно не изменился с тех пор, как ему было двенадцать: "Как и тогда, я смотрю на волоски, покрывающие руку, и думаю: "Я ведь жив! Вот она – жизнь!"

22 августа ему исполнилось бы 95. Сегодня особенно остро чувствуется, как не хватает миру его непосредственного и точного ощущения себя живым – и таким, словно мир вот-вот откроет тебе все свои чудеса и диковины, чтобы ты смог их передать дальше. Чем, собственно, Брэдбери и занимался всю свою долгую жизнь