В галерее "На Каширке" рассказали о Бэнкси и Марке Дженкинсе

В галерее "На Каширке" рассказали о Бэнкси и Марке Дженкинсе

12 марта в выставочном зале "На Каширке" стартовал курс лекций о современном искусстве. Читать их приглашен художник, лауреат премии "Инновация 2008" Арсений Сергеев. Первая лекция "Современное искусство: модное? уместное? зависимое?" была посвящена стрит-арту и паблик-арту. Сергеев рассказал о таких фигурах, как Ааакаш Нихалани, Бэнкси, Христо Бояджиев, Тима Радя, Паша 183 и других уличных художниках.
Сетевое издание M24.ru провело онлайн-трансляцию мероприятия. Приводим полную текстовую версию выступления.

- Меня попросили сделать популярные лекции об искусстве. Сегодня первая лекция, а их будет пять штук, каждую неделю по одной, в одно и то же время, в один и тот же день недели. Собственно говоря, про функционал искусства: как оно живет, какое место оно занимает в жизни человека. Название этой лекции изначально совсем другое, но уж какое сейчас есть, такое и есть. Вопросы, немножко смещающие акценты.

У меня к вам вопрос: вы здесь собрались, вы – любители искусства?

- В основном.

- В основном? А кто вам ближе, какой образ ближе вас описывает – слева или справа? Какое ваше понимание, отношение к искусству? Хорошо, значит, как всегда, большинство. Итак, вы – люди, которые пришли, чтобы как-то разобраться с современным искусством, для вас оно – нечто такое удивительное и занятное.

Сразу скажу, что, искусство всегда было, всегда есть, и современное искусство от классического ничем не отличается, вообще-то говоря, совершенно ничем, а противоречия, которые существуют, которые постоянно муссируются, -это противоречия надуманные, ложные, противоречия политического, как правило, свойства.

Главный корень противоречий, условно говоря, в том, что якобы классическое искусство понятное, а современное – непонятное. Это ложная установка, классическое искусство не менее непонятно, чем современное. Вы ошибаетесь насчет того, что вы понимаете классическое искусство, абсолютно точно, сто процентов. Это связано с тем, что на самом деле любое произведение искусства устроено очень многослойно, и большая часть содержания связана с контекстом, в котором искусство было порождено. Поэтому, как правило, большая часть содержания произведения искусства закрыта для людей, которые не интересуются контекстом, в котором оно возникло.

В этом смысле кажущаяся близость к реальным визуальным нашим впечатлениям классического искусства очень обманчива. То есть на самом деле, как правило, искусство изображает совсем не то, что на нем изображено. Но это разговоры уже в будущих лекциях, сегодня – исключительно о том, какое место искусство занимает в жизни общества, в жизни конкретного человека.

Сколько времени на Земле существует искусство? Простой вопрос: сколько?

- Сколько лет человеку, столько…

- Совершенно верно. То есть как только человек стал человеком, так сразу появилось искусство. И тогда его функция была какая? Фиксировать свое понимание мира. Фактически, - это процесс накопления знаний. Одновременно еще была и другая функция – моделирование своей жизни будущей и своего поведения.

Наверняка, особенно старшее поколение, люди моего возраста и старше, помнят картинки в учебнике по истории древнего мира, самые первые картинки, там нарисовано животное на земле, и вокруг него такие в набедренных повязках мужчины, негры, очевидно, с палками, которые в него тыкают. Помните эту картинку?

Комментарий к этой картинке такой, что вроде как глупые, примитивные народы совершают шаманские действия, чтобы им повезло в охоте. Но правда заключается в том, что, вообще-то говоря, это никакой не ритуал. Это называлось ритуалом, глупым поверьем, но в действительности этот ритуал совершенно функционален: это моделирование охоты. Люди тренируются, буквально: если они не потренируются, им не повезет. Они должны быть готовы. Поэтому искусство в это время, одна из его важных функций – это модельная функция. Люди с помощью искусства моделируют, проектируют свое будущее.

И, конечно же, как только появляется уже совершенное общество («совершенное» – я как бы закавычиваю), общество, в котором появляются люди, у которых есть власть, и они начинают угнетать всех остальных, паразитировать на всех остальных, бандиты, которые раньше занимались грабежами, становятся стационарными. С помощью искусства (они понимают его мощнейшую силу именно модельную) они начинают заниматься пропагандой и философией – описанием структуры мира, которая указывает каждому члену общества его место, и почему его место таково.

Тут появляется религиозное искусство. В самых разных обществах, в самых разных национальностях появляются потрясающие произведения, которые, так сказать, моделируют мир и структурируют его. Фактически, искусство всегда является очень важным элементом, инструментом организации общества. Естественно, оно перемещается в общественные пространства, чаще всего это храмы.

Но в определенный момент, а это относительно недавнее время, появляется у искусства такая специфическая новая функция – гедонистическая, то бишь искусство для удовольствия. Это относительно недавняя вещь: короли заказывают искусство для себя. Не для общества, не для пропаганды взглядов и ценностей, а для своего развлечения. Художник становится придворной обезьянкой. Понимаете, вот это все не было доступно до середины XVIII века никому, кроме королевской семьи и особо приближенных людей. Вся эта роскошь, все это богатство, его не видел простой люд, это было исключительно для высших слоев общества, для аристократии.

И одновременно, конечно, все равно искусство существовало в жизни простых людей, в жизни не королей. Оно, конечно, было довольно-таки примитивным, по сравнению с тем, заказным, аристократическим искусством. Это, естественно, декоративно-прикладное искусство, примитивные гравюры. Всегда искусство сопутствовало жизни человека, неважно, какого он был сословия, так или иначе, человек без искусства жить не может.

Так сколько же времени на Земле существуют музеи? Какие у вас соображения?

- С XVII века.

- Нет, ребята. Конец XVIII века. История искусств огромна, и все большую часть времени искусство было с людьми, оно было в общественных пространствах, и только в XVIII веке, в самом конце, появились первые музеи. То есть тому, что для нас считается само собой разумеющимся местом обитания искусства, от силы чуть больше 200 лет. Понимаете?

- А в России в начале XVIII, при Петре I, да?

- Да, он, еще позднее. Да, совершенно верно. Коллекции появляются чуть раньше, но общественно доступные музеи, в которых можно заплатить денежку и можно в любой прийти и посмотреть, – это в Европе конец XVIII века. Сейчас, конечно, музеи – это специальная архитектура, это очень необычные инсталляции, самые невероятные формы произведений искусства, но проблема в том, что нужно совершить поступок: нужно собраться, выбрать время и пойти посмотреть, что же там показывают, в музее.

Сколько времени существуют галереи?

- Наверное, в то же время, что и музеи, только пораньше.

- Чуть-чуть попозже. Галереи, как, условно, место, куда можно прийти, - это все-таки уже середина XIX века. Там много картин. Салоны появляются, выставки появляются, как типология показа произведений искусства.

Иными словами, те места, где показывается современное искусство, их история вообще мизерная. А уж если мы будем говорить о том типе помещений, в которых показывается современное искусство сегодня, как принято показывать, в так называемом белом кубе, такого типа помещения появились в 60-х годах прошлого века, то есть всего-то 50 лет, как искусство показывается вот таким образом – в белых красивых пространствах.

Проблемы у современного искусства тоже есть, и они вот в чем: мало того, что все это показывается в маленьких галереях, и как правило, приходят смотреть современное искусство на вернисажи, после чего галерея пустует. Собственно говоря, и мы здесь собираемся по той же причине, это какие-то такие полумертвые или мертвые места. На вернисаж приходят люди, а дальше – 10, может быть, 12 человек в день приходит в галерею.

