Собянин: пять лет назад запустили первые линии Московских центральных диаметров
Российские критики окрестили этот деликатес дарк-попом, пропитанным жирным кремом в виде звучания Depeche mode. Сами же музыканты утверждают, что играют синти-поп в надежде стать похожими на Александра Вертинского. Дуэт Elektromonteur в составе Михаила Борзенкова и Санчира Бадакова рассказал о страданиях электромонтеров, границах черного юмора, сходстве музыки и журналистики, лангустах и будущем отечественного синти-попа, заставив корреспондента m24.ru Маргариту Маслову то ли плакать, то ли танцевать. Как им это удалось? Увидите в этом материале.
Спецпроект m24.ru "Делитесь музыкой": пусть мир вас услышит
– Как вы пришли в музыку? С чего все начиналось?
Михаил: Мы познакомились с Санчиром на одной из подвальных репетиционных баз, играя в очередной англоязычной группе, почившей, как и многие, за пыльными коробами гитарных усилителей. Со временем выяснилось, что Санчир гениальный поэт, и именно его стихи пустили ток по нашим проводам.
Санчир: А потом нам просто надоело три раза в неделю ездить в Свиблово с тяжелыми инструментами и примочками для гитар, и в один момент мы решили, что теперь мы электронный дуэт, которому не нужны репетиции.
– Ваш стиль близок к синти-попу, почему вы играете именно электронику?
Михаил: Играть синти-поп, в небыстрое, отдающее тиной русло которого мы нечаянно угодили, вовсе не было целью. Изобразить пристойный синти-поп подручными средствами сегодня проще простого. И когда мы начали, он как-то сам собой образовался. Теперь, с приходом к нам на помощь санудпродюсера Вани Лубенникова, мы надеемся начать играть обыкновенную махровую попсу.
– Почему "Elektromonteur"?
Михаил: Наше название – результат порочной связи желания выделиться и продемонстрировать излишки интеллектуального багажа. Франкофонный бастард австрийской профессии, сохранившейся только в России. Обратите внимание, Elektromonteur пишется с буквой “k”, а не через “c”, как во всех остальных названиях групп со словом “электро”, которых легион. Поэтому никто не может его правильно написать.
– Что монтирует "Электромонтер"?
Михаил: Мы только выбиваем пробки и оголяем провода.
Санчир: И иногда вставляем вилки в розетки.
– В ваших песнях прослеживается влияние Depeche Mode. Насколько сильно повлиял на вас этот коллектив или были еще какие-то вдохновители?
Михаил: Я думаю, в основе нашего продукта лежат традиции европейского и русского шансона. А то, что все принимают за влияние Depeche Mode – это всего-лишь прическа "дыбом" и пара неоригинальных синтезаторных пресетов (набор настроек для определенного звука – m24.ru) из "лождика" (Logic Pro – программа для записи и обработки аудиоматериалов – m24.ru), которые затесались в наши первые песни. На самом деле мы хотели звучать, как Александр Вертинский.
Санчир: А лично меня всегда неплохо вдохновляла бутылка игристого.
– Вопрос меломанский: какие жанры вам ближе всего? Как менялся музыкальный вкус?
Михаил: Я настолько серьезный меломан, что мне не близок уже ни один жанр. В данный момент я слушаю большей частью абстрактную музыку – Морица Фон Озвальда, Джона Кейджа, или артистов лейбла Mikroton, специализирующихся на электроакустической импровизации.
Санчир: А я в этом плане не так всеяден и все никак не могу спрыгнуть с поезда на Сан-Антонио.
– Как сильно на вас повлияла музыка 80-х? Вы стараетесь возродить традицию или хотите вдохнуть в старое что-то принципиально новое?
Михаил: Музыку 80-х я всю жизнь терпеть не мог, пока неожиданно не оказался исполнителем синти-попа. Тогда я начал ее слушать и даже получать от этого определенное удовольствие. Мы никогда не собирались ни продолжать эту традицию, ни подражать каким-то конкретным образцам и теперь ломаем голову, как выбраться из этого синтетического гетто. Что касается изобретения чего-то нового, в таких категориях рассуждать в 2016 году уже невозможно. Все новое в музыке закончилось еще в конце XX века.
