"Мальчишки выбежали на улицу и радостно всем сообщали, что началась война"

Виктор Смолицкий, 2013 год. Фото из личного архива

Когда началась Великая Отечественная война Виктору Смолицкому было 15 лет. Он рассказал M24.ru о том, как он узнал о начале войны, как москвичи встретили эту новость. Как проходила жизнь в городе в июне-июле 1941 года, как медленно до столицы докатывались первые вести с полей боя, и что стало с городом в 43-м, когда Виктор вернулся из эвакуации и до вступления в армию.

– Как вы узнали о начале войны?

– Мне недавно исполнилось 15 лет. 22 июня утром мы сидели с отцом и философствовали, как будут выглядеть мужчины в ближайшем будущем. Он говорил, что скоро, наверное, у человека выведутся волосы как ненужная часть тела. Кстати, в то время у него была очень пышная и очень красивая седина.

И к нам пришла мама моего друга Абрама – Дора Абрамовна. Она сразу сказала мне, чтобы я шел в гости к Абраму. Они жили в Улановском переулке, а мы в Водопьяном – 5 минут ходьбы. И я ушел.

А потом я узнал, о чем они говорили с папой. Они были родом из небольшого городка – Гродно, который стал советским совсем недавно после присоединения западной Украины и Белоруссии (в 1939 году). Она жаловалась папе, что несколько дней не может дозвониться до своей родни. А кто-то сказал, что слушал английскую радиостанцию и там передали, что Германия напала на Советский Союз. Но мой папа ответил, что этого не может быть – это очередная провокация.

Центральный госархив Москвы передал городу уникальные фотодокументы

– Сколько времени было, когда происходил этот разговор?

– Часов 12, примерно.

И вот я пришел к Абраму. Звоню в дверь один раз, звоню второй – никого. И только на третий он прибежал: "Беги скорее" – "В чем дело?" – "Мы воюем с Германией!". – "Как это так?" – "Да так. Вот, объявили. Только сейчас выступал Молотов и сказал: "Граждане и гражданки…" и объявил начало войны с Германией".

А буквально через несколько минут уже Левитан повторил и его выступление я прослушал от начала до конца.

– И как вы это восприняли?

– Абрам очень удивился. Он говорит: они что дураки, не понимают, что если нападут на нас и Англию вместе, то моментально будут разбиты?

Потом мы пошли на улицу. Но на улице, в принципе, абсолютно ничего не изменилось. Все ходили по своим делам, а мы, мальчишки, как раз торжественно и радостно всем объявляли, что началась война.

Чистопрудный бульвар.
Фото: oldmos.ru

– А что было дома?

– Домой я вернулся через несколько часов. Мама отдала портному материал, чтобы ей сшили пальто, и надо было его получить, хотя настроение уже было другое. Совсем другое.

Часа в 3 мы с папой и мамой шли по Чистым Прудам и пронесся слух, что вроде бы по радио сказали, что наши войска уже перешли границу Германии. Я тогда вспоминал слова песни: "И на вражьей земле мы врага разобьем малой кровью, могучим ударом".

– Такое, действительно, могли объявить по радио или вряд ли?

– Не знаю. Потом мы думали с папой, рассуждали на эту тему: это могла быть и провокация. Но, в любом случае, настроение было победное. Потом мы узнали, что Сталин говорил, как его подвел нарком обороны Клемент Ворошилов. Но мы-то были уверены, что если не сегодня, то завтра-послезавтра наша армия перейдет в наступление.

– То есть паники не было, москвичи продолжали свою мирную жизнь: парикмахерские, пальто?..

– Ну, мама сказала, что никакого пальто не надо, забрали материал и все, но жизнь продолжалась. А лично я каждый день довольно долго – неделю, наверное, ждал сообщения, что мы перейдем границу. Я думал, что, наверное, от удивления мы сразу их не разбили, но в любом случае – скоро-скоро.

Станция Кировская (Чистые пруды).
Фото: oldmos.ru

– А что думал отец?

– Отец был очень мрачный. Это я 15-летний рассуждал по-мальчишески, а отцу было 45 лет уже. Он понимал намного больше.

– Мобилизация началась сразу ?

– Да. В первый же день к нам пришел отец моего двоюродного брата Леньки Злотникова Ефим и сказал, что получил повестку, но не в армию, а в ополчение. Он уже прощался с мамой, плакал.

Потом до Москвы стали доходить еще более тяжелые новости. Мама Ефима рассказала, что приезжал кто-то с фронта и говорил, что их полк Ефима бросили в сражение и он весь был уничтожен.
Но самому Ефиму повезло, его незадолго до этого перевели в финансовую часть, и он остался жив.

