Александр Добровинский: "Политика уйдет, а искусство останется"

Фото: jewish-museum.ru

В Еврейском музее и Центре Толерантности открылась выставка плакатов из коллекции Александра Добровинского "Процесс о трех миллионах". Корреспондент M24.ru Екатерина Кинякина встретилась с коллекционером и поговорила о советском искусстве, частных коллекционерах и инвестициях в арт-бизнес.

– Cегодня существует много частных коллекций, но о них мало кто говорит открыто. Поэтому очень здорово, что вы организуете выставку своей коллекции в Еврейском музее. Где-то уже удавалось выставить произведения из нее?

– У меня уже были выставки в ГМИИ (выставка фарфора) и ЦДХ ("Агитлаг"). Время от времени музеи берут какие-то отдельные предметы для различных тематических выставок.

– Можете рассказать о своей коллекции: как давно начали собирать предметы искусства?

– У меня вообще 22 коллекции. Если говорить о плакате, то коллекция началась с того, что мне подарили плакат 1924 года "Процесс о трех миллионах". До этого момента я знал большие имена, но не вдавался в подробности. Потом мне попался каталог одного крупного западного аукционного дома. Там были и советские и плакаты, и западноевропейские и американские. В глаза сразу бросилась яркость и жесткость плаката из молодой советской России, в отличие от красивого элегантного плаката ар-деко. Наши были очень сочные, ударные, если можно сказать. Мне стало интересно, что вообще представляет из себя искусство плаката: как можно на куске картона так емко выразить суть и передать неожиданный запоминающийся образ, который усиливается текстом. Я задумался о том, сколько их осталось с тех времен. Оказалось, что при тираже от 1 до 10 тысяч, 95% не дошло до настоящего времени. Меня заинтересовало все, кроме политики – там мало юмора. Я сосредоточился на киноплакате и коммерческом плакате. Какая коммерция, думал я, могла быть в Советском Союзе? Так начала складываться коллекция.

Потом я, к своему удивлению, узнал, какие имена работали в плакатах, увидел, что, кроме Родченко и Лисицкого, здесь работали Пименов, Кандинский, Гончарова. И это помимо тех столпов, которые мне были известны: братья Cтенберги, Прусаков, Лукач. Я стал быстро собирать. Сразу сложилась большая коллекция, которая постоянно пополняется. Из нее были отобраны полторы сотни для нынешней выставки в Еврейском музее. Вообще мне нравится 2 периода: 30-е и конец 50-х–60-е. У меня есть несколько американских плакатов 20-х годов. У них, кстати, в этой сфере было большое отставание, поскольку плакаты на кинотеатрах заменяли светящиеся надписи. Я знаю многих коллекционеров. Но в большей степени другие собирают именно политические плакаты.

– Вообще сегодня мало кто знает о частных коллекциях.

– Например, в ГМИИ была выставка Родченко и Степановой, но организаторы просто даже не знали, что у меня есть коллекция и что в ней есть подходящие работы. На западе все обстоит по-другому. Там музеи живут за счет дарственных. Так живут все израильские и американские музеи. Во Франции же это развито в меньшей степени: музеи колониальных стран живут за счет того, что получили и собрали в прошлом. Что же касается музеев в молодых странах – они компенсируют нехватку произведений искусства за счет определенной системы. Эта система устроена таким образом, что людям выгодно дарить предметы искусства. У каждого музея есть своего рода попечительский совет, и, чтобы войти в него, нужно сделать большой взнос. Этот совет решает, что нужно музею. Каждая вещь, которую коллекционер хочет подарить музею, оценивается советом, и владельцу выдается сертификат о том, что он сделал подарок музею на определенную сумму, которая в итоге вычитается из его налогов. Поэтому дарить выгодно. Существуют целые залы подарков! У нас есть музей частных коллекций, но такая система в целом, к сожалению, не поддерживается законом.

– А есть ли попытки ее создать? Будет ли она работать в Росcии?

– Попытки есть, но она будет работать только тогда, когда мы сможем поменять свой менталитет и изжить зависть из ментальности. Пока эти попытки никому не нужны, а меценатство не поддерживается. Если вы заговорите о понижении налогов, то вас никто не поддержит. "Куда уж меньше?" – скажут вам.

