26 октября 2015, 13:04

Великий примиритель: не стало писателя Юрия Мамлеева

Фото: ТАСС/Александр Яковлев

Умер Юрий Мамлеев – уникальный писатель, мыслитель, философ. Когда-то, много лет назад, Василий Аксенов в письме Иосифу Бродскому написал: "Сейчас в мире идет очень серьезная борьба за корону русской прозы. Я в ней не участвую. Смеюсь со стороны…". Мамлеев, если бы захотел, с легкостью бы взял эту корону, да, впрочем, и другие короны тоже – корону русского философа, и даже поэтическая корона пришлась бы ему, безусловно, впору. Но он не просто отстранился от этой борьбы – он создавал свой собственный художественный мир: невероятно страшный и запредельно притягательный – мир, в котором было невозможно жить, но считаться с которым было необходимо.

В 60-е годы квартира Мамлеева стала центром притяжения всех главных творческих сил того времени – тех, кто впоследствии составят знаменитую "лианозовскую группу". Собирались у него дома: там бывал Генрих Сапгир, заходил Кропивницкий, позднее в доме Мамлеева частым гостем станет Венедикт Ерофеев. Сам же Мамлеев был истинным центром самиздата своего времени: его рассказы и эссе активно ходили в списках и перепечатках, а сам он, дабы не попасть под ответственность за тунеядство, преподавал в вечерней школе математику.

Мамлеев покинул страну в 1974 году – на Западе о нем слышали, его талант философа и культуролога находит свое применение сперва в США, а затем и во Франции. За спиной у Мамлеева – тысячи часов преподавания в Корнельском университете и в Институте восточных цивилизаций, знаменитый Жак Катто говорит о нем как о "главном наследнике традиций Гоголя и Достоевского". Но сам Мамлеев не мыслит себя без Родины и ждет первой же возможности вернуться – как только ветры перемен над Россией подули с усиленной скоростью, он мгновенно приехал домой.

С начала 90-х Мамлеева активно издают в России, он безусловная культовая фигура, при этом стилистически не вписывающаяся ни в какие возможные рамки. Сам Мамлеев назвал свой стиль метафизическим реализмом и честно признавался, что главное, что интересует его самого – это взаимоотношения Бога и человека и возможность человека выйти за пределы человеческого разума. Его роман "Шатуны" – невероятная жуткая фантасмагория – передавался из рук в руки, его брали почитать на одну ночь под честное слово, как когда-то брали первые рассказы Мамлеева в перепечатках. Мамлеев потом вспоминал, как однажды один из читателей рассказал ему, что "Шатуны" спасли человека от самоубийства – увидев в зловещем тексте Мамлеева светлый подтекст, тот понял, что жизнь имеет смысл даже тогда, когда кажется, что никакого смысла нет.

Когда-то Гоголь в "Мертвых душах" поставил перед собой, казалось бы, невыполнимую задачу – он решил описать всю Россию такой, какая она есть, со всеми ее сторонами – светлыми и темными. Гоголь с этой задачей не справился, а вот Мамлеев, кажется, поднял этот неподъемный камень, вопреки всем зеноновским парадоксам. Он создает собственную философскую систему, невероятно точную и шокирующую. Опираясь на индийские веды, он создает собственную концепцию русского духа, его "Судьба бытия" и "Россия вечная" становятся краеугольными камнями этой теории. Она, однако, довольно проста и сведена самим Мамлеевым к нескольким фразам: "Есть в России такая великая формула: Бог, царь, Отечество. Она поддерживается столетиями, но сейчас эта формула не может работать. Царя у нас нет, ситуация совсем другая. Однако Бог и Родина остались. И вот это – фундамент, но между ними есть еще одна вещь – это личность человека".

Незадолго до смерти, зимой 2014/2015-го Мамлеев открывается широкой публике как поэт – в свет выходит его сборник стихов "Невиданная быль" – в ней метафизический реализм Мамлеева доходит до невероятного апогея и, вместе с тем, пронзительной нежности. Все знали, что Мамлеев смертельно болен, дни его сочтены – и многие строки из "Были" читались и читаются как пророчество:

"…Небо бессмертия движется к нам.

Боже, храни нашу суть.

Мир исчезает, как легкий туман.

И отступает жуть…"

Сегодня, когда любая жуть, в том числе и все тяжкие недуги, бесповоротно отступили от Мамлеева, нам остается лишь перечитывать его строки – страшные, пророческие, но вместе с тем – исполненные невероятного человеколюбия. Мамлеев каким-то невероятным образом сплачивал вокруг себя непримиримых идеологических врагов: с ним почитали за честь общаться и неистовый Александр Проханов, и мудрый Евгений Рейн, и эгоцентричный Дмитрий Глуховский. Мамлеев как-то примирял их – то ли между собой, то ли с собственными метаниями.

