Собянин: московскому инновационному кластеру исполнилось шесть лет
Фото: intermusica.co.uk
В лондонском "Ковент-Гарден" прошла премьера спектакля "Вильгельм Телль", в котором партию Джемми спела выпускница Гнесинской академии София Фомина. Продвинутая публика помнит ее как участницу проектов, осуществленных Теодором Курентзисом в Москве и Новосибирске. София уже семь лет живет в Германии, редко бывает на родине, но имеет в арсенале ряд серьезных ангажементов от самых престижных театров Европы. В ее планах партия Оскара в "Бале-маскараде" Баварской оперы, Царицы Ночи из "Волшебной флейты" в венецианской Ля Фениче, Олимпия из "Сказок Гофмана" в "Ковент-Гарден". Сразу после премьеры "Телля" София побеседовала с корреспондентом m24.ru.
– София, расскажите, как вы оказались в этом проекте?
– В Лондоне я оказалась, приехав туда несколько лет назад с концертом. Прошла прослушивание для мистера Катоны, это кастинг-директор "Ковент-Гарден". Через месяц он написал мне письмо с первым предложением работы. "Вильгельм Телль" по сути моя вторая роль в "Ковент-Гарден". Так получилось, что в 2012 году я заменила Дженнифер Роули в партии Изабеллы в спектакле "Роберт-Дьявол" Мейербера, буквально впрыгнула в генеральную репетицию, хотя на тот момент была в этом спектакле только как страхующая солистка. Ввод оказался успешным – меня встретил шквал оваций и криков "браво". А потом последовало приглашение спеть Джемми в "Вильгельме Телле". Именно этот спектакль считаю премьерным для себя в "Ковент-Гарден".
– Вам уже приходилось играть мужские роли?
– Нет, это тоже мой дебют! Мне не особо интересны тривиальные образы – такие, за которыми тянется шлейф клише, как Виолетта в "Травиате", к примеру. Гораздо ценнее искать нестандартные, неизбитые роли, требующие не только вокального мастерства, но и актерской заинтересованности, процесса поисков черт характера. Меня привлекает эксперимент. Скучно, когда прекрасный тенор выходит на сцену, раскидывает руки в стороны и берет придуманные кем-то из его предшественников ноты. Искать подходы к образу, изучать его психологию, пытаться сделать из персонажа портрет человека, какого без труда можно встретить на улице – в этом творческая, актерская задача, требующая колоссального труда и самоотдачи. И я готова на эти жертвы, потому что этот процесс доставляет мне огромное наслаждение.
– Как вживались в образ Джемми?
– Что касается моего сына Телля, то у режиссера поначалу возникали сомнения, сможет ли зритель воспринимать меня как подростка. И его переживания по этому поводу казались вполне оправданы – моя физическая форма, то есть подчеркнуто женственные очертания фигуры, были аргументом не в мою пользу, но потом все опасения отпали сами собой. Чтобы добиться родственного сходства со своим сценическим отцом Джеральдом Финли мне показалось вполне разумным поменять что-то в своем облике. Наблюдая за лондонскими мальчишками, я обнаружила забавную природную особенность: если присмотреться, то в физиогномике детей, особенно мальчиков, есть небольшое отличие – оттопыренные уши. Мне сделали специальные силиконовые накладки, что добавило недостающую наивность образу.
Фото: roh.org.uk
– У Россини несколько редакций "Телля". Почему театр выбрал первую, на французском языке?
– На самом деле это выбор дирижера и музыкального руководителя "Ковент-Гарден" Антонио Паппано. С этой версией у него давние отношения – в 2011-м он с тем же самым составом основных солистов – Джеральдом Финли, Джоном Осборном и Малин Бюстрем делал оперу в концертном исполнении в "Альберт Холле". Выступление было записано и выпущено на диске. Так что с франкоязычным "Теллем" он хорошо знаком.
– У певцов была возможность отточить произношение?
– Конечно, с нами работал коуч. Вообще не могу не отметить высокий профессионализм всей команды "Ковент-Гарден". Поистине театр с неограниченными возможностями. Это касается абсолютно любой сферы! Например, для спектакля было изготовлено огромное количество разнообразного оружия – для нас выпиливали мечи, арбалеты.
– Теперь, надо полагать, вы прекрасно стреляете?