Санчир: Ничего не знаю о синтетических 80-х. Для меня 80-е – это "Радио Африка", "Князь Тишины", "Музыка драчевых напильников". Мой любимый период в истории русского рока, любовь к которому я тщательно скрываю.
– В ваших песнях больше лирики или иронии? Где начинается черный юмор и можно ли сказать, что он в ваших композициях есть?
Михаил: Лично я потерял чувство юмора около 10 лет назад и шутить не умею. Поэтому в наших первых песнях и царят семантическая сумятица и неразбериха. Но мы исправляемся.
Санчир: Да, в последнее время мы стараемся действовать без резких движений. В чем вы, я надеюсь, скоро убедитесь.
– Ваша музыка больше ориентирована на смех и танцы или на слезы и рефлексию?
Михаил: Хотелось бы ориентировать нашу музыку на хорошие сборы и продажи. Со смехом у нас плоховато, так что будем пытаться продавать слезы и рефлексию. Но без танцев вообще ничего невозможно продать. Поэтому будем делать качовый биток, а поверх – плакать горючими слезами.
– Есть ли какие-то случаи из жизни или реальные люди, которые стали героями песен? Девушка из Люблино (название одной из песен) действительно существует?
Санчир: Абсолютно все истории в наших песнях реальны. Особенно те, в которых встречаются слова "дно", "меланхолия" и Moёt & Chandon. Вот только девушки с кудряшками на ногах в Люблино никакой нет. За это прошу прощения.
– В песне "Лангуст" прослеживается тема любви. А как соединить сердца двух лангустов?
Михаил: Лангуст у нас только один! И то что, мы о нем знаем, убеждает, что соединить тут ничего не получится. Об этом и плачем.
– В вашем репертуаре есть как акустические, так и синтетические композиции. Что все-таки ближе? Где легче себя реализовать?
Михаил: По-настоящему осмысленный акустический сет из трех песен мы сыграли только недавно для проекта Sofar Sounds Moscow – это, конечно, совершенно другая фактура, и мы давно думаем, что надо бы сделать сайд-альбом со звуком как у Тома Уэйтса.
Cанчир: Как у Тома Уэйтса на первых альбомах. Осталось только научиться играть на рояле.
– У некоторых музыкантов существует своего рода "верность своему инструменту": одни, например, ведут диалоги с любимой гитарой, другие могут гладить синтезатор перед сном, придумывать ему имя и так далее. У вас есть подобные "музыкальные ритуальчики"?
Михаил: Санчир, скажи, ты гладишь вечером перед сном свой дорогой черный Fender (известная марка гитары – m24.ru)?
Санчир: Нет. Надо признать, что я никогда не был с ним нежен.
Михаил: На самом деле влияние инструмента в нашей музыке есть. Песни мы сочиняем с гитарой – в их основе всегда лежат блатные три аккорда и сугубо дворовый колорит. Синтами же мы это дело потом только прикрываем.
Санчир: Но, учитывая, что в одном популярном паблике ВКонтакте нас называют синти-шансоном, прикрывать пока не сильно удается.
– Сейчас вы работаете над новым альбомом. Какая там будет концепция?
Михаил: Свой первый альбом мы как раз сейчас записываем, найдя, после полутора года мытарств, родную продюсерскую душу и студию. На днях должен выйти анонсирующий сингл "Без резких движений" с двумя совершенно новыми песнями, а следом за ним и дебютный альбом – очень надеемся, что до нового года. А идея и концепция того, что мы делаем, очень простая – это танцы со слезами на глазах.
– Как проходила ваша работа с группой "Оберманекен"?