Вторая история – это то, что художники, которые работают для галерей,– это такие индивидуалисты. Они обязательно должны, так сказать… Была долгая история, когда художники все время изобретали какое-нибудь новое направление. По нынешним временам разглядываешь, а художник рисует то же самое, что и его современник, но называется это, условно говоря, по-другому. Один говорит: "Я рисую пятнышками, и это называется дивизионизм". А второй говорит: "Я рисую пятнышками, нет, это пуантилизм". И это совершенно разные направления. А на самом деле просто люди заняты тем, что они продают свое искусство и им надо как-то выделиться, забрендировать себя.

Обратите внимание, что два самых великих художника ХХ века таращат глаза. Это тоже очень важный момент: художник в обязательном порядке такой артист, он должен быть не просто индивидуальностью в своих работах, но еще и в жизни должен быть предельно артистичным. В этом плане, конечно, Дали превзошел Пикассо невероятно. Пикассо только странные сентенции говорил и таращил глаза на публике, а Сальвадор Дали на публике появлялся то голый, в шелковой мантии, то выезжал на белом коне. А как он говорил "Сюрреалиссимо!" – это просто вообще отдельный разговор.

Коллекционеры – главные люди, которые собирают искусство, главные потребители всего этого продукта. Это всегда очень богатые люди, которые чувствуют свою уникальность и понимают, что иметь продукты, которые есть у других людей, которые чувствуют себя уникальными, точно такие же, это не cool, это не круто. Круто – если у тебя есть что-то такое, чего в принципе не может быть у другого человека с подобными возможностями.
Поэтому, собственно говоря, цены на искусство растут год от года, и художники, конечно же, некоторые становятся такими же богатыми… не "такими же богатыми", но очень богатыми людьми. Проблема лишь в том, что скрытое в галереях искусство перекочевывает в частные коллекции, и оно также оказывается закрытым для людей, которые ходят по улицам.

Но и с музейной проблемой не лучше. Сколько процентов от коллекции вообще доступно для обозрения публике? Знаете? Сколько?

- 10%.

- Меньше 5%. В среднем, 5-7%. То есть реально, если даже художник оказывается в коллекции современной современного музея, он, может быть, будет выставлен один раз вообще. Один раз, понимаете? И все, и больше никогда. Большая часть художников, оказавшись в галерее или в музее, скрыты навсегда, их произведение изъято из оборота, оно недоступно никому вообще. Только служители, которые время от времени запнутся об эту работу, вытащат ее, очередной раз проверят, не сгнило ли что-нибудь, не потрескалось ли.

И в 60-е годы ХХ века появляется довольно большое количество художников, которые понимают, что это какая-то абсурдная ситуация. Искусство изъято из жизни, оно адресовано исключительно любителям, людям, которые готовы совершать серьезные поступки, люди, которые любят искусство реальное – они идут в эти галереи, в эти музеи, но, опять же, галерей и музеев недостает, художников гораздо больше, и самое главное – амбиции у них другие совершенно.

Они понимают, почему, собственно говоря, они должны работать для каких-то… только для этой узкой публики любителей? Как правило, тоже интересно, любители не все имеют деньги. Получается, что реальные потребители – это только богатые люди. Почему, собственно говоря, нужно делать искусство для богатых? Вообще-то говоря, художник хочет славы, хочет, чтобы его знали все, а это становится совершенно невозможным, потому что музей не резиновый, хотя в Германии в любой деревне построен музей, и построен замечательными архитекторами. Знаете такой город Мёнхенгладбах? Кто-нибудь знает? Нет? Я тоже впервые… А там построено здание Стерлингом – величайшим архитектором, из первой десятки. Понимаете? Так вот, появляются художники, которые понимают, что, во-первых, собственно говоря…

Да, проблема еще вот в чем. В галереях, в этих белых пространствах, можно долгое время изобретать "-измы", но в конечном итоге, к 80-м годам уже все, никаких "-измов" новых изобрести нельзя. Вся работа с формой, в общем-то, на долгое время уже сделана, и новые изобретения – это только перемешивание всего старого. Собственно говоря, смотрим на искусство этих "-измов" и понимаем, что это просто тоже разного рода винегреты из искусства предыдущих эпох. Или смешивание искусства предыдущих эпох, например, с наивным искусством или с искусством так называемых примитивных культур – африканских или полинезийских.

И в галереях, в этих белых пространствах, на самом деле, это хорошая архитектура, на сегодняшний день все галереи качественно сделаны, безупречно, в них что ни занеси, все становится искусством, поэтому шутка была такая: «Приходил на подготовку выставки в галерею Ларри Гагосяна, так и не понял, то, что я увидел, это был мусор или уже готовая инсталляция, которая будет завтра открыта». Кроме того, на самом деле для этих белых пространств тоже оказалась следующая история: что ты ни делаешь, все становится искусством, но самое главное – из-за этого ценность пропадает. "А что, собственно говоря, заставляет меня… Почему я должен на это обращать внимание? Художник совершил как бы поступок: перетащил что-то из жизни, из пространства жизни в пространство галереи, но почему я должен к этому относится серьезно?"

И тут появляется невероятное движение, "искусство для общественных пространств", "public art". Что нового оно предлагает? Оно предлагает не заниматься формотворчеством, экспериментами, а формулировать высказывания, но делать их для открытых пространств, там, где произведение искусства приобретает свою значимость и свое содержание – в соединении с реальностью.

Вот очень хорошая в этом плане работа. Сами по себе это обычные скульптурные головы, жанр очень распространенный, но что сделал художник? Во-первых, он сделал эти головы из металлической сетки, которая пропускает сквозь себя, мы видим сквозь нее пейзаж. В результате у нас получается совершенно неожиданное, монументальное, очень масштабное полотно, невероятная картинка. Без соединения вот с этим пейзажем это просто головы, но так - это уже мощнейший разговор, такой диалог о природе, о месте человека в этой природе, о вариантах этой гармонии. Кроме того, сетка создает свои аллюзии с 3D-моделированиями, прочими всякими вещами. Великолепная вещь. Совершенно другой подход. И художник не делает произведение, замкнутое в себе, оно разомкнуто к содержанию, в котором оно помещено. Оно с ним входит в химическую реакцию.

Более того, идея еще шикарней: произведение является как бы катализатором смысла этого пространства. То есть произведение искусства может сместить акцент: его цель – не самовыражение художника, но переживание зрителей и новое понимание пространства, которое они окружают. То есть совсем другое понимание ответственности художника перед зрителями, перед пространством, в котором он высказывается.

Очень интересный художник. То, что вы видите, - это монуметализированные фрагменты таких иконических кадров. Он делает иконические кинокадры или фотокадры. Центральные две фигуры знаменитой фотографии, когда моряки возвращаются с войны Второй мировой в Сан-Франциско, и один из моряков, ну, набрасывается, не набрасывается, но девушку просто случайную, которая идет его благодарить, просто обнимает и целует. И этот знаменитый кадр он монументализирует. Эта вещь сделана в Сан-Франциско, конечно, не в том месте, где была сделана фотография, но это такая монументализация, это новое понимание…

Это не памятник. Это не разговор об увековечивании жертв. Это не назидание. Это не разговор о том, кому принадлежит власть. Это есть диалог художника со зрителем. Проявляется новая функция… «новая», потому что очень ярко заострена коммуникативная функция искусства. Предмет искусства становится темой для коммуникации людей. Это есть оформление пространства коммуникации.

Но это не очень вещь яркая, а вот эта штука сделана в Чикаго. Это, конечно, да, знаменитый кадр из кино с Мэрилин Монро: она там стоит на решетке метро, и внизу проезжающий поезд развевает ее юбку, она ее пытается удержать.

О чем разговор в этой работе, почему эта вещь вообще возникла? Это не памятник Мэрилин Монро, это образ времени. Самое главное – это возможность показать то, что было скрыто в кино, понимаете? Вот этот мужской взгляд, который хочет заглянуть под юбку Мэрилин Монро, он здесь сделан. И это сделано с юмором, это отыграно очень хорошо.

