Сергей Воронов (CrossroadZ): "Я рано начал слушать Джимми Хендрикса"

Сегодня свой день рождения отмечает Сергей Воронов – лидер самой блюзовой московской команды CrossroadZ. Сергея, исполняющего донельзя западную музыку, в российском профильном музыкальном сообществе знают и любят все. За веселый нрав, добрую шутку, за умение вставить где нужно как яркое соло, так и нужное слово. Не говоря уж про дело, которому он посвящает себя без остатка.

17 ноября в клубе Jagger с Сергеем Вороновым на сцену поднимутся его друзья – Гарик Сукачев, Сергей Мазаев, Николай Арутюнов, Гия Дзагнидзе, Николай Девлет-Кильдеев и многие другие. Все они поздравят именинника и в очередной раз подтвердят его тезис: "Возраст – фигня, главное, ребята, сердцем не стареть". Накануне 55-летия юбиляра обозреватель m24.ru Алексей Певчев, встретился с Сергеем Вороновым.

Фото предоставлено Сергеем Вороновым

– Ты родился и вырос в столице, здесь появились CrossroadZ, отсюда ты уезжал и сюда возвращался. Поэтому логично спросить, есть ли у тебя любимые места в этом городе и есть ли особенные московские воспоминания?

– Папа из Питера, мама из Москвы. Я москвич, но с генеалогическим древом у меня не все просто. Мой дед – осетин, скульптор, он поставил известный памятник Салавату Юлаеву в Уфе. Есть у меня даже немецко-латвийские корни, А что касается Москвы, то я много где снимал квартиры и много где жил. Вначале в родительской квартире на улице Горького, потом – в своей на Полянке, позже стал кочевать, как и подобает настоящему блюзмену. Привык даже. Кочевал, конечно, по центру, потому что не могу себе представить жизнь вне центра. Сейчас я вернулся туда, где появился на свет. Я родился на углу Сивцева Вражка и улицы Веснина. Здесь и иняз рядом, в котором учился. Все этим места связаны с моей жизнью.

Детских воспоминаний о Москве у меня почти нет. В основном, помню дачи. А в 6 лет я уехал с родителями в Берлин, куда был направлен мой папа, вернулся в 16 и попал в гостеприимные лапы друзей, которые повели меня знакомиться с московскими пивными. Поэтому первое яркое воспоминание – пивной бар "Яма". В 1978 году я долго не мог привыкнуть к мысли о том, что пиво надо пить с креветками. В Берлине под пиво обычно шли сосиски и курица.

– Можно ли сказать, что ты и твоя компания – это московская золотая молодежь, ведь ты из крутой семьи? (отец Сергея Воронова был главным редактором газеты "Комсомольская правда" – авт.)

– Скажу тебе так: я с некоторым сочувствием относился к "золотой молодежи". Мог бы стать ее частью, если бы был человеком другого склада. У меня вообще были очень разные компании. Я был, с одной стороны, и во всех тусовках, а с другой стороны, ни в какой конкретно. Потому что дружил с хиппи, с музыкантами. В какой-то момент я перестал спрашивать у людей, кто они такие, Мне стало казаться, что неприлично спрашивать, чем они занимаются. Вот, например, у меня много друзей с 90-х годов, с которыми мы вместе клубились в разных московских заведениях. Я не знал, кем они работают и какой у них бизнес. Просто хорошие человеческие отношения – достаточно. В 80-е много общался с художниками. С тех времен знаком с Сергеем Воронцовым, Николой Овчинниковым, Катей Филипповой и другими людьми московского андеграунда...

Были друзья и в инязе, мне с ними было интересно: кто-то стал музыкантом, кто-то переводчиком, кто-то скульптором. Ну а кто-то замминистра или великим лингвистом как Дима Петров. Люди, которые делали комсомольскую карьеру, мне были совершенно неинтересны.

Фото: IgorMan.Ru

– Тем не менее родители, наверняка видели тебя после иняза совсем не блюзменом?

– У меня в семье прессинга не было никогда, у меня очень хорошие родители. Они думали, что я буду журналистом, как они. Поэтому творческое начало – от них. У мамы был идеальный слух, и она любила музыку – Адамо, Мину, Шарля Азнавура, из наших – Марка Бернеса.

