Собянин: в Гольянове заселяется новый жилой квартал по программе реновацииИрина Бурмистрова – заядлый любитель городской жизни, московский журналист и ленивый велосипедист, а по совместительству в меру сознательная мать и жена. Обожает джаз, ненавидит окраины и много впечатляется по поводу и без, о чем и рассказывает в своей колонке на m24.ru.
Фото: m24.ru/Александр Авилов
На днях я зашла в Instagram мужа и не смогла остановиться, пока не просмотрела все снимки, выложенные за время существования аккаунта, а это без малого три года. Изредка среди них попадались мои портреты. Как и любая женщина, взглянувшая на себя в прошлом, я сразу записалась на стрижку – нет ничего приятнее, чем отрезать все, что отращивала последний год, и почувствовать себя легкой, как перышко, запорхать, как бабочка (и начать, наконец, жалить, как пчела).
К парикмахерским у меня особый подход. Я никогда не хожу дважды к одному и тому же стилисту, даже если он очень хорош. Конечно, знакомый мастер в точности знал бы, что моя макушка смотрит налево, а челка пытается оторваться от головы и сбежать направо. Он помнил бы, какая прическа мне идет, и из месяца в месяц оттачивал бы знакомую форму, в итоге доведя ее до совершенства. Здорово, но очень скучно. Куда лучше, если человек видит меня впервые, придумывает на ходу, хочет запомниться и понравиться. Так интереснее нам обоим. К тому же, новый парикмахер ничего обо мне не знает и не пытается завязать беседу, которая никому на самом деле не нужна.
Я выбрала стилиста с пустым именем Антон. Есть такие "пустые" имена, которые ни с кем не ассоциируются – самое то для общения на час, во время которого планируешь только мечтать, любоваться и размышлять, желательно не о героях прошлой жизни. Он нежил мои волосы в ароматных масках, пока я лежала на массажном кресле и блаженно улыбалась улыбкой молодой матери, которой подарили вечер для себя. Антон молчал, и я была бесконечно благодарна ему за это.
Фото: DPA/Gregor Fischer
Во время стрижки я испытывала чувство избавления, глядя на слетавшие на пол пряди длиной 15 сантиметров. Я всегда его испытываю. Странное дело: как только холодная сталь ножниц обжигает шею – самую верхнюю ее точку, где начинают расти волосы, – я ощущаю себя моложе, задорнее и свободнее. Словно волосы копили в себе усталость и злость, словно в них хранились все душевные драмы последнего года, все страшные силы. А теперь они падали на кафель, чтобы потом закрутиться в водовороте канализации и сгинуть навсегда.
Человеку дано самому пережить темные периоды, расправиться с твинпиксовским Бобом, выгнать его из мыслей и души. Но окончательное, полное избавление невозможно без помощи парикмахера. Он отрежет волосы – и освободит тело, Бобу просто негде будет остаться. Ступай, мрачное существо, отправляйся-ка в Черный Вигвам или ищи себе другого пленника. А я выйду из салона новая и свободная, и скажу что-нибудь доброе случайному прохожему, и, может, даже улыбнусь тому кладбищу игрушек, еды и одежды, в которое точно превратится мой дом за этот спасительный вечер.
Может, еще поэтому мне так не нравится приходить к одному парикмахеру дважды. Он как будто знает мои секреты, уже имел дело с темными спутниками моей жизни, а может, успел договориться с ними о чем-то. Когда крутые киногерои хотят избавиться от чего-то или кого-то наверняка, они тоже предпочитают одноразовые контакты.
Фото: YAY/ТАСС
Конечно, я немного преувеличиваю. Как вполне цивилизованный человек я скептически отношусь ко всяким шаманским штучкам, не фотографирую ауру в чайных клубах, не ношу на шее сосуд с чесночным маслом, не вешаю на дверь пучок зверобоя и не окуриваю детскую парами могильника. Но редкие походы в салон красоты и правда заставляют меня думать о волосах как хранилище энергии. И верить в их особую силу, как верят в нее ведьмы, растафариане, священники и экстрасенсы. Ну хорошо, не так сильно. Но все-таки, как сказал бы мой дипломный руководитель, что-то такое в этом есть.
Так что, когда в следующий раз вам захочется обкорнать свои локоны, смело записывайтесь на стрижку и не поддавайтесь на уговоры оставить длину. Отрастите ее заново свежим, свободным человеком – свежую, свободную длину.