Особенно удивительная вещь, когда меняется погода. Понимаете, искусство начинает работать активно с людьми, с пространством, оно живое, оно взаимодействует. Понимаете, оно как бы не само по себе, оно изменяется, в зависимости от того, кто на него смотрит, в каком состоянии оно находится. Какая погода, какое время.

Вот тоже поразительный художник. Он работает вообще с совершенно невероятными мотивами: пытается воссоздать искусственным способом различные природные явления. Что он делает? Он просто воссоздает водопад под одним из мостов в Нью-Йорке. В чем ценность этой работы? В том, что мы видим водопад в неожиданном месте? Наверное, нет. Наверное, в том, что художник предлагает нам по-новому взглянуть на пространство вокруг: на его масштабы, на его качество, на его всевозможнейшие характеристики. Понимаете, это как бы такой оммаж Нью-Йорку. Художник сравнивает мост со скалой, с природными какими-то ландшафтами, он говорит, что Нью-Йорк – это такой же потрясающий по масштабу, невероятный искусственный ландшафт. Он дает людям новое переживание Нью-Йорка, понимаете? Новое измерение Нью-Йорка. Потому что для всех Нью-Йорк – это загазованные каменные джунгли. Понимаете? То есть он смещает вообще точку зрения на явление, на то, куда он помещает свои произведения.

Или вот, например. Кстати, public art – это сейчас вещь очень расхожая. Если вы смотрите какие-то американские фильмы, только не боевики, а какие-нибудь романтические истории, криминал какой-нибудь очень замысловатый или какие-нибудь производственные, условно говоря, американские драмы, вы обязательно увидите там public art. И это не просто что-то на бэкграунде, а, как правило, главные какие-то действующие лица взаимодействуют с этими объектами.

Что сделал Аниш Капур в Чикаго? «Облачные ворота» – это очень простая, в общем-то, форма, но она зеркальная. Такие формы делали художники эпохи дадаизма в 30-е годы прошлого века, это очень-очень давно, но тогда это были просто формы. Художник внес такую форму в реальное пространство. Что происходит? Благодаря тому, что это зеркальная поверхность, любое минимальное движение меняет картинку внутри зеркала. Поскольку это криволинейная поверхность, то любое передвижение – это постоянное изменение ваших впечатлений.

Мало того, эта работа как бы в себе аккумулирует окружающий пейзаж. Вы можете себя увидеть внутри этого пейзажа. То есть, как правило, зритель исключен из процесса созерцания, вообще всегда исключен из самой работы художника. Здесь художник включает всех зрителей, всех, без исключения, внутрь своей работы. Они становятся ее частью. Посмотрите, насколько по-разному картинка выглядит. Есть какой-то фильм про мэра Чикаго, сериал, там просто в заставках прямо идет эта работа.

- А когда она была сделана?

- Лет, наверное, десять назад. Не очень старая работа, по-моему, довольно новая. Кстати говоря, по этой работе сразу можно говорить, а какой уровень… По искусству очень легко можно понять, какой уровень развитости общества. И технологическое развитие, и просто общественное. Понимаете, такие концепты… У нас художники есть такие, художники наши ничем не хуже американских, шведских, голландских, немецких.

- Может, еще получше даже.

- По крайней мере, технически они готовы. Но, с одной стороны, нет заказчиков. Вернее, сейчас они есть. Но самое главное – это дорого, в общем-то, и надо на это решиться. Но эти затраты отбиваются. Вот хороший пример. Что это за проект? Это Христо Бояджиев, такой художник, он под Псевдонимом Христо вместе со своей женой Жан-Клод выступает.

- Болгарин.

- Болгарин, да, по происхождению, но сбежал из Болгарии во Францию (как-то это ему удалось) и стал совершенно замечательнейшим художником. Что он делает? Он начинал с упаковок. Он запаковывал разные простые объекты. Даже Сальвадора Дали в свое время запаковал и продавал эти разные объекты: стул запакует какой-нибудь, вешалку. Потом он подумал: можно же запаковывать все, что угодно. Естественно, уже ткань специальная, уже вместо шпагата канаты. Он запаковывал Рейхстаг, "Pont Neuf" в Париже – очень важные объекты. Острова...Что только ни делал, невероятные вещи.

И вот, наконец, дошла история до Нью-Йорка. Это большой проект, который называется «Ворота». Центральный парк, там несколько тысяч таких ворот: это такие арки прямоугольные, в которых повешена ткань. Что это такое, разве это искусство? Проект был сделан в самое плохое по погоде время в Нью-Йорке – в октябре и ноябре месяце. Самые ветреные, самые холодные месяцы. В эти месяцы самый плохой трафик туристический, самый низкий, как бы мертвый сезон. Во время этого проекта, пока его два месяца показывали, за это время различные бизнесы в Нью-Йорке в сумме заработали около 2 миллиардов долларов. Авиакомпании, кафе, рестораны, отели, сувенирные всякие штуки, музеи – потому что на этот проект люди со всего мира ехали, его смотреть. Художник недостаток, погоду, превратил в достоинство и мотив для своей работы.

Вы идете по парку – и волны эти оранжевые, которые раздувает ветер… Вы видите, как ветер двигается по этому уже оголенному парку, вы переживаете невероятные совершенно эмоции , вы видите ветер. И это масштаб, вы видите, как эти волны прокатываются через огромный парк. Это зрелище стоило того, чтобы пересечь океан, из Европы, чтобы увидеть это зрелище.

Вот вам кейс того, что искусство вполне себя окупает, это не есть развлечение для богатых, и соответственно, художник – это такая приживалка, которую надо поддерживать, подбрасывать денежек. Нет, искусство – это инструмент. Искусство – это, как и было это в давние времена, инструмент управления, это инструмент изменения общественной жизни, фактически.

- А можно задать вопрос? А кто сделал этот заказ?

- Мэрия Нью-Йорка.

- Мэрия или владельцы парка?

- Это общественный парк, он принадлежит муниципалитету. Или вот, например, художник, который принципиально не работает с материалом каким-то привозным. Он работает с тем, что есть. Он создает свои работы из мусора, который он собирает в округе. С одной стороны, это классный минимализм, очень стильный и очень четкий, это красивый масштаб, очень интересно смотрится, но одновременно это еще и довольно-таки нестандартное назидание. Это не банальное «давайте природу беречь», а вполне ясный месседж для людей: "Посмотрите, сколько мусора здесь".

Вот тоже невероятный кейс. Художник – итальянец. Собственно, все, что он делает, - это просто создает какую-то странную иллюзию, что через пейзажи мы видим какую-то очень простую геометрию. Что это такое? Это в Кардиффе порт, военный. Перед войной и во время войны это было очень важное место, его делали как следует – это бетон, мощнейший монолитный бетон. Мрачнейшее, жуткое место – военный порт, который к 80-м годам совершенно перестал быть необходимым, был закрыт, перестал работать. Это как бы не руины, но такое мрачное, пустынное место. Мало того, что это порт, который отделяет город, который стоит около моря, от моря. То есть это неприятная такая зона, которую неприятно пересекать. И в результате люди, которые живут в Кардиффе, вроде бы у моря, не могут подойти к морю, у них нет повода для этого, им нужно для этого очень некомфортное место, так сказать, пересечь. Более того, зачем его пересекать: там дальше нет ни инфраструктуры, ничего, чтобы отдыхать.

Люди, опять же, муниципалитет, позвали художника, чтобы эту проблему решить, начать открывать. Дело в том, что, естественно, нужно с этим что-то делать. Это огромная территория, никак не освоенная, ее нужно осваивать. Художник просто покрасил это. Это всего лишь с одной точки геометрия видна, как вы понимаете, но каков результат? Это стало приглашением для публики, люди туда стали ходить. И, соответственно, начались программы по улучшению этой ситуации. Там стали отдавать какие-то пространства для бизнеса, люди частным образом начали работать над пляжем. Само по себе пространство стало открытым для посещений, это стало поводом для прогулок. Понимаете? Искусство способствовало тому, чтобы совершить конверсию этих пространств.

