Форма поиска по сайту

Музыкант Лео Перез: "Математический рок можно сравнить с живописью Врубеля"

Фото предоставлено организаторами

В минувший уикэнд в парке искусств МУЗЕОН прошел фестиваль "Матрошка". Музыканты Никита Мартюшов (Weary Eyes) и венесуэлец Лео Перез (Pobeda) рассказали m24.ru о том, что такое математический рок, чем он отличается от всех остальных направлений в музыке и почему он никогда не соберет стадионы.

– Первый вопрос очевиден. Что такое мат-рок?

– Никита: Мат-рок – прогрессивный жанр и имеет несколько волн. Есть первая волна, которая является неким прародителем, есть несколько групп, которые выбиваются из нее и становятся более известными. Но все равно они не достигают мирового масштаба и затухают. Вторая волна начинается через пару десятилетий. В музыке, как и во всех сферах, все довольно циклично. Вторая волна мат-рока идет как раз сейчас. Мат-рок – это та музыка, до которой доходят люди, имеющие большой музыкальный и интеллектуальный багаж. Аудитория достаточно разнообразная.

– А в чем различие мат-рока и рока?

– Лео: во-первых, это музыкальный бэграунд, о котором уже сказали. Мат-рок – гибкое и нестатичное направление. Каждый музыкант сам выбирает, что использовать, на что ориентироваться. Здесь важна структура, размер, ритмы, риффы. Некоторые группы используют даже фрагменты или какие-то элементы из классической музыки, из сонат, концертов и так далее. Главное, не оглядываться назад, а идти вперед, искать что-то новое, опираясь на свои знания и применяя их. Можно считать раз-два-три, а можно считать раз-два-три-четыре в следующем такте. Экспериментировать.

– Никита: вообще мат-рок – это для тех, кому скучно.

Фото предоставлено организаторами

– А что было отличием первой волны?

– Никита: Одной из самых известных групп первой волны была Don Caballero из Пенсильвании. Они начинали еще в конце 80-х, почти 30 лет назад. Еще была группа Hella. Они как раз дали толчок к развитию мат-рока и подняли его на высоту. Они разрушили музыку в хорошем смысле. Сегодня музыканты из тех групп играют в других направлениях: хип-хоп, например, что странно, конечно. Были также группы Shellac и Battles, но чуть позже. Были также инди-рок, фолк и метал-группы, которые подходили к музыке в духе мат-рока.

– Лео: У направления было множество истоков. Основными центрами движения можно назвать Великобританию и Японию.

– Никита: Но Япония всегда была сама по себе. Группы оттуда редко приезжали на фестивали в Европу, и из Европы к ним никто не ездил.

– Лео: На самом деле сегодня все сложнее, чем в 80-е и 90-е. Сложно определить границы этого направления. И те группы, о которых мы говорили, это даже не мат-рок в полном смысле слова. В 2000-х структуры и ритмы в музыке стали сложнее. У моих друзей в Москве был концерт в ноябре прошлого года, и я спросил у них, как тут публика. Ответ был такой: "Ты смеешься? Здесь публика – это подростки 16 лет! Дети сегодня готовы ко всему". И это сегодня везде! В 80-е так не было.

– Никита: Сегодня существуют целые мат-рок сообщества, и они постоянно растут и коммуницируют уже в границах целого мира. Например, международный сайт Fecking Bahamas не так давно опубликовал сборник из 17 треков от русских групп, 11 из которых выступили на "Матрошке".

– Лео: Аудитория – часть нашей музыки. Она дает нам энергию. Важно то, что мат-рок очень позитивный и интеллектуальный. Это как литература: может быть "50 оттенков серого", а может быть Достоевский. Хотя я, конечно, не сравниваю мат-рок с Достоевским: у него целая вселенная. Мы не хотим собирать стадионы. Мы живем в эру, которую я бы охарактеризовал как "пострекорд". И у музыканта есть два варианта: делать коммерческий продукт для широкой аудитории или некоммерческий – для узкой. И так по всему миру. Везде есть маленькие клубы для узкой аудитории. Я играл в различных группах рок, рок-н-ролл, электронную музыку.

Фото предоставлено организаторами

– А какие-то группы первой волны играют до сих пор?

– Никита: Shellac выпустили не так давно новый диск.

– Лео: Сегодня у многих из музыкантов того времени есть свои группы.

– Есть планы записать что-нибудь с известными группами или музыкантами?

– Никита: Мы, конечно, не строим стены вокруг себя, но хотели бы сохранить свой путь.

– Лео: Мы не хотим собирать стадионы, как крупные артисты, потому что они больше делают шоу. Конечно, мы хотим, чтобы наше сообщество росло, но оно никогда не достигнет десятков тысяч фанатов. Однажды я спросил у одного парня на вечеринке: как ты думаешь, сколько людей в Москве знает о нас? Он ответил: "Да о вас знает пол-Москвы!" Я долго смеялся. Потому что на самом деле наша аудитория, дай бог, полпроцента.

– Часто к музыке пытаются подобрать визуальный эквивалент. Если говорить о мат-роке, то что бы это могло быть?

– Лео: Лично для меня это была бы живопись Врубеля. Ее нужно долго разглядывать, созерцать. Как и музыку. Но в целом, группа Pobeda о другом. В нашей музыке много солнца, цвета, в ней есть какая-то история.

– Мне казалось, это должно быть что-то близкое к Джексону Поллоку. Что-то очень экспрессивное.

– Лео: Для меня тоже. Экспрессия и спонтанность. Но все-таки это просчитанная спонтанность. Все продумано и идет из головы.

– А ритмы - тоже из головы? Или сейчас ритмы делает техника?

– Лео: Ритм - это то, что я сочиняю сам, но из компьютера беру тоже. Самое важное – менять ритм тогда, когда никто этого не ожидает. И это ты делаешь сам. Меня всегда вдохновляло творчество Томаса Дженкинсона, которого все знают как Squarepusher. Он был Моцартом своего времени. Он изменил подход к музыке. В 90-е он создал то, чем мы пользуемся сегодня.

– Никита: Когда я начал слушать мат-рок, я предпочитал музыку, в которой все было построено на ударных - по крайней мере мой слух цеплялся именно за это. Чуть позже я начал воспринимать все вкупе, впитывая как техническую, так и эмоциональную сторону и перестал гнаться за максимальной техничностью в звучании, ведь для этих нужд есть большое количество других стилей. Так что сейчас мы не ставим границы. Главное - самовыражение.

– Вообще мат-рок только о музыке или о чем-то еще? Есть ли протест или подтекст?

– Лео: Тут нет четких тем. Но протест, конечно, есть. Протест против растрачивания человеческого потенциала. Я говорю о том, что, если мы можем сделать этот мир лучше, почему мы не делаем этого? Для меня с детства музыка была ответом на многие вопросы. И способом повлиять на других людей.