– И стреляю, и сражаюсь на мечах. В одной сцене я натягиваю тетиву лука. Так вот стрелы действительно острые, и на репетициях нам проинструктировали, как обращаться с оружием, чтобы никого ненароком не поранить. Кстати, Финли на генеральной попал в яблочко. Театр в этом плане прекрасно расширяет горизонты возможностей каждого человека. Правда не без последствий – приходится мириться с синяками. Я же играю мальчика, а эта роль предполагает множество активных действий: я бегаю, падаю, лазаю. Партнеры очень правдоподобно хватают меня за руки. А Финли удостоил меня комплиментом – он настолько верит моему мальчишке, что даже забывается иногда и хлопает меня по-мужски по спине.
Фото: roh.org.uk
– Английская пресса в один голос говорит об одной сцене с изнасилованием, задевшей чувства публики…
– Меня очень огорчает тот факт, что все поголовно пишут про этот эпизод, напрочь игнорируя массу других, тоже относящихся к теме насилия. Если внимательно прочитать либретто, то это сквозная тема, и по ходу развития событий, она дополняется различными аспектами. Но на эту психологическую полноту все наплевали, сведя все к скандалу из-за обнаженной женщины. Я не пытаюсь оправдать режиссера Дамьяно Микелетто, но это все имеет подтверждение в музыке оперы. Сам маэстро говорил, что в этой сцене происходит что-то страшное, и музыка цинично иллюстрирует события. Режиссерское решение не высосано из пальца, оно не вульгарно, как пишут критики. Психологически у сцены есть развитие, и именно поэтому она производит такое сильное впечатление! Насилие тут провоцирует Геслер, отлично сыгранный Николя Куржалем. Его герой – немного фрикообразный австрийский наместник изобретателен в методах насилия. Он угрожает девушке оружием, а потом толкает ее в толпу солдат. Платье разрывают в клочки, и она, нагая, пытается прикрыться скатертью, но ее опрокидывают. За секунду до трагедии появляется Телль и спасает ситуацию. Над ним тоже издеваются, заставляя встать на колени и угрожают убийством сына. Сюжетная основа оперы такова, что с насилием приходится сталкиваться на каждом шагу, но почему-то публика и критика этого не понимает.
– Наверняка режиссер предвидел такой исход, но рискнул пойти на провокацию.
– Микелетто не планировал никаких провокаций! Он хотел достичь большей правдивости и показать, как насилие уродует человеческий облик. Ведь музыка Россини это фиксирует. Сцена начинается с примитивного вальса, который преображается в агрессивную, брутальную пляску. И режиссер это верно почувствовал и передал.
– Вы считаете, что у публики просто не хватило ключей к пониманию замысла оперы?
– Вообще я уже склоняюсь к тому, что перед премьерой должны быть встречи создателей спектакля с публикой, чтобы буквально разжевать, что откуда вытекает и почему на сцене происходят такие события. Люди, которым продают по дикой цене буклеты, просто листают картинки, не удосуживаясь прочитать даже синопсис, не утруждая себя минимальной подготовкой к восприятию темы. Конечно, не все такие, но подобное отношение распространено повсеместно. Это и журналистов касается. В результате логичный анализ спектакля могут сделать только те, кто сидел на всех репетициях и уже пропитался нашими идеями. Если речь идет о современной постановке, то нужно быть готовым ко всему. И потом в интернете всегда можно почитать о режиссере-постановщике. И это тоже может составить предварительное впечатление о спектакле, на который ты можешь попасть. Мы живем в мире интернета!
– Может, просто цели режиссеров и публики зачастую различаются? Первые стремятся донести высказывание о насущных проблемах в обществе, а вторые не воспринимают театр как площадку для серьезного диалога.
– Возможно. В обществе существует стереотип, что театр – место для отдыха. Мы приходим отдыхать, а нас заставляют думать. А зритель этого не хочет. Ему приятнее расслабиться и получить удовольствие от красивых костюмов, декораций и хэппи-энда. А если еще и освистать исполнителей можно – тогда вообще красота.
– "Ковент-Гарден" регулярно слышит "бу" и свист. Для Большого театра – вспомнить хотя бы Дмитрия Чернякова – такое поведение зрителей далеко от нормы.
– Трудно сказать, как прореагировали бы в Москве на такой режиссерский ход. Мы можем только гадать. А что касается Чернякова, то я мечтаю поработать с ним. Восхищаюсь его психологическим подходом к работе с текстом. Он – один из немногих режиссеров, кто никогда не лжет в своих постановках. Этот принцип созвучен моим убеждениям как актрисы и певицы.
– Работая в Европе, вы заметили какие-то изменения в отношении к русским исполнителям ввиду напряженной политической обстановки?
– Меня это не коснулось. Люди проявляют интерес к моей личности, а не к национальности и политическим взглядам. Каждый должен заниматься своим делом! И делать это профессионально и с любовью. Я не политик, я музыкант, артист.