Поводов для конверсии до появления этого искусства (а это очень дешево, это просто краска – относительно, конечно, дешево)… Если бы здесь Церетели бронзу сделал, он, конечно, попросил бы.

- За бронзу.

- Ну да. Но все, что я вам показывал, это, в общем-то, уже на сегодняшний день как бы устоявшиеся практики. Я пытаюсь их продвигать в России. В Перми мы сделали довольно много всего, сейчас Пермь – такая столица public art, там много проектов делается. Но, к сожалению, там сменилось руководство, и это главная проблема.

Public art – это вещь, которая связана с деньгами, связана с большим количеством согласований. Вот я вам показывал эти "Ворота" Христо, для того чтобы запаковать Рейхстаг, Христо вел переговоры восемь лет. Это очень тяжело. Кроме того, public art, так или иначе, поскольку это вещь крепкая, согласованная, требуются бюджеты. Нужно найти где-то еще денег, куча заинтересованных сторон должна хотеть, чтобы то или иное произведение появилось.

А художников все больше и больше, а музеи так их и не вмещают, галереи говорят: «Нам бы свое продать», – рецессия. И где-то в 60-е годы начинается это движение – street art. Только-только начинается. И вот сейчас это такой как бы взрывной рост: где-то с 90-х годов появляется новое движение. Совершенно нового типа художники.

Они, конечно, наследуют все, я с ними общаюсь, отрицательные стороны предыдущих поколений, но однако у них есть одна новая черта. Они также завистливы, также самолюбивы, также хотят славы, денег, но у них одно новое качество: они находятся по отношению к галереям, музеям, зрителям, заказчикам, всем, в героической позиции: "Я ни от кого ничего не жду, я сам все сделаю. Я ни у кого ничего не попрошу, я сам заплачу за возможность высказаться. Но уж вы меня терпите, ребятки". Потому что художники выходят на улицу.

Начинается все с граффити. Граффити – что за гадость, гадят все, но я хочу просто обратить внимание на одну вещь. Самый банальный текст – это высокий виртуозный перформанс, потому что художник должен успеть сделать это. И не попасться – хотя бы это. Но самое главное – это еще такая как бы каллиграфия: это художник планирует, понимаете? Не просто он пишет слово, он какой-то хитрый трюк. Вы посмотрите, сколько там всяких тегов, вы видите, что там еще художник использует баллон хитрым образом. Там большой тег, прямо над тем, что рисует художник, там верхние части у букв – они размываются шире. То есть художник виртуозно пользуется этим баллоном, чтобы его написать.

Но вы посмотрите. Что делает художник справа, это вообще невероятная вещь: он свой тег пишет задом наперед, снизу вверх. С точки зрения перформанса, просто владения собой и материалом, - это блеск просто.
Конечно, граффити, когда это делаются какие-то куски, когда есть время, оживляет, особенно какие-то уж очень руинированные постройки, там хоть какая-то эмоция появляется.

Естественно, это есть тема для стратегии самопродвижения. Как правило, граффитчики связаны с уличной культурой: у многих есть собственные лейблы музыкальные, или они одежду какую-нибудь производят. Так что не надо на это смотреть просто как на написание букв, это, как правило, брэндинг такой. И надо сказать, что, в общем-то говоря, - это довольно дорогое удовольствие. Хорошо сделанный тег порядка 2000 рублей стоит. Если мы имеем в виду, что средний заработок по России (не в Москве) порядка 12-14 тысяч, а художник каждую ночь фигачит такие вот штуки командно, то, понимаете, это очень накладно. Это героизм, понимаете, это не приживалка, а независимый художник. И вы ему попробуйте сказать: "Ну-ка, нарисуй мне, я вот что-то такое хочу", – да нет, я сам нарисую, то, что я хочу. Это совсем новый тип.

Единственная проблема тут вот какая. В чем разница между граффити и street art? Зачем художник тратит деньги, совершает поступок (он реально рискует оказаться за решеткой, в худшем случае, или быть оштрафованным)? А он просто пишет имя свое, понимаете? Ты уже сделал все: ты потратил кучу денег, ты совершил поступок, ты вышел на улицу – и вдруг ты отказываешься от общения с людьми. А у тебя такая великолепная возможность. Вот граффитчики, к сожалению, главный их минус, что это художники, но это художники для своих, между собой. Это все приветы друг другу, очень высокомерное общение с себе подобными.

Пик подобного рода высокомерия – это так называемый трейн райдинг, когда на поездах пишут. Ну, он себя очень уважает, понятно. Ты пишешь свое имя – и оно через всю страну едет. И тебе обратно пишут: "Респект, ты крут!"– и пишут свое имя. Чувство масштаба у них очень романтическое.

Однако при таких затратах можно сделать еще один шаг и начать заниматься содержанием. И вот, собственно, в чем различие: художник-граффитчик просто пишет свое имя, а стрит-артист, если он пишет, если он выходит на улицу, то делает содержание. И это содержание не привет, это конкретный месседж людям, которые мимо проходят.

Причем художник стрит-артист пользуется граффитическими стратегиями. Он точно так же это делает, как перформанс, то есть нужно успеть, он точно так же настроен на конкретный контекст. Вот посмотрите, там провал этот не зря сделан, он более драматичным делает обращение, потому что это провал, это «соберись, не позволяй, чтобы тебя что-то разрушало». Этот месседж очень драматично здесь смотрится.

"Соберись" – это в Екатеринбурге. Это мой ученик, очень знаменитый на сегодняшний день и в мире стрит-артист Тима Радя. У меня была школа, собственно говоря, я здесь оказался потому, что я разработал программу для художников. Я выучил довольно много художников, среди них есть и знаменитости.

И, собственно говоря, про уличные интервенции и про художников стрит-артистов моя главная речь. Начинается все, естественно, с рефлексии граффити. То, что вот там написано красным на обоих картинках, сделали другие художники, или, условно говоря, не художники, а люди, которые просто самовыражались, а вот трафаретное – это уже Бэнкси. Очень знаменитый художник, я думаю, все его знают. Он рисует одни и те же трафареты, пристраивает их к разным граффити. И всякий раз появляется новое какое-то содержание. То есть художник работает с конкретным контекстом, его работа не может появиться просто так где-то, она всегда взаимодействует, в химическую реакцию вступает с содержанием, которое уже и без того есть на улице.

Если художник пишет, то он пишет обращение, это текст, который имеет смысл, это не просто имя. Если он делает так называемый дрим-пейнтинг, то это на самом деле эстетская вещь – потеки этой желтой краски. Это красиво.
Вот московский художник, я его фан, мы друзья, Кирилл Кто. Я думаю, вы, может быть, и встречали его работы на улицах, в центре, в основном, в районе метро «Курская» работает. Это всегда поэзия. Посмотрите, практически он поэт, он пишет как новые какие-то стихи. Это все импровизации, это все реакции на текущую жизнь, на его самоощущения. И он очень часто еще, как видите, реагирует на других гарффитчиков.

Или, например, внизу маленькая картинка: всем под ноги попадались, в этой же эстетике трафаретной делалась реклама. Вот он закрашивал эту рекламу, он как бы освобождал… Видите, с одной стороны, какая-то композиция абстрактная получалась, но самое главное – воздух, а то совсем не продохнуть от рекламы. И тут я хочу сказать, что один из очень важных моментов в работе художников, которые работают на улице, - это то, что они на самом деле отвоевывают, реально ведут борьбу за общественные пространства, отвоевывают у рекламы, у пропаганды политической пространство для людей.