Михаил: С Анжеем Фон Браушем, который теперь олицетворяет собой "Оберманекен", мы познакомились на почве интереса к винилу и темным уголкам поп-культуры. Он коллекционирует так называемый “софисти-поп”. Он сам называет это “пеной новой волны”, то есть когда группы самого конца 80-х и начала 90-х, которые были великолепны технически и музыкально, погибли под натиском героиновой волны гранжа. Про них все забыли, казалось, навсегда. Собственно, за разговорами о них и копанием в пластинках, мы с ним и решили записать что-то совместное.
В этом году музыканты сделали кавер-версию на песню "Манекен" ярчайших представителей новой волны – группы "Оберманекен", а также записали сингл "Слишком близко" совместно с фронтменом "Оберманекена" Анжеем Захарищев Фон Браушем.
– Вы оба изначально – журналисты. А кого теперь внутри больше, музыканта или журналиста?
Михаил: Обе профессии ужасно сомнительные, так что лучше бы было поменьше и того, и другого.
Санчир: Ну, а я журналистику бросил пару лет назад и занялся более полезным для общества делом – розливом напитков в собственном баре, расположенном на 15 квадратных метрах в центре города. Не знаю, есть ли во мне музыкант, но журналиста во мне теперь точно нет.
– В таком случае, вопрос к Михаилу: как ты совмещаешь музыку и журналистику?
Михаил: Когда мы только начали электромонтировать и сильно сомневались в себе, я прикрывался идеей, что это журналистский эксперимент: как стать музыкантом в XXI веке. Мол, попробую, а потом напишу об этом. Вполне вероятно, что итогом нашей бурной деятельности станет не дискография, а разоблачительная статья, подобная тому набросу, что я сделал для одного известного сайта после первого года эксперимента. На данный момент это самый большой медиа-успех группы Elektromonteur: материал прочитали, прокомментировали и разместили на своих страницах десятки людей, в том числе Андрей Макаревич, Евгений Хавтан и Инна Желанная. Так, вместо музыкального, ко мне прилетел локальный журналистский успех.
– Ты можешь сравнить музыку и журналистику? Есть у этих сфер что-то общее?
Михаил: Моррисси и Патти Смит начинали свою музыкальную карьеру со статей в NME, так что тут очевидно есть некоторая связь. А на самом деле общее тут вот в чем: сегодня и тем, и другим можно с успехом заниматься, не имея никакой профессиональной подготовки. Уж не знаю, плохо это или хорошо.
– Говорят, писать о музыке – все равно, что танцевать об архитектуре. Вы согласны?
Михаил: Отвечаю серьезно: сегодня писать о музыке – совершенно бесполезное занятие. Никто о ней не читает, да и слушают все в пол-уха. Так что не стоит придавать ни самому предмету, ни рассуждениям о нем, той многозначительности, которой давно уже нет. Хотя, я всегда читаю любимого музыкального критика Дениса Бояринова, чтобы потом спокойно все описанное не слушать.
Санчир: А я вот как раз Дениса предпочитаю слушать, а не читать. Прости, Денис.
– Что ждет отечественный синти-поп в будущем и можно ли это будет называть синти-попом?
Михаил: Его ждет точно такое же будущее, как и любой другой музыкальный жанр – сугубо утилитарное. Музыка сегодня выполняет исключительно декоративную служебную функцию, впрочем, как и на протяжении тысячелетий человеческой истории. Феномен культа музыкальных исполнителей второй половины XX века был лишь случайным всплеском и уже ушел в историю. Сегодня музыка нужна, чтобы сопровождать застолья, праздники и поминки. Найдутся рестораны и для синти-попа.
Санчир: Там-то мы, видимо, и пригодимся с нашими танцами.
– Что бы вы хотели пожелать молодым-зеленым музыкантам и читателям m24.ru?
Михаил: Читателям хочется пожелать всем сердцем полюбить группу Elektromonteur и заходить к нам на концерты. А зеленым музыкантам нам пожелать нечего – мы и сами еще из-под земли ростки не пустили. Лучше бы нам чего-нибудь пожелали.
Маргарита Маслова