Потом в Москве появились первые беженцы. Приехала моя тетя, которая тогда жила на Западной Украине, потом другие люди. И вот тогда уже мы узнали, что наши отступают по всему фронту, что ситуация куда более печальная, чем казалось в Москве. После этого 3 июля Сталин выступил на радио.

Потом мы поехали на дачу в Салтыковку, а через месяц после начала войны к нам приехал папа и сказал: "Собирайтесь, вы едете в Чкалов (Оренбург) в эвакуацию". Мама сначала закричала: "Не поеду!". Но папа ее урезонил: "А Витя как, один поедет?" Она быстро переменила тон, и мы стали готовиться уже к отъезду, и через месяц мы уехали. А в поезде узнали, что были первые бомбежки Москвы. Но эвакуировали не весь Верховный суд. Некоторые сотрудники остались в Москве, включая папу.

Чкалов (Оренбург) в послевоенные годы.
Фото: kraeved.opck.org

– Связь с Москвой была хорошая?

– Да, вполне. Но когда не видишь бомбежек, а только слушаешь о них, за тех, кто там остался, переживаешь еще больше.

– А что делал папа в Москве?

– Часть сотрудников суда осталась. Соответственно, он работал, дежурил на крыше во время бомбежек – как все москвичи.

– В каком году вы вернулись?

– В Чкалове мы узнали о первом наступлении советской армии, разгроме немцев под Москвой. Когда были бои в Сталинграде, борьба за Курск, мы уже мы были в Москве. Какие были бои в Москве, мы не знали, но считалось, что уже дело немцев проиграно.

– А когда вы узнали, про закопанных заживо немцами родственников в Белоруссии?

– В Чкалове. Встретили каких-то земляков из Суража, под Могилевом, где в детстве жили мои родители и остались их родственники. Они рассказали, что устраивали немцы на оккупированных территориях.

– Когда вы приехали, что представляла из себя Москва?

– Это 43-й год был. Немцы уже отошли, но до конца войны было еще далеко. В городе многие окна были так заклеены бумагой вместо выбитых стекол, в небе летали стратостаты. Плохо помню, была ли воздушная тревога. Но если и была пару раз, то бомбежек уже не было.

– А народу в городе мало осталось?

– Нет, народу было полно. Одна наша знакомая даже рассказывала, что видела Сталина, который выходил из бомбоубежища и показал, что на нашей крыше сорван кусок железа. И якобы тут же пришли и все починили.

Военные учения на Чистопрудном бульваре у Кировских ворот.
Фото: oldmos.ru

Кстати, наша квартира была третья на третьем этаже, а их четвертая. Она была владелицей квартиры, но в советское время к ним подселили Маяковского с Лилей Брик.

– А вы слушали о том времени, когда в Москве была самая паника, когда считалось, что немцы вот-вот придут, люди убегали, грабили магазины и прочее…

– Нет, этого я не видел. В это время я был в Чкалове. Мне только потом рассказали. Но Дора присылала нам телеграмму: "Не оставьте Абрашу". Она тоже была уверена, что сейчас придут немцы и их уничтожат.

– Про панику рассказывал отец?

– Нет, он в какой-то момент тоже уехал. Но вернулся раньше нас. А мы ехали в одном вагоне с Мстиславом Растроповичем.

– А потом вы поступили в танковое училище?

Виктор Смолицкий в послевоенные годы. Фото из личного архива

– Да, в декабре 44 года пришла повестка. Я отправился в призывной пункт. Меня спросили: "В танковое училище пойдешь?". Я говорю: "А где это?!... В общем приписали в танковое и на этом все закончилось.

– А училище в Москве было?

– Нет, это сначала в Горьковской (Нижегородской) области, где я провел всю зиму. Потом училище переправили на Украину, и мы остановились в городе Проскуров (Хмельницкий) в Западной Украине .

– И вы были в училище меньше полугода: с декабря по май?

Нет, почти год. Но через какое-то время после того, как война закончилась, училище должно было получить новое направление, и "наиболее перспективных солдат" оттуда отсеяли. Так я закончил службу.

Кстати, в этом же училище учился Михаил Пуговкин. И уже тогда он был актером, снимался, например, в фильме "Свадьба", который вышел во время войны. Теперь-то он всюду пишет, что во время войны был в армии. Но был так же, как и я – полгода. А по закону, кстати, все льготы получает тот, кто во время войны не меньше полугода был в армии.

– Интересно, с точки зрения контроля за людьми, свободы – во время войны было жестче, чем до нее, или либеральнее?

– Я, конечно, маленьким был, но лично мое ощущение, что было какое-то ослабление всех этих вещей. Даже официально по каким-то узким вопросам в войну было свободнее, чем раньше. Но зато после войны сразу взялись "закручивать гайки" и очень серьезно. Например, еврейский вопрос возник как раз после войны.