Собственно говоря, этот вектор был заложен в public art. Главная проблема – это проблема коммуникаций в городе, главная проблема, которую public art решает, это общественная собственность. Для России совершенно не очевидная вещь. Здесь общественная собственность, после краха Советского Союза, где общественная собственность была, но она была как бы ничейная, условная, но все-таки была, сейчас общественная собственность - то, что принадлежит всем, чем все могут пользоваться в общественных местах, и она сжимается каждый день. Каждый день реклама захватывает общественные пространства, пропаганда и бизнес выстраивают свои загородки какие-то. То есть общественная собственность сжимается как шагреневая кожа.

Но искусство – один из очень хороших способов противостоять этому давлению и постепенно расширять общественную собственность, это главная тема для искусства, которое выходит на улицу.

Вот, например, очень интересная группа "Graffiti Research Lab". Они как-то очень странно пытаются сделать то, что для нас является грязью. Для них это большая ценность, эти граффити, тэги примитивные, они собирают из них огромную базу. То, что вы видите слева, - результат оцифровки. Там видна технология, целое электронное устройство, open-source технология, с помощью которой любой может оцифровать тэги. Есть специальное пространство, есть сайты, куда можно их загрузить. Это векторным образом описывается. У меня есть программа, она называется "Graffiti Analysis". Она есть и в телефоне, ее можно загружать. То есть описывается не просто вектор, а еще им в пространстве можно крутить, он одновременно записывается.

Это простая вещь. Но есть гораздо более сложная программа, которая позволяет… Понятно, что это потом можно воспроизводить. То есть это тоже в реальном времени записывается. Они сохраняют граффити, они понимают, что граффити в какой-то момент могут исчезнуть. Но самое главное, видно, что это граффити, которые не портят пространство города. То есть, с одной стороны, можно самовыражаться сколько угодно, с другой стороны, никакого вреда нет. Видно, что все это описывается. У них сейчас последняя версия такая еще, что она может привязываться к реальной архитектуре, то есть эти партиклы, расплескивающиеся части, осыпаются и скачут, например, по крышам домов или по каким-то деталям архитектуры, они об них стукаются. Каждый очередной тэг распадается. Но самое главное, - это его вращение в пространстве и само его написание, его еще можно соединить, сделать input звуковой, какую-нибудь музыку, и тогда эти штуки появляются и исчезают в ритме музыки. Можно их подсвечивать и так далее.

Но граффити – это игрушки. Гораздо интереснее, что художники выносят традиционные техники на улицу, и тогда получаются совершенно невероятные вещи. Вот, например, Элен Харви в квартале компактного проживания иракцев в Нью-Йорке рисует вот такие персидские ковры. Для чего? Это ведь эфемерное, тонкий слой. Это обращение, понятно, massage к прохожим: здесь живут люди с другой культурой, к этим людям нужно относиться так же бережно, как к этому произведению, не затаптывать это дело. Это очень чувственный, очень тонкий подход, очень рафинированный.

Опять же, вопрос о сохранности искусства. Мы делаем предмет, чтобы его коллекционировать и таким образом аккумулировать какую-нибудь ценность . Или это произведение - повод к дискуссии, к разговору, к размышлению, к обмену эмоциями. То есть так ли важно, чтобы искусство было вечным? Для меня не очевидно.

Или смотрите, художник имеет традиционную технику, любит традиционную живопись. То, что он делает, он рисует либо сам, либо делает наклейки. Вот слева это наклейка. Это просто фрагмент старой живописи XVIII века. Все, что он сделал, - перенес пейзаж. Это как бы такой комплимент людям, которые здесь живут. Он будто прорезает дырку в другое пространство. Вы идете по не очень уютным пространствам, но вам художник подмигивает, он говорит, что есть и другая реальность.

С геометрией активно работали в эпоху минимализма в 70-е годы прошлого века. Ничего нового с точки зрения работы с формой, но насколько это новая вещь благодаря тому, что это сделано в реальной среде. И художник эту геометрию размещает в реальной среде. Появляется совершенно новый тип искусства. Сам по себе кубик, примитивно начерченный, ничего не значит, но насколько глубокий смысл у этого, когда он начерчен в реальной среде. Все, что делает художник, - клеит скотч, флуоресцентный скотч, или вырезает из картона эти картинки. Аакаш Нихалани такой потрясающий художник.

Про трафареты, конечно, уже Бэнкси сделал с ними общее место. Мне особенно нравится в Бэнкси, что он очень ироничный. Он ироничен и по отношению к себе. Он прославился тем, что разместил дохлую крысу в рамки тэйт-классик, и очень долгое время никто не понимал, что это он свое произведение самовольно поставил. Но, видите, он здесь из этой крысы сделал целую тему и даже пошутил, типа что street art уже и умереть успело. Мне очень нравится левая работа: там написано, что "здесь стена покрашена краской, на которую граффити не ложится".

Вот его работы с чужими текстами – они совершенно прекрасны. Он это делает и с юмором и очень-очень здорово. Для меня очень важна работа слева. Мона Лиза, у которой в руках базука, – для меня очень важная метафора. Это, скорее всего, обращение не к людям, не к обычным прохожим, это обращение к художникам. Я до сих пор недоумеваю, что большинство художников так и продолжают сидеть в своих мастерских, рассчитывая, что когда-нибудь кто-нибудь из коллекционеров их купит или они попадут в музей. В будущее возьмут не всех, как сказал Кабаков, и он абсолютно прав в этом смысле. Но зачем работать для будущего, когда можно работать для людей сейчас. И самое главное, у художника в руках, у всех художников, которые сегодня, так сказать, в наличии, оружие сильнейшее, мощнейшее. Такое оружие, которое реально может изменить очень многое в жизни людей, в их сознании.

Он просто прекрасен. Везде у него очень хорошее чувство контекста. Он везде находит правильные места. Он не просто лепит куда ни попадя, он находит правильные места и очень точно с ними играет.

- А правая работа в Лондоне сделана?

- Да, это лондонские, а эта в Нью-Йорке, по-моему. Там тоже в Лондоне. Это всегда такая острая политическая сатира, но нельзя сказать, что это карикатуры, это очень взвешенно сделано.
Но главное, что Бэнкси невероятно поэтичен. Таких работ у него не так много, но посмотрите, это просто гудрон расплескался, и он увидел и дорисовал. Совершенно трешевое руинированное место вдруг становится совершенно волшебным.

- Произведением искусства.

- Да.

- А верхняя часть, скажите, это он тоже разрисовывал? Или это родное на стеночке?

-Там все родное. Все, что он сделал, – эта белая собачка.

- Потрясающе.

- Просто волшебным образом преображается все. И это ничего не стоит. Но самое главное, насколько это дорого людям, которые это видят. Художник с них денег не берет. У Бэнкси огромное количество подражателей, но вопрос таланта – это вопрос таланта.

Но иногда бывают невероятные художники, работающие в этой технике. Это художник, перед которым я склоняю голову. Ничего особенного, просто бетонные блоки. Но какое прекрасное чувство этого материала, как он с помощью примитивнейшего трафарета делает невероятно поэтическую историю, драматический такой разговор о жизни в городе. Здорово. Это француз, к сожалению, я не помню, как зовут. Всех их не упомнишь.

Вы думаете, вязать на спицах – это занятие для девочек или для бабушек каких-нибудь? Ничего подобного.

- Родилось как мужское занятие.

- Это очень серьезное движение по всей Европе, и в России сейчас есть. Я знаю, что в Москве что-то такое делается. Что это такое? Искусство есть способ одомашнить общественные ничейные пространства, приватизировать их, сделать их своими, сделать их дружелюбными. Художники говорят: "Кому принадлежит город? Кому? Он наш".

Меня больше всего трогает, посмотрите, ручка. Меня такие вещи больше всего трогают. Всего-навсего ручка обвязана. Все, это совершенно другое тактильное отношение с городом, с пространствами городскими, общественными приемными. Как это просто, но насколько это трогательно, мягко сделано. Видите, нет никаких границ. Это Нью-Йорк, это Уолл-Стрит.