– Родительская музыка была тебе по вкусу?

– Бернес мне нравился, но я рано начал слушать Джимми Хендрикса, увидел его по ТВ, это был шок, и мне сразу захотелось туда, к нему. Эстрадную музыку я невзлюбил сразу, еще в ГДР, когда увидел всем известный Фридрихштадт-Паласт и услышал немецких, испанских, греческих, французских, и итальянских певцов. Я нашел кучу рок-каналов, а чуть позже стал общаться с берлинскими друзьями-музыкантами. Не эстрадными.

– То есть этап увлечения российскими рок-группами, например, той же "Машиной времени" тебя миновал?

– На "Машину времени" меня повели в 1979 году в Москве. К этому моменту я уже музыкой занимался. Я привык слушать музыку в реальном времени, музыку, которая существовала в Берлине благодаря радиостанциям. Мои друзья обменивались пластинками, слушали их и собирали. Про нашу сцену я особо ничего не знал. Хотя студенты из СССР, с которыми я дружил, пели песни. Среди них был и "Капитан", там где "...и вот однажды вечером попали мы в туман…", я ее выучил наравне с Blowin’ In The Wind Боба Дилана и Got My Mojo Working Мадди Уотерса. Вернувшись в Москву, услышал несколько другую музыку. У меня был друг Олег Гусаков, который дружил с "Машиной", с группой "Автограф", потом я познакомился с Володей Якушенко – первым барабанщиком "Автографа". Ну а когда попал на "Машину времени", меня это никак не впечатлило. Потому что у меня уже было столько своего музыкального багажа. Мне говорили: "У них лучший аппарат в Москве!" Я пришел и увидел аппарат, который в ГДР был у каждой команды в районном ДК, где местные кавер-бэнды по вечерам играли The Rolling Stones, UFO, Black Sabbath и Slade.

В то время я знал о музыке почти все.

– Наверное, участие в группе Стаса Намина "Цветы" было для тебя довольно болезненным. Все-таки его "Цветы" являлись самым что ни есть ВИА со всеми присущими жанру особенностями.

– Ты знаешь, мне со всеми было по-своему интересно, потому что я всегда оставлял себе личное пространство, причем происходило это порой абсолютно неосознанно, интуитивно, как и все в моей жизни. Может быть, поэтому, все мои отношения с музыкальной тусовкой становились очень личными. Я дружил с людьми, мне было с ними прикольно, и все. Когда я познакомился с Гариком Сукачевым, мне сначала его "Бригада С" не очень нравилась, потому что это была не моя музыка. Я понимал, что это талантливо, но не мое.

То же самое произошло с "Цветами". Но когда мы встретились со Стасом и затусили вместе, мне он стал интересен как человек . По-видимому, я ему тоже, потому что в то время я знал о музыке почти все.. Это были не только The Beatles, Led Zeppelin и Deep Purple и Pink Floyd, которых слушали в Москве, но и куча других групп, о которых здесь говорили немногие. Речь и о Can, и о Traffic, и о Willie Dixon'e, и о Frank Zappa.

Стас приехал на дачу к Саше Липницкому, когда мы с Димой Гусевым (одним из первых наших "харперов") играли свои загоны на губных гармошках, и позвал нас в таком составе. Мы себя назвали "Гонщики", потому что мы гнали, что бог на душу положит. Потом Дима свалил, и Стас сказал: "Давай ты будешь с нами играть, мы сейчас делаем новую программу, поездка в Америку намечается". Так что, все началось именно через человеческое общение. Это произошло в 1986 году.

Программу записали, но диск так и не вышел. Это был рок, хоть и достаточно эклектичный: Юра Гарьков любил "новую волну", кто-то рэгги, у клавишника Петровича что-то от Джона Лорда проскакивало. Ну и в финале звучала песня "Мы желаем счастья вам". Все это исполнялось после спектакля Peace Child. Кстати, трогательная постановка, таких в наше время не хватает: пьеса про американских детей, которые приехали в Москву и подружились с русскими детьми. Там про любовь и расставание мальчика из нашей страны и девочки из Америки. И в СССР, и в США залы рыдали.