Фото предоставлено организаторами

– Для вас искусство – часть бизнеса или часть культуры?

– Как их можно различить? Для тех, кто его покупает, это точно часть бизнеса. Есть два типа коллекционеров. Есть те, кто покупает ушами, и те, кто покупает сердцем. Можно купить Модильяни или Пикассо – это своего рода голубые фишки, не убиенные ценности. Или можно купить неизвестного художника просто потому, что его работа тебе понравилась. Я всегда покупал сердцем. Все мои коллекции складывались из тех вещей, которые на момент, когда я начинал их собирать, были никому не нужны. А потом это становилось модно и интересно. Искусство не обязательно должно расти в цене. Деньги можно вложить в нефтяные прииски и заработать намного больше. Но при этом я считаю, что искусством можно назвать только то произведение, которое может быть куплено. Дело в том, что не на все есть покупатель. Есть масса людей, которые пишут работы, которые никому не нужны. Пой постулат: искусством становится произведение, неважно картина это или предмет мебели, которое может быть продано. Искусство никогда не перестанет быть бизнесом. И неважно, показываете ли вы его или нет, прячете или бьете.

– Можно ли сказать, что аукционные дома сегодня испытывают кризис?

– Для коллекционера самое замечательное что может произойти – это кризис. Потому что на аукционах появляется все больше и больше произведений искусства. У аукционов и агентов понятны правила игры. Труднее всего покупать у частных коллекционеров. Они не говорят о конкретных ценах, а ждут сколько я им предложу.

Фото предоставлено организаторами

– Знаете ли вы каких-нибудь западных коллекционеров, которые собирают советское искусство? Для них важен политический контекст?

– Во Франции было направление в искусстве, которое называлось "Возвращение из Египта". Его появление было связано с тем, что по возвращении Наполеона из провального с политической точки зрения египетского похода, началась настоящая охота за египетскими диковинами и древностями. Сейчас никому не важно, с чем это было связано. Собирают его не из-за политических предпочтений. Политика уйдет, а искусство останется.

– Если говорить о современном искусстве, возможно ли угадать, что через 20-30 лет будет значимо в культурном плане или будет стоить дорого?

– Невозможно. Это рулетка. Даже про те вещи, которым 100 и 200 лет – тоже непредсказуемо. Есть мода. Малые голландцы, пасторали 19 века сегодня никому не нужны. Сегодня они стоят в 4 раза дешевле, чем в 70-х. Тогда никто не мог сказать, что сегодня китайское искусство будет нарасхват. Я с удовольствием смотрю азиатское и японское искусство, но покупаю редко. Так и в культурном плане. В Милане, например, есть потрясающий музей дизайна. Его кураторы пытаются выставлять вещи, которые так или иначе сказались на современном человеке, на его мировоззрениии.

– Сегодня объекты дизайна популярны у коллекционеров?

– Лично мне интересен дизайн. И советский дизайн в частности. У меня даже есть коллекция радиоприемников. Но если говорить глобально, то у нас в России нет культуры собирательства дизайна, нет его изучения и нет музея дизайна. Но, я думаю, все впереди.

– А есть какие-то музеи или выставки, которые в последнее время привлекли ваше внимание?

– Мне понравилась выставка Родченко и Степановой в Музее личных коллекции ГМИИ. В Париже в Petit Palais была замечательная, невероятно красивая выставка хрусталя Baccarat. Эта тема красивая сама по себе, и выставка была удачно организована с экспозиционной точки зрения. Еще мне нравится, как делает выставки лондонский музей Виктории и Альберта.

– В русских музеях пока что боятся экспериментировать. Как вам кажется, велико ли сегодня отставание русских музеев от западных? Есть ли, на ваш взгляд, пример, к которому стоило бы приглядеться?

Все зависит от того, когда поменяется ментальность. Чем больше будет людей, которые не побоятся пойти против толпы, тем скорее толпа из консервативно-агрессивной станет более симпатичной и всепринимающей. Сегодня на выставках мы видим людей, которые говорят "это плохо, потому что мне это не нравится" или "мой ребенок тоже так может". Мы в России все состоим из клише, которые насаждались еще до рождения советской культуры. И их надо сбивать.

Екатерина Кинякина