Художник Владимир Дубосарский: "Чтобы стать известным, нужно быть Pussy Riot"

Фото: m24.ru/ Владимир Яроцкий

В сентябре на всех главных московских арт-площадках откроются проекты и выставки, представленные в рамках 6-ой Московской биеннале современного искусства. Там будут выставлены работы как художников с громкими именами, так и совсем молодых ребят, для которых участие в биеннале – шанс заявить о себе. О том, легко ли быть молодым автором в области современного искусства, и о том, какая ответственность лежит на тех, кого считают великими мастерами нашего времени, рассказал художник Владимир Дубосарский.

– Готовитесь ли вы сейчас к какой-то выставке? Планируете ли новые проекты?

– В октябре у меня будет выставка графики. Это целый проект, в рамках которого каждый месяц проходят выставки художников, работающих на бумаге. Но на самом деле мне не хочется сейчас писать картины именно ради выставки: экспозиций в жизни было много. Я хочу сосредоточиться и просто делать хорошие работы. Отчасти, это связано с тем, что мы с Сашей (с Александром Виноградовым – ред.) будем продолжать наш совместный проект, но также каждый начнет работать над своим. Поэтому сейчас важно сделать новый продукт, отличный от нашего бренда. А где выставить – в общем, не проблема.

– Начало нового проекта связано с творческими поисками? Индивидуальным развитием?

– В общем, да. В каком-то смысле я в 50 лет опять стал опять "молодым художником". И это своего рода феномен, потому что мы работали в группе 20 лет, и если бы я изначально начинал как самостоятельный художник, то мне было бы очень сложно меняться и начинать все заново. Так у меня больше возможностей, ведь накоплены многие мысли, идеи, которые не вкладывались в этот проект, потому что наш бренд был в первую очередь связан с картинами. А сейчас можно начать работать и с фото, и с видео, и с инсталляцией, то, о чем раньше я даже и не думал.

Фото: m24.ru/ Владимир Яроцкий

– В отличие от музыкантов, которые, играя в коллективе, в значительной степени зависят друг от друга, художникам в совместном проекте намного сложнее подчинять свою индивидуальность общей идее.

– Начнем с того, что коллективное творчество – это достаточно распространенное явление, потому что современное искусство в отличие от классического является проектным. То есть, если раньше были только, к примеру, Кукрыниксы, то сейчас много творческих групп, где индивидуальность и стиль художника подчиняются определенным параметрам. И в этом смысле наше дело было концептуальным: параметры придумывались совместно с самого начала, какие-то идеи пришли в процессе работы. Поэтому нам легко было договариваться, и эго было не индивидуальным, а коллективным. С Сашей мы знакомы с детства, вместе учились в художественном училище, а проект начали, когда нам было по 30. У нас была общая юность и общие интересы. Уважение и взаимопонимание помогало избегать конфликта интересов. И у нас было право вето, если кому-то что-то не нравилось. Споры и сомнения – все это дает энергию для продвижения: мы же ругались не для того, чтобы доказать кто лучше, а для того, чтобы сделать лучше. Это хорошо, когда у человека есть свое видение. Плохо, когда его нет.

Фото: m24.ru/ Владимир Яроцкий

– Вы сказали, что вы сейчас начинаете, как молодой художник. Но у тех, кто сегодня является на самом деле молодым художником (ребята до 30 примерно), есть свой медиаязык. Готовы ли вы на нем разговаривать?

– Понятно, что я человек не то, чтобы прошлой культуры, но я не могу сильно измениться. Могу только реализовать то, что у меня есть. Не могу стать другим, потому что это будет неестественно, а то, что неестественно – плохо. Пока сложно говорить, что из этого получится. Проблема не в технологии, а в ментальности. У меня в любом случае другие проблемы в отличие от тех, кому 25. Формально наши работы могут быть даже очень похожими, а содержание в них будет разное. Кто-то может нарисовать цветы просто потому, что ему нравится рисовать цветы, потому что это красиво, а Надя Толоконникова (активистка движения Pussy Riot – ред.) может нарисовать цветы как манифест, знак того, что она хочет быть вне политики. И это будут совершенно разные цветы.

Фотогалерея

1 из 3

– В середине 2000-х, когда о вас уже стали рассказывать в художественных университетах и школах современного искусства, появились молодые мастера, которые признают, что вы на них оказали серьезное влияние.