Стас Намин понимал, что нужна конкурентоспособная музыка. Мне же он помог раскрыть мой потенциал. Я от природы довольно застенчив. А он мне говорит: "Давай ты будешь петь. Ты что поешь?" Я отвечаю: Johnny Be Good могу! И я пел его в заключение концерта. Или Hoochie Coochie Man. На фестивале в Токио Стас решил: "Будешь Imagine петь!". А там стадион на 50 тысяч народу! Это был мой первый выход на огромную аудиторию. Нервничал, но текила помогла.

– Откуда и как появилась твоя команда CrossroadZ, мы уже рассказывали. Тем не менее, когда вы затевали группу и решили играть англоязычный ритм-н-блюз, неужели думали, что эта музыка когда-нибудь станет популярна, вас покажут на ТВ, поставят на радио, а залы будут ломиться от поклонников?

– Я вообще об этом не думал. Собрались люди, которым было в кайф играть со мной любимую музыку. У меня уже была написана Diamond Rain и еще 4 песни. Как раз тогда рухнули все занавесы, нам казалось, что музыка наконец стала международной, да и вообще мне было неважно, на каком языке петь. Главное, как ты доносишь эмоции и свое музыкальное видение мира. Мы не думали, сколько будем играть и что просуществуем 26 лет. Просто не было мысли: а что будет завтра? Ну, может быть думали – неужели у нас не будет ни одного русскоязычного хита? В итоге русский хит "Сколько можно терпеть?" все-таки появился. В его написании нам очень помог Гарик Сукачев, который сделал в ней 70 процентов текста. Главное чтобы был драйв, а он у нас был. Конечно, свою роль сыграло появление клипа на песню Diamond Rain, который благодаря ТВ увидело огромное количество людей. Да и сама песня, кажется, не самая последняя в мире.

[html][/html]
Видео: youTube/пользователь: The CrossroadZ Diamond Rain

– Ты никогда не отказывался от участия в интересных проектах друзей, но как получилось, что ты сыграл и снялся в клипе с человеком из поп-тусовки? Я говорю про работу с Валерием Меладзе и песню "Текила Любовь"?

– В то время, людям, исполняющим поп-музыку, тоже захотелось здорового драйва. Мне позвонили и предложили записать гитару. Я ответил: "Давайте послушаю и решу", потому что сначала немного напрягся. Послушал и понял, что по гармонии и по духу это может стать абсолютно нормальной рок-песней. Ну и я это ощущение усилил своей партией. Сейчас много хороших музыкантов, способных сыграть и блюз, и рок, а тогда знатоков мейнстрима, уходящего корнями в блюз, почти не было.

[html][/html]
Видео: youTube/пользователь: Канал Валерия Меладзе

– Пожалуй, наиболее значимая твоя работа "на стороне" – это участие практически во всех проектах Гарика Сукачева, начиная с его сольника "Акция Нонсенс", продолжая "Неприкасаемыми" и реанимированной "Бригадой С". На первом концерте коллектива, мне показалось, что говорить о возрождении "Бригады", какой мы ее знаем, сложно. Это очередной проект Сукачева.

– Это "Бригада С"! Мы играем десяток песен, а то и больше, из классического репертуара группы. Понимаешь, нельзя войти в ту же самую воду, в которую человек входил в 1987 году, это нереально! Был другой драйв, другие музыканты, другое отношение, другое время наконец. Мы знаем море камбеков, когда люди собираются снова и играют с составом, который уже изменен. Конечно, там каждый привносит свои краски. Сейчас это звучит по-другому, конечно. Тогда было более эксцентрично, а сейчас мощно. Хотя Гарик и сейчас жжет не по-детски.

– Еще один твой проект – "Бомж-трио", начавшийся как приятное времяпрепровождение трех друзей, а вылившийся в одно из самых необычных сотрудничеств. Насколько серьезно ты относишься к своему "бомжацкому" занятию?

– Кроме CrossroadZ, я еще играю в группе The Lunar Brothers. С этими парнями хорошо – они музыканты нового поколения. С "Бомж-трио", мы собираемся, когда у нас есть время, и обычно репетиция выливается в написание песни. Вообще, если бы я подходил к музыке серьезно, у меня бы ничего не получилось. Я неоднократно цитировал Кита Ричардса и его: "Я беру гитару, расставляю антенны, а все находится в воздухе, все в воздухе, вся музыка, все краски и так далее..." Приходит рифф, начинаешь играть, завязывается музыкальная история. О чем поем? Вот об этом! И с "Бомж-трио" у нас все легко получается.