Теперь это всеобщее примиряющее начало стало частью Вечности, а нам предстоит как-то жить дальше – и, может быть, заветы Мамлеева помогут нам сделать хоть немного лучше и себя самих, и окружающий нас мир. При этом сам Мамлеев до последнего дня верил в то, что никакой смерти нет – он убедительно доказывал, что ученые уже научились ловить голоса умерших, и, при должном развитии науки общение с потусторонним миром станет таким же естественным, как звонок дальним друзьям по телефону. И – кто знает, может быть, однажды он пробьется к нам из своего бесспорного бессмертия, и в очередной раз сообщит всем нам о том, что у нашего мира, в целом, нет никого, кроме нас – и если мы об этом забыли – самое время вспомнить.

Сергей Шаргунов

Впервые я увидел Юрия Витальевича в 1999 году, когда он презентовал свой сборник рассказов "Черное зеркало". Потом мы продолжили общаться, я часто ходил к нему в гости, а затем собирал ему деньги на больницу. И он приходил на все мои награждения. Наша дружба длилась много лет!

У меня остались о нем самые добрые воспоминания, он был очень мягким, деликатным, благородным человеком, моим другом. К тому же стиль Мамлеева, его образы оказали определенное влияние на меня, особенно на мои ранние рассказы. Я признаю это.

Юрий Витальевич – это крупнейшая фигура в отечественной литературе, и мамлеевские персонажи останутся в памяти его поклонников. Главная тема его произведений – поиск человеком подлинности, стремление к ней, тайна русской души. "Шатуны", "Россия вечная" – это настоящий метафизический реализм. И я, и другие друзья и читатели Мамлеева навсегда останутся ему благодарными.

Фото: ТАСС/ Павел Смертин

Борис Куприянов

С Юрием Витальевичем мы познакомились около десяти лет назад на одном из московских фестивалей. Я боялся его, потому что он был для меня очень важной фигурой в литературе, я стеснялся общаться. Но после его первой или второй фразы мои растерянность и испуг исчезли.

Это большой русский писатель, человек сложной судьбы, со сложным мировоззрением. Его вклад в русскую литературу огромен. Лично я особенно люблю его рассказы и роман "Шатуны".

Юрий Витальевич был очень открытым человеком, необыкновенно готовым к разговору – он легко шел на контакт, ему до последнего дня хотелось высказаться, говорить, донести свое понимание и мысль до людей. В этом плане он был несовременен – современные писатели так себя не ведут! Он был прост в общении, с удовольствием и готовностью делился своим талантом.

Фото: ТАСС/ Александра Краснова

Александр Ф. Скляр

Юрий Мамлеев – это не просто писатель, не просто поэт, это очень глубокий метафизический философ, который сумел понять, объяснить и сформулировать нам сущность России. Я считаю, что мы еще очень долгое время будем пытаться осознать, осмыслить то литературное и философское наследие, которое он нам оставил.

В моих планах остается записать цикл песен на его стихи. Пока я сделал одну песню, и готовлюсь к тому, чтобы приступить и к другим его произведениям. Сами поэтические тексты у меня уже выбраны.

Я был знаком с Юрием Витальевичем, и могу сказать, что он был очень добрым, скромным, глубоким человеком. Он очень интересовался всем, что происходит вокруг него – и в литературе, и в музыке.

Мне запомнилось, что в последнее время он хотел, чтобы то, что он делает, было понято и молодым поколением. То, что он писал, было обращено к тем, кто еще только вступает в жизнь, кто будет строить Россию, о которой мечтал Мамлеев – он говорил, по его ощущениям, в 40-50-е годы XXI века Россия станет самой мощной страной мира.

Фото: m24.ru/ Татьяна Уханова

Дмитрий Данилов

Смерть Юрия Витальевича Мамлеева – удар для меня и, уверен, для многих пишущих и читающих людей моего поколения, родившихся в 1960-1970-е годы прошлого века.

Не забуду того оглушительного впечатления, которое произвели на меня его тексты, ставшие доступными лет тридцать назад. Оказалось, что можно писать так и о том, как и о чем мы, советские молодые люди, и помыслить не могли.

Мамлеев своими текстами вдохновил меня на первые попытки написать что-то самому. Рад, что в моей жизни было личное общение с Юрием Витальевичем. Вечная память.