– Я об этом никогда не думал. Я проводил фестиваль "Арт-Клязьма", давал возможности для продвижения, и это, на мой взгляд, намного важнее, чем формальное воздействие идей или манеры письма. Потому что художники всегда находятся в состоянии поиска – сегодня влияет один, завтра – другой, а потом они становятся самостоятельными, и уже не ты на них влияешь, а они на тебя. "Художник, воспитай ученика, чтоб было у кого потом учиться". Им нужно самоутверждаться, потому что пока ты не выставишь свою работу, не поймешь хорошая она или плохая. В мастерской ты изолированно делаешь работу и думаешь, что она отличная, важная. Но пока ты не покажешь ее, пока не увидишь в контексте работ других авторов, она будет тебя тормозить. Только в сравнении понимаешь, куда расти и над чем работать. Для молодого автора важна мобильность, среда, которая позволит ему быстро накачать мышцы и выйти из-под влияния.

Фото: m24.ru/ Владимир Яроцкий

– Есть же колоссальная пропасть между Суриковским училищем и тем, что преподают в школах современного искусства.

– Сегодня на самом деле не такая большая пропасть. Я понимаю, что им преподают, конечно, не то, но сейчас мир более открытый, и у всех есть интернет, который позволяет следить за происходящим в мире. Раньше существовала закрытая среда современного искусства, в которую сложно было попасть, и особняком стояла академическая среда. Перескочить из одной в другую было сложно. Требовалось попрощаться с одной, но в другой тебя могли еще и не принимать. Сейчас же все открыто. Есть "Винзавод", Fабрика, где начинающие художники могут устраивать первые некоммерческие выставки.

Фото: m24.ru/ Владимир Яроцкий

– Но при этом академическая музыка развивается по своим жанрам, и там нет стагнации, а в академической художественной среде она есть. И вы, являясь патриархом в этой сфере, могли бы сами преподавать, быть деканом факультета в художественном университете. Но этого не происходит.

– Этого не происходит, потому что у нас консервативная академическая среда. Но вот Айдан Салахова, к примеру, преподает. Ситуация не идеальная, конечно, но более менее открытая. Есть школа Родченко с хорошей командой профессионалов, есть "Свободные мастерские" при ММСИ, есть ИПСИ. Но если ты идешь преподавать в академическую среду, ты все равно попадаешь в ситуацию конфликта.

Фото: m24.ru/ Владимир Яроцкий

– Более того, сегодня из живописи многие уходят в фотоискусство, мультимедиа, инсталляции.

– Для старта у художника возможности есть, а для дальнейшего продвижения – нет. В наше время было меньше художников, и это позволило всем чего-то добиться. Сейчас же складывается ситуация перепроизводства. Три учебных заведения, о которых мы говорим, выпускают 50 художников в год, а у нас за все время, наверное, их было 50. Зато все становились известными всего за несколько лет. В каком-то смысле художники, которые выпускаются из той же школы Родченко, находятся в тепличных условиях, потому что Ольга Свиблова их по мере возможностей продвигает. Сегодня галереи стали местом для бизнеса, они оказывают сильное влияние на творческую среду, миром искусства начинают править корпорации. Это структурированная жесткая ситуация, в которой надо играть по правилам. И единственный способ стать известным в условиях этой несвободы – быть Павленским или Pussy Riot, при том, что всю правду, которую ты хочешь сказать, говорить нельзя.

Фото: m24.ru/ Владимир Яроцкий

Фото: m24.ru/ Владимир Яроцкий

– Но при этом у нас есть аукционы, которые пытаются сделать сенсацию из художника, продавая его за баснословные суммы.

– Вообще существование аукционов означает лишь то, что в стране есть вторичный рынок современного искусства. Художник от этого ничего не получает, максимум 5% от перепродажи. Аукцион – это ведь как музей, последняя стадия. А музея, нормального музея у нас в стране нет. Это говорит о том, что государство не опознает современное искусство как часть своей культуры. На западе художник может сказать: "Все мое детство прошло в музее Помпиду". Музей современного искусства не должен быть изолированным пространством. Его задача показать, что советское или русское современное искусство – часть мирового, вписать его в общий контекст. У нас же пространства, где бы можно было увидеть эти культурные параллели, нет. Пока нет. Надеюсь, что в скором времени, появится.