[html][/html]
Видео: youTube/пользователь: Robert Rocky

– Выходит, что для тебя это гармонично, не приходилось идти на компромиссы?

– Я не жалею, что почти не шел на них, но, если смотреть с рациональной точки зрения, наверное, лучше делать это чаще. С другой стороны, жизнь такая, как есть. Мне удалось сохранить себя, а это немаловажно.

– У тебя есть кому передавать опыт. Как строятся твои отношения с сыном Петром, часто ли он спрашивает твоих советов?

– Ты знаешь, мой папа на меня не давил. Он был интеллигентным, сдержанным человеком, можно сказать, интровертом. Он со мной часто советовался. Когда писал стихи, первый, кому он их показывал, был я. В последние годы его жизни мы очень дружили. С мамой дружба была всю жизнь, а с папой – последние лет десять-пятнадцать.

У нас с Петей история похожая. Я оторвался от семьи в 1994 году, когда ему было четыре года. Потом уже, когда он стал взрослее, мы стали дружить. Он приезжал ко мне, интересовался музыкой. Мы с ним даже записывали какие-то вещи вместе. Сейчас он играет на синтезаторе, сочиняет, по большей части это электроника с разными сэмплами. Но и в музыке он лиричен. Вообще сын занимается монтажом кино. До этого он фотографировал, снимал видео, потом стал монтировать. Свой первый клип для панковской команды выпустил в 14 лет. Главное, что он добрый, хороший парень, и мне за него радостно. Конечно, он, может быть, не совсем "для современного мира", но зато семейная интеллигентность в нем присутствует.

Я понял, что все, хватит. Алкоголь стал заменять кровь.

– Что приходилось преодолевать и с чем мириться людям, которые были рядом с тобой? Какими качествами они должны обладать, ведь сосуществование с творческим человеком порой требует самоотдачи?

– Особенно когда творческий человек выпивает. При этом, когда я пил, моя жизнь мне казалась гармоничной. Я плыл по течению и делал это не через силу, а естественно. Это был мой полет, напрямую связанный с алкоголем, и, пока мне это не мешало, все было нормально. Ну а потом началось...

Однажды в городе Брянске на джазовом фестивале мы с гитаристом Ваней Смирновым выпили перед выступлением CrossroadZ на двоих бутылку коньяка. Я вышел на сцену и сказал: "Hello Manchester!" Больше нас туда не приглашали. В другой раз, я играл Diamond Rain 48 минут, потому что никак не мог остановиться. При этом мне самому было абсолютно комфортно. Мне, но не женщинам, которым рано или поздно все надоедало, и они начинали думать о светлом будущем, в котором мне места уже не было.

Душа болела, когда меня бросал кто-то или когда уходил я. С другой стороны, расставания отражались в песнях, что тоже неплохо.

Я ездил по делам, играл концерты, о которых потом не мог вспомнить. Так больше продолжаться не могло, ибо алкоголь заменил меня, люди стали на меня смотреть, как на чудовище. И главное, что я сам смотрел в зеркало и видел это чудовище. Забывал гитары в такси, приставал к незнакомым людям, которые могли смести меня с лица земли. Вот тут понял, что все, хватит. Алкоголь стал заменять кровь.

– Вероятно, остановиться заставило появление в твоей жизни Алены – нынешней жены? В таких ситуациях необходим мощнейший фактор, часто им становится появление женщины.