Опять же, исчезновение телефонных будок. Можно об этом говорить, на телевидении сетовать, что вот такая важная деталь, фирменная деталь Лондона исчезает постепенно, потому что у всех мобильные телефоны, неохота тратиться на уход за этими будками. Но можно и так сделать. Нам дорого, нам жалко.

Видите, парковочным счетчикам холодно. То есть это человеческий масштаб городских пространств, городских сервисов. Это не холодные жестокие пространства, люди реально их делают другими, придают им совсем другие качества, человеческие. А в городе эта эрозия человеческого очень сильна, с ней надо бороться. Художники это делают и делают очень здорово.

Вы думаете, садоводство и огородничество – занятие для бабушек? Нет, ничего подобного. Это серьезная работа, и это может стать искусством, может стать темой для разговора об экологии, о здоровом образе жизни, вообще об экологии пространства. В данном случае, это биллборд, на который многократно наклеивались постеры, но в какой-то момент его забросили. То есть убирать не стали, там какая-то несанкционированная уже реклама наклеивается. Все, что художники сделали, - это разработали такой дизайн: Видите, как бы кулечки, которые заворачиваются, в них засыпается земелька и сажается травка. В результате вместо биллборда дурацкого появляется место с вертикальным озеленением. Причем это чистый дешевый дизайн. Это не надо с муниципалитета деньги трясти, люди делают все сами. В этом плане невероятное мастерство. Представляете себе, слева – это мох, который прямо пророщен на стене. Потрясающе совершенно.

Или вот, например, смотрите, какие тонкие вещи делают. Я снимаю шляпу. Справа очень интересный проект – это "Ground Zero". Вот эти башни-близнецы, которые были разрушены атакой самолетов в центре Нью-Йорка, очень травматическое место. И был объявлен конкурс на создание проектов, что же там сделать вместо этих разрушенных башен. И было предложение сделать там просто зеленый газон, такой зеленый прямоугольник . С одной стороны, зеленый цвет – это цвет ислама, напоминание о травме, но одновременно это и попытка ее преодоления. То есть это парк, в котором люди гуляют, но это и работа с травмой. И вот художники решили поддержать этот проект, но, к сожалению, ничего не получилось, там Даниэль Либескинд начал, по-моему, строить какую-то очередную башню, а жаль. На самом деле, это был бы крутой и дико дешевый проект по сравнению с башнями.

Вот вертикальное озеленение или какая-то игра с наличествующей зеленью на стене. Смотрите, слева – это вертикальное озеленение на стенке сделано из бутылок «Coca-Cola» и «Sprite». А справа – это квартал в Барселоне, который был сделан под воздействием движения Guerilla gardening. Весь квартал и дома построены таким образом, чтобы можно было их озеленять. Все сделано было для того, чтобы каждая семья, которая заселяется, выбирала свой набор цветов или растений. Как видите, люди сами настраивают свое стандартное жилье, чтобы оно выглядело индивидуально. Это сделано не за счет отделки, а за счет зелени, за счет растений. Это клевая концепция, и она не появилась бы, если бы не было движения Guerilla gardening.

Это уже заказ таким художникам. Маленький городок в Альпах полностью решил отказаться от автотранспорта. Это место для экологических туристов – горы, чистый воздух, по всем дорогам, где раньше ездили машины, идет такая зеленая дорожка, по всем местам. Потрясающий, простой, легкий, очень изящный проект.

- Как город называется?

- Извините, не упомнил.

Понятно, сам бог велел, люди умеют рисовать, отчего же им не выйти на улицу и не делать это на улице? Увидят все, это красиво, это интересно. Причем понятно, любые техники, любые стилистики насыщают город эмоцией и какими-то идеями. Крайняя левая – это Пермь, просто плоско накрашенный, он необъемный. Он стал объемным, потому что грязь машины там размазывают, это естественный процесс. Просто силуэт такой нарисован, машины его дорисовали и сделали его абсолютно иллюзорным. Класс, невероятный проект! Как видите, просто краска может полностью трансформировать пространство, менять, насыщать эмоциями, смыслами нейтральные вещи.

Они спрашивают разрешения?

- Нет, еще раз: стрит-артисты ни с кем ничего не согласовывают.

- Вообще никогда?

- Никогда. Это принципиальная позиция. Их пытаются штрафовать, их пытаются отлавливать, но на самом деле от многих вещей зависит: какой проект, какой дискурс.

Например, Тима Радя сделал недавно в Екатеринбурге повторы. По центральной улице идет бульвар, и бульвар фланкируется чугунными торшерами городского освещения. Они литые, основательные, но очень брутальные. Он сделал над ними абажуры оранжевые, просто на них водрузил абажуры, то есть превратил эти торшеры в настольные лампы, только огромные. Крайне дешевый проект, он продержался до тех пор, пока его сам художник не снял. Были какие-то слабые возбухания со стороны городских властей, но людям-то нравится. И реакция такая – а зачем это убирать? Типа вроде без нашего разрешения, но что тут сделаешь, людям нравится. Ну и ладно, закроем глаза.

Как видите, самые невероятные вещи можно делать очень-очень просто. Это может быть и шутка, а может быть и политическое заявление. И, конечно, иллюзорная живопись. Вы видите, какие невероятные вещи люди делают. Это просто потрясающе. Как правило, этот иллюзионизм не очень мне нравится, но в данном случае есть сюжеты, когда это здорово, действительно очень изобретательно сделано, и интересно мастерство художника, его умение рисовать.

Почему не может быть скульптуры? Вот в центре - человек-невидимка такой. А слева - это экорше Оскара.

Мне больше всего нравится художник, который специально делает работы для тех, кто смотрит на свои ботинки на улице, который не смотрит по сторонам. Вот они могут наткнуться на такие работы, это действительно очень маленькие вещи. Посмотрите, какая поэзия. Это могут не заметить, но насколько это поэтично, насколько остро. И все эти мелочи как бы к месту, как они красиво играют. Вы видите, с мусором художник играет, делает потрясающие нежные вещи. Можно и из ящиков из-под «Coca-Cola» делать искусство, какая проблема? Можно просто натуральные объекты использовать.

Это принт, который просто за решетку помещен. Насколько меняется смысл пространства, когда в нем появляется искусство. То есть абсолютно нейтральные или, может быть, даже враждебные вещи, враждебные пространства приобретают новые измерения, новые смысловые акценты. Всего-навсего варежки. Класс!

Вот из сетки, которую используют для укрепления склонов, может быть тема для скульптуры.

Или вот, например, Марк Дженкинс. Это Вашингтон, столица США, администрация, куча загородок, куча запретительных знаков, это просто непрекращающийся стресс и для туристов, и для людей, которые живут в Вашингтоне, потому что там на каждом шагу агенты, полиция, кругом охрана. Он просто вырезал листочки из картона, покрасил их зеленой краской и на скотч прилепил ко всем запретительным знакам в городе. Класс! Мгновенно как бы произошла реабилитация пространств. Какой-то юмор, улыбка у людей, хотя бы какое-то расслабление на время.

- А как долго живут эти работы?

- Понятно, что они живут как получится. Я Марка многократно привозил, он говорит: "Ну как, 40 минут, а может и неделю простоять, все зависит от стечения обстоятельств".

Вот искусство, адресованное фанатам "Super Mario".

Это проект, который я курировал. Это памятник клавиатуре. Это уникальный кейс, который об очень многом говорит. Вы здесь видите такое состояние, сейчас он в гораздо лучшем. Тут склон со стороны асфальта, дальше река Исеть. О чем этот проект? Этот проект о коммуникации. Это клавиши, на которых можно сидеть, по сути дела, такие сидения. Наклон как у клавиатуры очень точно воспроизведен. Что это за место? Это место, куда приходят люди, специально приезжают из других городов, которые познакомились с помощью клавиатуры. Таких людей сейчас немало. Люди знакомятся в Интернете, потом женятся, образуют семьи, такие люди есть. Сюда приходят бабушки-дедушки с детьми учить буквы и цифры. Все это здесь есть, причем буквы на двух языках. Сейчас даже есть поверье: чтобы перезагрузить отношения, нужно Ctrl-Alt-Delete прыгнуть. Но я боюсь, что это сложно будет, это 18 метров, но тем не менее. Мало того, теперь Исеть молодежь пишет, как Iсеть, то есть это переназвание реки. Исеть – непонятно что такое, а так понятно, что это Интернет-река.