– Алену я встретил чуть позже, когда уже был готов. А приостановил свои отношения с выпивкой в конце 2011 года. Потом был спорт, к которому относился достаточно холодно, но однажды у меня возникла мысль, что мне нравятся боевые виды искусства. Но использовать руки не мог – ими я играю на гитаре. Друг посоветовал тхэквондо, где делаешь то же самое, только ногами. Вот тогда, в 2012-м впервые в жизни стал заниматься здоровьем, которое надо было восстанавливать. Организм чувствовал хоть какую-то нагрузку, и я начал жить другой жизнью, а потом уже познакомился с Аленушкой. С ней мне очень-очень хорошо. Я вижу, как она многому учится. А еще она божественно готовит. Для меня это никогда не являлось и не является главным, но это так приятно! Вообще у нее все получается, за что берется. Алена заботится о нас, и несмотря на свой возраст, она мудрая. Ты спросил: "Что должно быть у женщины, чтобы жить с таким, как я?" Мудрость! Видеть главное и не видеть наносного, не циклиться на мелочах. Конечно, любовь, самое важное.

Фото из семейного архива

– Так или иначе люди, играющие блюз – ты, Алексей Романов, Чиж – новые песни пишут нечасто. Это связано с особенностями стиля?

– Знаешь, я об этом не думаю. За последние три года записал кучу "болванок". Это песни с русскими и английскими текстами. Все они разные. Что-то подойдет для Crossroadz, что-то может показаться дикостью – совершенно другой жанр. Я делаю не только блюз, у меня куча разной музыки, в том числе "псевдоклассической". Надеюсь, доведу эти идеи до конца и запишу в студии. С гитарами, басом и мандалинами, со скрипками и духовыми.

Для того чтобы выжить, надо сохранять оптимизм и чувство юмора.

– Ты не из тех, кто привык жаловаться, тем не менее в 55 лет можно себе позволить немного побрюзжать. Есть ли вещи, вызывающие у тебя непонимание? Какие твои ожидания оказались напрасными?

– Все зависит от ожиданий. Если бы мы, придумав CrossroadZ, жили ожиданиями, то развалились бы через месяц, от силы через год. Политика? Я всегда относился к ней пренебрежительно. Мягко выражаясь, для меня это мировое зло, так что ждать от нее чего-то хорошего, сложно. Для того чтобы выжить, надо помимо веры в себя сохранять оптимизм и чувство юмора. Когда их нет, человек начинает себя жалеть и ворчать.

Конечно, мир не идеален. Да, мне хочется, чтобы не было войны. Чтобы всегда и везде царили мир и любовь. Чтобы к власти всегда приходили достойные интеллигентные люди, но я не уверен, что увижу это на своем веку.

Я увидел, как Кит Ричардс горит музыкой, как он ее делает, и после этого начал по-настоящему писать песни.

– Наверняка, в твоей жизни случались неожиданные события и встречи, которые подтверждали, что все, что ты делаешь, верно.

– Конечно. Как я мог представить, что буду выпивать с Китом Ричардсом или беседовать с Бадди Гаем (великий блюзовый музыкант – прим.авт.)? Но жизнь сложилась так, что постепенно я перестал удивляться этому. Раньше полагал, что на дне рождения дочки Кита Ричардса я оказался по счастливой случайности, и только позже понял, что все это – часть пути, зависящая от меня на этапе приятия решений. Потому что, если бы я не пошел играть в группу Стаса Намина и не поехал бы в Японию на фестиваль, то не подружился бы со Стивом Джорданом, который через два года познакомил меня с Китом Ричардсом. Встреча дала понимание, что я на правильном пути. Я увидел, как Кит горит музыкой, как он ее делает, и после этого уже начал по-настоящему писать песни.

Это цепочка взаимосвязей, и не надо пытаться ее проследить. В моем случае, если я начинаю предвкушать, долго и серьезно обдумывать, все обычно срывается.

– Есть ли в твоей жизни что-то неизменное? Например, ожидание праздника, который придет и обязательно будет таким, как надо, допустим, новый альбом The Rolling Stones?

– Пока они играют, есть ощущение, что еще не все потеряно. Есть опора. Я пару недель назад летал в Чикаго, где встретился с Бадди Гаем. Он мне говорит: "С блюзом в Чикаго не очень хорошо. На радио он только в паре передач", а я ему: "Есть блюзовое радио в интернете", он: "В интернете есть, но на радиостанциях FM почти не осталось, одну попсу везде крутят". Проблемы схожие. Все, конечно, жалуются, обсуждают, но если это мешает твоей личной и творческой жизни – плохо, а если пообсуждал, пошел домой, сел и занялся любимым делом – вполне нормально.