Интересный момент, как мы инсталлировали эту вещь, а это не монументальное произведение, это не public art на самом деле, это street art. Вернее, был фестиваль, эту работу никто не финансировал вообще, она сделана без денег, а фестиваль финансировался отделением городской администрации, которое отвечает за пиар. Они говорят: "Сделайте, а мы там разберемся". В этом доме живет начальник района, он проснулся утром, говорит: "Это что такое мне сделали? Ну-ка быстро убирайте!" А мы говорим: "Мы тут… мы… нас пригласили". – "Хорошо". Тут же – бах! – в суд на городскую администрацию. Суд, конечно, он проиграл.

Однако городская администрация так и не поставила эту работу на баланс. Что такое не поставленная на баланс работа ? Они не признали это памятником. То есть записывают как памятник, стало быть, это ценность городская, за ней надо ухаживать, убирать мусор, все дела. Это стояло очень долгое время ничейное, хотя сюда приходили все время системные администраторы. Как в День системного администратора: "Где мы встречаемся?" – "На клавиатуре". В этот же год эта работа стала достопримечательностью, понятно, всех приводят на эту большую клавиатуру посмотреть. Сразу же в путеводителях для туристов: "Посетите в обязательном порядке". Ноль реакции, фунт презрения – не ставим.

Самая маленькая клавиша весит полцентнера. Мы монтировали как: сверху спускали вниз и расставляли аккуратно на земле. Через два дня две клавиши украли. Их невозможно никак, кроме как назад и наверх поднимать, мы вниз спускали четыре человека каждую клавишу. Как они это утащили?! Ну понятно, маньяки компьютерных игр себе сидение сделали. Так вот, никому дела нет, никто за этим не ухаживает, никто не убирает. Мы переехали в Пермь, поссорившись с людьми, которые нас приглашали сюда. Но не суть. Время идет, так никто и не обращает внимания, не ухаживает, хотя всем нравится. Люди постоянно собираются, это уже место встречи, это уже городская достопримечательность.

Моя жена, мы с ней вместе кураторы, она организовывала пермскую арт-программу, берет и запускает историю в Интернете, что "Мы забираем тогда этот памятник. Вам не нужно, вы не ухаживаете. Мы перевозим его в Пермь". Как бы на полном серьезе, потому что проблемы нет, подогнали бы грузовик, деньги в Перми на арт-программу выделялись хорошие. Что тут началось! Городская администрация: «Это провокация Пермского края! Не отдадим!» И так и не поставили на баланс. Но "ВКонтакте" собралась группа, системные администраторы собрали ее: "Давайте будем беречь и ухаживать". Теперь она не в таком состоянии: они покрасили все клавиши, каждый день убирают мусор, все чистенько, все аккуратно, свое потому что. То есть что это такое? Произведение искусства становится площадкой для коммуникации, для сборки сообществ. Вот что происходит. Сообщества таким образом осваивают пространства. Это становится их местом. Вот она, общественная собственность, это конкретный пример самоорганизации людей. То есть на самом деле ресурс у искусства в общественных пространствах невероятный. Это один из ресурсов самоорганизации, становления гражданского общества.

Эти вещи тоже из бетона сделаны.

Вот просто художник взял и повесил качели. Все, пространство меняется мгновенно.

Это в Нью-Йорке маленький квартал, маленькая Корея такая. В самом центре Манхэттена. Здесь живут компактно корейцы, но на это мало кто обращает внимание. Просто проект, посвященный тому, что здесь живут корейцы. Из подушек, шелка с национальными орнаментами сделаны такие увальни, такие персонажи, которых вроде и не обойдешь, ты их замечаешь.

Пространство волшебным образом просто с помощью краски становится чем-то удивительным. Тут важно, что это может быть так же и темой достаточно серьезной. Слева работа посвящена животным, которые в парках живут. В Канаде часто олени заходят в парки, лоси гуляют по городу. И это такие предупредительные знаки, напоминание о том, что нужно аккуратно водить ночью, когда ты можешь сбить животное.

Вот совершенно потрясающий проект. Это церковь для людей, которые спьяну заснули на улице. То есть они просыпается и будто в церкви. Отлично! Сразу же отмолить грехи. Искусство для одного пьянчужки. Но это новое вообще понимание функции искусства, новое понимание предназначения художника. Да он супер молодец! Он сделал для одного, но это искусство, которое, может быть, этого пьянчужку заставит подумать, как он себя ведет, напомнит ему о чем-то, усовестит.

Вот слева такая занятная работа. Это манера сидеть на спинках скамеек, а ноги ставить на сидения, она не только в России распространена. Это Нью-Йорк. И художник сделал: "Не хотите как следует сидеть, тогда и не будете сидеть вообще".

Справа – это шутка Бэнкси по поводу исчезновения телефонных будок. Как видите, могут быть очень масштабные вещи, которые гигантские площади могут очень быстро трансформировать красиво.

Или вот очень изобретательно. Художник просто вот эту штуку, которой изолируют трубы отопления, как-то хитро воткнул, и это вдруг какой-то червяк, который выползает. Мгновенное изменение пространства. Или просто, смотрите, глазки повесили, а уже занятно.

Вот тоже очень оригинальный проект. Это перформансы. Что сделал художник? Есть такие программы, которые растягивают фотографии, он просто по этой фотографии сделал кривую морду, такую маску. И вот он сам надевает или на своего сына, и они там по улицам гуляют, развлекают народ.

Я хочу обратить внимание на то, что если street art, то это левой задней сделано, вовсе нет. Любой уровень мастерства вполне адаптируем на улице. Вот то, что вы видите слева, - это скульптура, резаное дерево. Это наросты на деревьях, художник обрабатывал эти наросты. Но это вещь. Это здорово. В каком-то смысле жутковато встретить такую штуку, но это стоит того. Сделанная работа имеет смысл. Опять же, о том, что да, лес – это живое, у леса есть душа.

Здесь тоже как бы момент комментирования. Слишком долго ведутся дорожные работы. Художник объясняет, что это такое для горожан.

Или такие, например, совершенно поэтичные вещи. То, что слева, - просто куски пенопласта, которые приклеены на ПВА. Клей ПВА от влажности становится белесым. То ли это тучи, из которых дождь идет, то ли какие-то медузы внутри под водой качаются. Это руинированное пространство вдруг становится очень поэтичным, появляется новое измерение, новая глубина.

То, что вы видите справа, – это на тонких тросах фанерная дурилка. Напротив смотровой площадки, вы дотянуться до нее не можете, но очень точно сделан силуэт, для взгляда человека среднего роста. Таким образом, будто этот силуэт - это человек по пейзажу идет. Он точно с ним совмещен. Такая тонкая очень вещь.

Могут быть и шутки. Справа понятная шутка на тему современного искусства. Это знаменитое "Колесо" Дюшана, художник шутит, как бы возвращает эту историю назад. Он приковывает это произведение искусства, как велосипед. Оно так и называется "Велосипедное колесо".

Вот очень крутой художник Марк Джэнкинс, я вам о нем уже говорил, он в цветочки превращал знаки запретительные. А это основная его деятельность. Он делает такие фейковые фигуры, которые превращают, собственно говоря, городское пространство в большой театр. Потому что и так это масштабная вещь, но самое главное, что люди на это все непосредственно реагируют, то есть они вызывают пожарную службу, чтобы спасать человека, заснувшего в столь неудобном месте. Или, например, этот мишка, который весь в саже, в гари. Понятно, на Северном полюсе лед растаял, и он пришел протестовать в город, что бездомным теперь стал, негде жить – смысл такой. Там даже вызывали антитеррористическую бригаду, думали, что это бомба. То есть там минеры пытались это разминировать.

Вот что поражает в этих художниках? Какое-то чувство момента и щедрость. Слева видите «LOVE» – изо льда сделаны штуки, которые приморожены к стене. Это все очень быстро тает и отваливается. А справа – это вообще сделано только для того человека, который утром придет. Это на автомобиле отпечатано в снегу, который только что выпал. Там же нужно какую-то форму сделать, чтобы ее отпечатать. Это куча затрат. И это для одного человека, который придет утром счищать снег. Насколько это поэтично, насколько это здорово!

Здесь художник занимается хэкингом. Это фавела, реклама трущоб. Это в Бразилии, в Сан-Паулу.

Или вот, например, что справа – это огромные надувные какашки, огромное собачье дерьмо. Это новый парк в Гонконге и первая работа, которая открывает public art-программу.

Смотрите, что человек делает со светом. Вторую картинку, к сожалению, не нашел. Есть еще один художник, который работает с тенями. Он напротив фонарей просто размещает картонные силуэты. Представляете себе, гигантские совершенно композиции из теней, фигуры всякие, там невероятно потрясающие вещи.

Постерная техника тоже очень интересна. Особенно крайняя правая работа, очень люблю ее – девушка, которую зовут "Принцесса Хиджаб". Она рисует эти хиджабы на слишком откровенной рекламе, чересчур эротичной. Как правило, нижнее белье рекламируется или еще что-то такое. Иногда это просто пропаганда такая прямая очень, жесткая. Прямо вот постер сделан на месте.

И отдельная тактика – это взлом городских пространств. Там много было таких примеров, но они перемежались с такими вещами, которые пространство не взламывают, а просто пристраиваются. Что делает художник? Художник использует специфику, он как бы дорабатывает то, что есть. Его внедрение минимальное, но оно очень сильно меняет весь сюжет. Вы видите, что слева тень цветная, а справа, понятно, шутка: здесь старики все время собираются.

Или вот, смотрите, в Перми невероятная совершенно работа. Такая траурная рамка – черт, нет рекламы, то есть она погибла, ушла, умерла. А справа замечательно совершенно – только наклеили голубую бумагу перед заклейкой новой рекламы, и художник написал: "Радость, когда ничего не продается". Это прекрасно. Иногда грубые шутки, но все равно здорово, на самом деле.

Это уже рекламисты используют те же самые стратегии в своих целях. Но надо сказать, хорошо учатся. Это хорошие примеры того, что street art воздействует на рекламистов тоже.

Это Бэнкси. Как видите, там паркинг, а художник говорит: "Вообще-то город не для машин, в городе люди живут. Лучше здесь был бы парк". То есть он пририсовал и закрасил. Или вот видите, стена разрушенного здания, и по лестнице скатывается – это знаменитые эйзенштейновские кадры "Броненосец "Потемкин"".

Розовый скелет в центре Парижа. Очень многие сточные решетки так переделаны. Все вы любите, конечно, губку Боба.

Слева тоже чудесная вещь – "Точка тщеславия". То есть людям очень важно, особенно в городе, чувствовать какую-то свою особенность, себя уважать. Вот есть возможность поглядеть на себя в зеркало, поправить прическу. Художник дает эту простую возможность, совершенно замечательно.

Город принадлежит людям, художники все время эту тему муссируют, все время к ней возвращаются. Город – наш дом. Городские пространства – это пространства общения, где люди встречаются, друг на друга смотрят, где они общаются. Это не чужое, это наше. И у этого есть довольно занятные повороты. Например, во многих городах есть общественные библиотеки. Вот сверху маленькая картинка – это остановка. Любой может прийти, положить свою книжку, взять почитать. Это еще и поддержка культуры шерринга, по-русски – поделиться. То есть бесплатно делиться, друг другу помогать. Таково все искусство street art. Художники не просят денег, они дарят нам комплименты, делятся с нами своими эмоциями, своими соображениями и часто становятся выразителями общественного мнения, как Бэнкси. Его популярность в том, что он находится в синхроне с общественным мнением. Он во многом выражает это общественное мнение очень оригинальным способом. То есть художники становятся голосом сообществ.

Вот там тоже "Сон красоты", это тоже Кирилл Кто, всего-навсего две буквы убраны, а какая сразу поэзия.

Посмотрите, тоже очень интересно. Слева - это во Флоренции обыгрываются знаки. Всего-навсего со знаком играют, а справа – это Амстердам, там очень много бросают прикованных велосипедов. Бывает, что к ним не возвращаются. И у велосипедов уже все снято, и колеса, и все, а никто не срезает эти рамы, они торчат, как мусор, и никому дела нет. Вот художник на это дело реагирует, заранее делает скульптуру.

Вот тоже чудесные вещи. Слева художник прямо в остановку сам встраивает освещение. То есть ты приходишь вечером, дергаешь за веревочку, включаешь свет. О чем это? Да о том, что неосвещенные остановки ночью – криминогенные пространства. Они должны быть освещены. Город должен об этом думать. Или вот, например, внизу лентой "не пересекать место преступления" обмотана машина. Понятно, о чем это. Это как критика того, что на самом деле полиция часто сама по себе является источником преступлений, далеко не все полицейские замечательные.

Или классная встряска: вы идете, и там корзина, на которой написано: "Опасно! Тропическая змея внутри". Это просто зеркальца такие, которые превращают то, что отражается, в элементы рекламы.

Последняя работа. О ней разное мнение, на мой взгляд, она весьма и весьма удачная. Такая работа с советским военным монументом. Всякий раз, когда случаются какие-то политические события, активисты его перекрашивают, каждый раз по-новому. Там наверху - Болгария перешла в Еврозону и одновременно при активном участии Америки были всякие дела, а это привело к очень сильному падению уровня жизни, у них куча социальных проблем. И поскольку американцы в этом активно участвовали, значит, все персонажи превратились в разных суперменов. Когда посадили «Pussy Riot», там им масочки надели. А это то, что сейчас происходит.

- Где он находится?

- Это центр Софии. Если кто знает такого художника Дюшана, он как-то в свое время выставил писсуар в качестве произведения искусства, назвав его "Фонтан". Здесь шутка на эту тему. Это Тима Радя. А это в Финляндии монумент. Там Земной шар, и вот он будто как в «IKEA» тащит.

Как видите, тут тоже разные шутки, а внизу: "Упокойся с миром, Донателло»", – такая ниндзя-черепашка.

Как видите, очень разные способы игры с пространством. Самое главное – это все для людей, это все обогащает жизнь, все делает качество жизни в городе совсем другим. И это намек на то, что на самом деле общественным пространствам не хватает смысла, не хватает эмоций. Но это еще и намек на самостоятельность людей, что на самом деле не надо ждать, что все можно делать самостоятельно. Человек независим, человек свободен, у него есть воля, он может все менять. Если художник может, значит, и все остальные могут.

Вот, кстати говоря, тоже. 6-го числа открылась в одном из московских отделений Музея современного искусства выставка Паши 183. Совершенно потрясающий художник, очки – это его. Это выпавший первый снежок. Он просто вытоптал это. Просто невероятная какая-то поэзия! Я сразу стал фаном этого художника, это, наверное, самая гениальная его работа, но у него есть очень много других замечательных вещей. Очень вам рекомендую сходить на выставку на Гоголевском бульваре.

Это в московском метро сделано. А ниже – это работа о доме, который будет сноситься. То есть художник написал, что это другая земля, как я понимаю.

Искусство должно быть. Искусство должно сопровождать жизнь людей. Место искусства – на улице. Изменить мышление человека очень сложно. Зато его эмоции - чрезвычайно легко.
Все в сад! То есть «Все на улицу!»
Спасибо!